Бремя американского человека. Как США понимают свою миссию в этом мире
Недавно пулитцеровский лауреат Сеймур Херш написал, что за атаками на Крымский мост в сентябре 2022 года стояли США. До этого он же выступил с разоблачительной статьей, утверждая, что подрыв газопровода «Северный поток — 2» был результатом операции американских спецслужб, осуществленной по указанию президента Байдена.
Как же так?! Атака на инфраструктурные объекты страны, которая не находится в военном конфликте США и США никак в общем-то военной силой не угрожает — не терроризм ли это? Где возмущение общественности? Где слушания в Конгрессе, созванные по призыву оппозиции (республиканцев)? Где «независимые журналистские расследования» на манер «Уотергейта»? Почему это никого не волнует и не возмущает?
Почему во времена войны во Вьетнаме на улицы американских городов выходили многотысячные демонстрации протеста, а сейчас всем по фигу? По поводу военного вмешательства в Ираке уже протестов было меньше, но в политическом классе операция подвергалась публичной критике. Это было в порядке вещей. По поводу Афганистана протестов не было совсем, на политическом уровне все свелось к дискуссиям о том, «как лучше додавить гадину терроризма». Короткие всплески после публикаций о случайных ударах по мирным афганцам быстро стихали. Почему так?
С Вьетнамом все просто: там гибли американские солдаты. В Ираке тоже гибли, но гораздо меньше, к тому же это уже была контрактная армия. Потери в Афганистане исчислялись единицами. Но главное состояло в том, что там Америка «борется с мировым терроризмом». То есть она заведомо «на правильной стороне истории» и выполняет свою Великую Миссию (оба слова с большой буквы, да) в этом мире. Если не она, то некому. А если ты миссионер, то ты заведомо прав. В том числе в использовании тех средств и методов, в которых другим может быть отказано. Гляньте любой голливудский боевик, где какой-нибудь Рэмбо сражается с очередными моджахедами (вариант — северокорейскими злодеями, русскими вышедшими из-под контроля кэгэбэшниками, сербскими боевиками и пр.). Кровь льется рекой — с той стороны. В точном соответствии со слоганом «Господь, жги!». И зрителю их, врагов Рэмбо, по определению не жалко. Потому что те — на неправильной стороне истории. Это классический, но возвышенный вариант «наши против ненаших».
В настоящий момент для американского обывателя и Крымский мост, и газопровод «Северный поток» — на неправильной стороне истории, где правит «ужасный русский диктатор Путин», с которым теперь борется Америка. Правда, опосредованно — руками украинцев. Но это ей не впервой.
Важно понять — и принять, чтобы не отрываться от реальности и трезво ее оценивать: мессианизм всегда был присущ американской внешней политике. Они так устроены. «Они так видят». И американский обыватель всегда верил, что если «понаехавшим» в Америку миллионам и миллионам иммигрантов, гонимым у себя на родине и стремившимся к лучшей жизни, удалось сделать страну процветающим «Градом на холме», то она имеет моральное право попытаться обустроить на свой манер и весь остальной мир. И совершенно непонятно даже, почему столь значительные его части так упорно сопротивляются собственному счастью. Будет же хорошо, сытно и даже свободно. Поскольку индивидуальную свободу как основу американского образа жизни ни один нормальный (не будем пускаться в рассуждения о понимании нормальности по-американски) американский обыватель, кроме отпетых леваков, маргиналов и конспирологов, под сомнение не ставит.
При этом мессианизм как принцип внешней политики в истории человечества не новость. Разве Римская империя не была мессианской? А затем Священная Римская империя в Средние века. Но мессианской в определенной степени была и внешняя политика Российской империи, особенно со второй половины ХVIII века (с православной идейной основой). Идея пролетарской революции в раннем СССР, а затем борьба за расширение «мира социализма», причем даже и за свой счет путем выдачи безвозвратных кредитов «социалистически ориентированным» африканским и прочим вождям — это ли не мессианизм? А там, где мессианизм, там всегда найдется место (ну хоть в какой-то мере) лозунгу «Цель оправдывает средства», ибо цель — великая. А джихадизм — это разве не проявление «мессианства», только в его беспримесной террористической итерации?
Но мы сейчас об Америке. Ее внешнеполитический мессианизм по-своему уникален, поскольку впервые в истории он базируется на неоспоримой (потому что некому оспорить по существу и всерьез внутри общества) истине, согласно которой Америка (Град на холме) несет миру свободу, прогресс и демократию. А посему на пути к этой цели в общем-то ни один Крымский мост не жалко.
