Как и было предсказано. В мире родилась война нового типа

То, что началось 7 октября и продолжается по сей день, многие обозреватели и эксперты, включая самих израильтян, называют невиданной доселе террористической атакой ХАМАС на Израиль. Кто-то именует произошедшее хорошо подготовленным и блестяще проведенным с военной точки зрения диверсионно-разведывательным рейдом.

Но это не совсем верно, поскольку и первое, и второе имеет весьма ограниченную и четко обозначенную цель, при достижении или не достижении которой акт или рейд прекращается. Кроме того, в силу разных причин силы и средства на такого рода акции выделяются достаточно ограниченные.

Израиль в данном случае столкнулся с совершенно новым для себя явлением, а именно перерастанием терроризма в полномасштабную мятежевойну. Ещё в 1960 году в Буэнос-Айресе была издана книга русского военного теоретика Евгения Месснера под названием «Мятеж — имя третьей всемирной», в которой он дал развернутую характеристику этому явлению и сделал свой прогноз относительно того, что классический терроризм эволюционирует в мятежевойну со всеми негативными последствиями для тех, против кого она будет направлена. Очевидно, в ближайшем будущем это будет одним из путей развития военной и военно-политической мысли и практики.

Очень важное по значению и по-своему знаковое определение терроризму в своей статье «Размышления о терроризме» дает Наталья Мелентьева: «Терроризм — это сознательное использование нелегитимного насилия (чаще всего с заведомой ориентацией на зрелищный, драматический характер) со стороны какой-то миноритарной группы, стремящейся тем самым достичь определенных целей, заведомо недостижимых легитимным способом». «Из этого определения вытекает, что насилие, осуществляемое террористами, находится в прямой связи с ограничением социально-политических средств для достижения цели» — пишет она далее.

Это есть объективно-субъективная база, идеологический фундамент террора, долгие годы практиковавшегося радикальными палестинскими группировками. Они утверждали (и сейчас продолжают утверждать), что, во-первых, государство Израиль нелегитимно по определению, поскольку создано политической волей сильных мира сего на их земле, а государство, обещанное им, до сих пор не создано, что само по себе крайне несправедливо. Во-вторых, палестинцы живут так плохо потому, что существует Израиль в его нынешнем виде. Наконец, в-третьих, у них нет государства, а значит, нет легитимных вооруженных сил, нет денег для их оснащения, а, следовательно, единственным способом борьбы с нелегитимным Израилем, вопиющей несправедливостью и двойными стандартами может быть только терроризм.

Ряд экспертов, подтверждая тезис Мелентьевой, прямо говорит: почему в США не находит широкого распространения арабский и радикально-мусульманский терроризм, хотя и тех, и других там достаточное количество, включая последователей ортодоксальных взглядов и симпатизантов Палестине? Потому что у них есть социально-политические средства, по их мнению, достаточные для достижения жизненно важных целей. А у палестинцев таковых нет.

24 октября это отчасти подтвердил Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш, заявив на заседании СБ ООН: «Важно также признать, что нападения ХАМАС произошли не в вакууме. Палестинский народ на протяжении 56 лет подвергается удушающей оккупации». А 25 октября об этом же сказал лидер страны — члена НАТО Турции Реджеп Тайип Эрдоган. В своей речи в Великом национальном собрании под всеобщие бурные аплодисменты он заявил, что Турция не считает палестинское движение ХАМАС террористической организацией, назвав её членов «группой моджахедов (борцов за правое, священное дело), защищающей свои земли».

Но терроризм, даже в тех случаях, когда он выплеснулся за пределы региона, в частности, когда в 1972 году палестинцы похитили израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене, не принес его организаторам и миноритарным группам ожидаемых результатов.

Война СССР в Афганистане дала терроризму новое, государственное наполнение. Страны Запада во главе с США, Пакистаном и маоистским Китаем активно включились во всестороннюю поддержку моджахедов. Это были не только поставки всего на свете, от оружия до средств разведки и связи, но и активная работа в среде террористов сотрудников спецслужб, дипломатическая, информационная и PR-поддержка и сопровождение. Терроризм поднялся на качественно новый уровень своей оснащённости и подготовки, а также — что очень важно — начал частично легитимизироваться в глазах общественности. Весь этот опыт пошел в зачет.

Далее был опыт «Аль-Каиды»*, «Талибана»* и «Исламского государства»*. Терроризм преобразился качественно. Он стал более интеллектуальным и структурно высокоорганизованным. В 2016 году Всемирный банк опубликовал результаты своего исследования, из которых следует, что уровень образования членов террористической группировки «Исламское государство»* в среднем выше, чем у их земляков из стран, откуда они прибыли. «Бедность не является причиной радикализации и принятия экстремистских идей», — к такому выводу пришли аналитики.

Кроме того, те из боевиков, кто стал террористом-смертником, также отличались высоким уровнем образования, подчеркивалось в исследовании. Действия исламских террористов перестали носить характер классического террора. Это были уже хорошо спланированные, просчитанные почти войсковые операции, разработанные на профессиональном штабном уровне. Террористы стали прокси-группировками кровно заинтересованных в них стран. В исламской среде таковыми обзавелись и американцы, и англичане, и турки, и иранцы. Целый ряд из этих группировок прошли переформатирование, ребрендинг и стали вполне респектабельными, как тот же ХАМАС, преобразовавшийся в политическую партию и в 2006 году выигравший выборы в Палестинский законодательный совет, получив там большинство голосов. Укрепившись политически и идеологически, ХАМАС при активной поддержке Ирана, судя по всему, начал активно готовиться к войне нового типа, мятежевойне против Израиля.