Благодаря уникальному географическому положению (у США лишь два сухопутных соседа, один всегда был дружественным, а другой дружественный давно, при этом сильно зависимый) политическому классу Америки изначально удалось затвердить почти консенсусный принцип во внешней политике: все партийные разногласия кончаются «у кромки воды». В том числе он подразумевает, что выносить свои партийно-политические (в том числе и по внешнеполитическим вопросам) споры вовне и тем более привлекать к ним иностранцев — абсолютное табу. Отсюда же возникла довольно большая стена между основополагающими принципами внутриполитического поведения Америки у себя дома и теми методами, которые Америка применяет подчас во внешнем мире.
Это только со стороны кажется, что там полно противоречий и преисполнено двойных стандартов. Изнутри, из окон Града на холме — все гладко. И никогда ведь не было большой моральной гармонии между поведением Америки на своей территории и во внешнем мире. Смущало это лишь меньшинство утонченных интеллектуалов, у которых в американском политическом дискурсе тоже есть свой заповедный уголок, там их никто не трогает и писать/выступать не запрещает. Моральное большинство все равно заведомо сильнее.
Страна на протяжении всей своей истории успешно расширяла степень свободы у себя дома и одновременно строила, по сути, империю за рубежом. Правда, всегда подавалось так (и избиратель в это всегда верил), что это «империя добра и справедливости».
В начале ХХ века Америка вступила на путь прогрессивных и демократических реформ, но также и политического колониализма. Первым мощным двигателем которого стал президент-символ Теодор Рузвельт. Поэтому в то самое время, когда американские женщины получили право голоса, американские солдаты оккупировали сразу три страны Латинской Америки. Когда в 1950-х президент Дуайт Эйзенхауэр решительно направил на Юг Национальную гвардию, чтобы покончить с расовой сегрегацией, ЦРУ плело заговор, чтобы покончить с неугодным, хотя вполне тогда демократическим режимом в Иране. Президент Линдон Джонсон принял без преувеличения великий закон о гражданских правах, а также кучу социально-ориентированных законов по программе «Великого общества» (Great Society, его важнейшими целями были заявлены проведение социальных реформ с целью искоренения бедности и расовой сегрегации, были инициированы программы по реформированию образования и системы здравоохранения, решению проблем урбанизации и т.д.), но он же начал ковровые бомбардировки Вьетнама. Первый чернокожий президент Америки Обама вообще вел сразу несколько «мини-войн» на Ближнем Востоке.
При этом, вопреки распространенному у нас и не только у нас представлению, Америка практически никогда не затевала свои внешнеполитические акции и войны только для того, чтобы «сплотить режим» внутри страны (логика «маленькой победоносной войны» в этом смысле работает только в кинофильме «Хвост виляет собакой»). На первом месте всегда стояла некая миссия, в основе которой лежало собственное понимание того, что «Америка знает, как другим надо сделать хорошо». Даже если с этой миссией рука об руку шли конкретные интересы частных корпораций (а они шли всегда), это были «наши корпорации», самые лучшие и эффективные, которые «у них там все наладят, как наладили у нас».
Мифология американской исключительности складывалась начиная с Войны за независимость. И она дала многим американцам именно мессианскую веру в их способность распространять демократию. А поскольку американское общество изначально складывалось еще и как весьма религиозное общество, то американский мессианизм изначально имел прочные христианские корни. В конце концов, понятие «священной войны» есть ведь не только в исламе, но и в христианстве. Вот они так ее и поняли. Если упрощенно, то Вашингтон в этом мире (и Пентагон заодно) выполняют «Божью работу» на Земле, стремясь сделать весь мир (не меньше) безопасным и построенным на принципах демократии, как ее понимает (и практикует у себя дома) сама Америка. В этом смысле Америка может считать себя продолжателем дела хоть бы и «старика Гегеля», обожествлявшего государство, и папы римского. И вообще любой государственной церкви. В принципе, и Карла Маркса тоже можно сюда же записать: он тоже выступал за преобразование мира на основе определенной идеи.
Наиболее красноречиво излагать идеи американского мессианизма в ХХ века умел президент Джон Кеннеди. Не зря в самой Америке его администрацию прозвали Камелот (помните «рыцари Круглого стола» при дворе короля Артура?). В своей инаугурационной речи в январе 1961 года он так обрисовал свое мессианское видение американской внешней политики:
«Пусть каждая нация знает, желает ли она нам добра или зла, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, преодолеем любые трудности, поддержим любого друга, выступим против любого врага, чтобы обеспечить выживание и успех свободы… Тем народам в хижинах и деревнях половины земного шара, которые борются за то, чтобы разорвать узы массовой нищеты, мы обещаем сделать все возможное, чтобы помочь им помочь себе, на какой бы период это ни потребовалось — не потому, что это могут делать коммунисты, не потому, что мы ищем их голоса, а потому что это правильно. Если свободное общество не может помочь многим бедным, оно не может спасти и тех немногих, кто богат… Пусть обе стороны [Восток и Запад] объединятся, чтобы во всех уголках земли внимать повелению Исаии — «разложить бремена тяжкие… [и] угнетенных отпустить на волю»… Теперь труба снова зовет нас — не призывом к оружию, хотя оружие нам и нужно, — не призывом к битве, хотя мы и сражаемся, — но призывом нести бремя долгой сумеречной борьбы, год за годом вести борьбу с общими врагами человека: тиранией, нищетой, болезнями и самой войной…».
Но эти начала присутствовали в политическом дискусе Америки всегда. Мало кто знает, сколь велика была, скажем, роль духовенства в подогреве общества на пути к Гражданской войне Севера и Юга и поддержании ее немыслимого уровня ожесточения. Но ведь она подавалась именно как «священная война». Вот, к примеру, цитата из одного религиозного журнала северян той поры: «Мы должны взять моральное, священное, святое право нашей борьбы перед престолом Божьим… Мы имеем право просить и ожидать, что Бог позволит своим ангелам расположиться станом вокруг нашей армии; тогда он сделает наше дело своим — более того, оно уже принадлежит ему».
А вот как уже в 1900 году сенатор от Индианы Альберт Беверидж оправдывал колонизацию Филиппин (где Индиана — и где Филиппины): «Филиппины наши навсегда — страна, принадлежащая Соединенным Штатам — как их называет Конституция, а сразу за Филиппинами лежат безграничные рынки Китая. Ни от того, ни от другого мы не отступим. Мы не откажемся от своего долга на архипелаге… Мы не откажемся от миссии нашей нации, попечителя цивилизации перед Богом… Разве Бог готовил англоязычный и тевтонский народ в течение тысячи лет ни к чему иному, как к суетному и праздному созерцанию и самоуправлению? Нет! Он сделал нас главными организаторами этого мира, чтобы установить порядок там, где сейчас царит хаос. Он дал нам дух прогресса… он сделал нас искусными управленцами, чтобы мы могли осуществлять управление среди диких и немощных народов… Он отметил американский народ как избранную нацию, которая, наконец, возглавит возрождение мира. В этом божественная миссия Америки».
Чувствуя себя миссионером, Америка вошла и в Первую мировую войну. В своем военном послании Конгрессу в апреле 1917 года президент Вудро Вильсон, который был мечтателем не хуже Ленина, заявил, что «мы рады… бороться за окончательный мир во всем мире и за освобождение его народов… Мир должен стать безопасным для демократия». Вильсон — кстати, вполне искренне — искал не просто мира, но именно «мира во всем мире» (это ведь его формула). По его словам, это была война, которая должна была стать «войной за прекращение войн», которая должна была — ни много ни мало — возвестить наступление Тысячелетия, как оно трактуется в Евангелии (Второе пришествие Христа, когда все люди на Земле должны стать добрыми и праведными).
The Lutheran Quarterly в июле 1918 года еще лучше формулировал подобные мысли: «Первая мировая война — это состязание в мире духовных идей, столкновение между духом немецкого бога Одина и христианским Богом, явленным в характере и учении Иисуса Христа. Два идеала не могут существовать вечно. Либо одно, либо другое должно погибнуть. Мы же знаем, что мы на стороне ангелов». Экстраполируйте это, пытаясь залезь в голову американского обывателя-избирателя, на весь ХХ век и заодно на нынешнее время. Ну вы поняли…
Так вот, большинство американских обывателей по-прежнему считает, в том числе касательно событий на Украине, что они, вся Америка — на стороне ангелов. Не в буквальном смысле, конечно. Но этого достаточно, чтобы воспринимать события, с описания которых начинается эта статья, в какой-то мере как «промысел Божий». А против него не принято ни протестовать, ни тем более проводить в отношении него расследования.
- Над подмосковным Раменским силы ПВО отразили атаку украинского беспилотника
- Сын Трампа назвал имбецилами разрешивших Украине бить ATACMS вглубь России
- В России растёт число библиотек будущего
- Во Франции выступили с призывом после разрешения Байдена бить вглубь России
- В Абхазии группа лиц попыталась захватить здание телерадиокомпании