Собственно, мятеж как форма протеста быстро купируется и либо разрешается мирным путём, как это было в случае с ЧВК «Вагнер», либо подавляется вооруженным способом, как это было в Кронштадте в 1921 году. Мятежевойна совершенно другое дело. Это не отдельный акт, не операция, это именно продолжение политики иными средствами, с оружием в руках. А политика — это долгосрочный процесс со своими тактическими и стратегическими целями и задачами, пролонгированными во времени, в данном случае непрерывно насыщаемый новыми военными, экономическими, информационными, дипломатическими и PR составляющими.

Так, например, 24 октября боевики ХАМАС освободили из плена двух старушек, выпили на камеру с ними чай и передали пленных гуманитарным организациям. На фоне ежедневных массовых и неизбирательных бомбардировок Газы, кучи трупов детей и целых семей, демонстрируемых всеми информагентствами мира, это практически беспроигрышный ход, переключающий сострадательный рефлекс обывателей в других странах с евреев на палестинцев. В логике современного новостного потока, который ежедневно стирает в памяти прошлые новостные эпизоды, такие ходы — необходимая политико-информационная составная часть мятежевойны. После таких сюжетов у обывателя постепенно эмоционально обесцвечиваются картинки зверств боевиков ХАМАС 7–8 октября.

Таким образом, мы видим, что проектанты мятежевойны — это люди «длинной» воли. Они бросили в бой не террористов-смертников и партизан в тапочках, а великолепно подготовленных, хорошо экипированных и вооруженных бойцов мятежевойны, каждый из которых имел свою задачу и мог действовать как в одиночку, так и в составе подразделения, а оно, в свою очередь, в рамках общего стратегического замысла. Цель этой развязанной ХАМАСом мятежевойны, по-видимому, не разгромить противника в понимании классической войны, а принудить его к выполнению воли победителя.

В тактическом плане мятежевойну многое роднит с так называемыми сетеконцентрическими войнами, когда небольшие отряды самостоятельно действуют на обширных территориях, при необходимости объединяясь для выполнения общей задачи.

Эта война во многих отношениях и для многих ее участников экспериментальная. Сейчас как израильская, так и западная военно-политическая аналитика пытается найти варианты адекватного реагирования на этот вызов.

Очевидно, что мятежевойна будет эволюционировать и дальше. В каком направлении, сказать пока трудно. По всей видимости конфликт на Украине и опыт обострения палестино-израильского конфликта уже сейчас заставляют военных теоретиков начать пересматривать военные доктрины и концептуальные подходы к возможным вооруженным противоборствам, к продолжению политики с оружием в руках. Все ведь готовились к войнам будущего высокотехнологичным, избирательно-точечным, быстротечным, гуманным, которые будут вести небольшие по численности, гаджетизированные профессиональные армии. А что получили на Украине? Первую мировую с дронами. Главное оружие — пушки 1949 года выпуска, окопные сидения и кровопролитные отгрызания друг у друга по сто метров территории.

Израиль, судя по всему, тоже готовился не к той войне. На текущий украинский опыт внимания не обращал. Поэтому «Меркавы» оказались беззащитными от ударов дронов (только сейчас начали спешно приваривать антидроновые козырьки — «мангалы»). А «Железный купол», хорошо себя показавший в 2011–2014 годах, сбив около 1200 ракет «Кассам» и БМ-21 «Град», с нынешними налетами справился уже далеко не так успешно. Достаточно посмотреть на сильные разрушения в израильских городах. Мобготовность и действия ряда даже старших офицеров в условиях внезапного появления противника также оказались не на высшем уровне. Очевидно, что такие вводные, когда противник неожиданно появляется в расположении части, атакует с тыла во время движения по внутренним коммуникациям, разными средствами поражения сразу с нескольких направлений, либо совсем не отрабатывались, либо это делалось в недостаточной степени. Были факты растерянности, потери управления целыми подразделениями и паники, что до этого было не свойственно ЦАХАЛ.

Судя по всему, в данный момент ХАМАС готов к наземной операции израильской армии. Вся Газа покрыта тоннелями, подземными складами, госпиталями со всем необходимым и так далее. Сейчас израильское военное руководство очевидно осознает, что в Газе ЦАХАЛ ждёт «второй Грозный», который министр обороны того времени Павел Грачев собирался взять одним парашютно-десантным полком.

В итоге израильское руководство тянет время и прощупывает почву для компромисса, при этом делая воинственные заявления для внутреннего пользования, поскольку израильское общество жаждет мщения. После теракта или даже разведывательно-диверсионного рейда ничего подобного не бывает. Такое бывает только в ходе войны. В данном случае мятежевойны.

Нам этот опыт тоже будет очень важен и полезен, и начинать изучать его надо прямо сейчас. В особенности то, как и почему в первые дни «палестинского блицкрига» опростоволосилась одна из лучших армий мира. Как выявлялись её слабые места? Как велся подбор сил и средств для ударов по этим слабым местам? Насколько это оказалось эффективным с чисто военной точки зрения? Какие новые элементы атакующих действий и ведения боя были применены? Какие виды вооружения и технических средств обеспечения показали себя наиболее продуктивно, а какие, напротив, не оправдали ожиданий? Причем с обеих сторон.

Окончательный, а может, промежуточный этап в виде заморозки этой новой мятежевойны станет временем переосмысления многих, не только чисто военных моментов. Всё-таки любая война — дело политическое, и после нее многое и у многих в их политике меняется.

*Террористическая организация