Детский омбудсмен Москвы: Падение детей из окон — непреднамеренное убийство

Как легко, дёшево и эффективно защитить детей от падений из окон, почему в современном обществе не сформировалась ценность детства, а также как вырастить счастливого ребёнка, главному редактору ИА Регнум Марине Ахмедовой рассказала уполномоченная по правам детей в Москве Ольга Ярославская.

Марина Ахмедова: Ольга Владимировна, каждый день наше агентство публикует жуткие новости о детях: ребёнок выпал из окна, мальчика на тротуаре сбил электросамокат, над малышом издевались в семье… Честно говоря, становится очень тяжело. А вы буквально живёте в этом. Как жить в мире, где обижают маленьких?

Ольга Ярославская: Мне захотелось заплакать.

Марина Ахмедова: Сама сижу и плачу, читая это.

Ольга Ярославская: С моим уровнем эмпатии очень тяжело работать на этой должности. Ведь даже если я пропущу какую-то жуткую новость, позвонят журналисты и потребуют комментарий. Тогда я сразу разбираюсь в ситуации. Но в целом не хочу говорить, что всё ужасно. В Москве более трёх миллионов детей, большинство из них счастливы, находятся в тепле, уюте и любви. Но даже несчастье одного ребёнка трогает сердце, не оставляет равнодушным.

Марина Ахмедова: Что придаёт вам сил продолжать работу?

Ольга Ярославская: Спасают моя семья, православная вера и духовник. Отдельно хочу сказать, что я не добивалась своей должности — меня просто пригласили, утвердили. За годы работы я пришла к выводам, на самом деле очень грустным. Не хочу навлечь на себя общественного гнева, но, мне кажется, в нашем обществе не сформировано понятие ценности детства.

Марина Ахмедова: Что вы имеете в виду?

Ольга Ярославская: В первую очередь у многих родителей отношение к ребёнку как к божеству. Причём родители думают, что это хорошо…

Марина Ахмедова: Я регулярно вижу проявления этого на детских площадках. Приходит родитель, искренне уверенный, что весь мир крутится вокруг его ребенка. Если, не дай Бог, разгорится конфликт, дети подерутся, взрослые мужики и тётеньки бегут выяснять отношения с малышом.

Ольга Ярославская: Да-да. Это такой родительский эгоизм. Как сказал Господь? Роди ребенка и отпусти его. А дьявол сказал: роди ребёнка и задуши его в своей любви. Об этом нужно задуматься родителям.

Вернёмся к ценности детства. У нас выросло поколение родителей, которым сейчас 35–40 лет. Росли они в период развала Союза, когда перестали существовать разные идеологические поддерживающие организации. Та же пионерия, комсомол, бесплатные кружки… Страна перешла на рельсы капитализма, родители бросились зарабатывать деньги. Заниматься детьми было зачастую некогда. Поэтому у детей не сформировались семейные ценности. Они, выросшие в тяжёлых условиях, в том числе материальных, думают: «Куплю ребёнку лучший гаджет, свожу на курорт — вот что нужно». Готовы кому угодно глотку за своё чадо перегрызть. Но ценность состоит не в этом.

Марина Ахмедова: А в чём?

Ольга Ярославская: В уважении к ребёнку, к его интересам. А прежде всего в обеспечении его безопасности.

Марина Ахмедова: Безопасности в физическом смысле?

Ольга Ярославская: Да, мы с вами начали с этого. Выпадение из окон, электросамокаты, бытовые травмы. Уже в августе был жуткий случай: двухлетний ребёнок потянул за шнур большой старый телевизор, малыша накрыло. Он выжил, но жизнь будет доживать в вегетативном состоянии.

Марина Ахмедова: Проблема в равнодушии, невнимательности взрослых?

Ольга Ярославская: Да. Помните, раньше были бабушки на лавочке у подъезда: попробуй во дворе что-то сделать не так! Когда родители вернутся с работы, им расскажут, что делал их сын или дочь: куда бегал, какими словами выражался. Была всеобщая ответственность за детство. Я росла в таком коллективном дворе, где все за всех отвечали, не было равнодушных взрослых. А сейчас никто детям даже замечаний не делает.

Марина Ахмедова: Почему?

Ольга Ярославская: Потому что боятся. Во-первых, родителей, которые могут неадекватно воспринять. Во-вторых, сами дети тоже хороши — могут так ответить, что мало не покажется.

Марина Ахмедова: Еще я думала: когда произошёл перелом, что мы перестали отпускать детей гулять одних во двор — там же столько опасностей… А создают их взрослые.

Ольга Ярославская: А раньше были другие взрослые?

Марина Ахмедова: Видимо, да. Идеологически другие.

Ольга Ярославская: Вот вы и ответили на свой вопрос. Вот почему нет ценности детства. Взрослые считают, что всё время должны защищать ребёнка, предупреждать, ограничивать, напрягать. А ребёнок не может всё время жить в состоянии опасности. Он же свободный человек. Кем мы хотим его вырастить? Свободной, творческой, интересной, смелой личностью. А как это сделать? В походы мы ходить перестали, потому что страшно. Куда делся детский туризм?

Мы, взрослые, не понимаем, что детство — это такой мир, который быстро заканчивается, но который нужно оберегать. Независимо, твой это ребёнок или нет. Чужих детей не бывает: если этот лозунг будет всеобщим, мы будем жить в другом мире. И дети будут жить в другом мире.

Марина Ахмедова: А вы думаете, возвращение в этот мир в принципе возможно? Ведь в том же дворе действительно опасно… Как вернуться?

Ольга Ярославская: У меня нет рецепта. Но могу сказать, что детям тяжело. Поэтому, может быть, столько несчастий с ними происходит. К тому же соблазнов много, преодолеть их непросто. К тому же никто не отменял возрастной физиологии, психологии. Это человеческая природа, когда из-за гормонов подростка буквально разрывает. Плюс огромное тяжёлое информационное поле, детям нужно во всём этом разобраться. Если рядом нет важного взрослого, понимающего родителя, кому бы ребёнок доверял, он может и не справиться.

Марина Ахмедова: Хочу поговорить о моей отдельной боли — выпадениях детей из окон. Буквально же из каждого утюга предупреждают: москитная сетка не выдержит ребёнка, а всё равно происходят трагедии. Малыш упёрся — и вылетел.

Ольга Ярославская: Каждый новорожденный ребёнок получает от мэра Москвы набор с нужными вещами. И в нём есть блокиратор для окон. Казалось бы, родители должны задуматься: ага, если его положили, значит, нужно поставить на окно! Тем более он легко устанавливается. Но нет. Люди продолжают думать, что антимоскитная или антикошачья сетка выдержит малыша.

Марина Ахмедова: В квартирах, где живут маленькие дети, вообще не должно быть сеток?

Ольга Ярославская: Сетки могут быть, пожалуйста. Но если у вас маленький ребёнок, окна должны быть закрыты. Как мне сказали производители, лучший вариант — ручка с замком. Потому что даже при закрытом окне ребёнок может залезть на подоконник и открыть окно. А если у вас ручка с замком, он этого точно не сделает.

Только за этот сезон у нас уже 18 случаев выпадения из окон, 5 погибших детей.

Марина Ахмедова: Почему родители не слышат и не прислушиваются к понятным советам? Это же спасает жизни детей.

Ольга Ярославская: Родители много чего не слышат. Я даже думала: возможно, стоит ужесточить ответственность за ненадлежащий надзор за ребёнком, перевести её в категорию уголовной ответственности. Определять как непредумышленное убийство. Для меня это действительно непреднамеренное убийство.

Марина Ахмедова: Это не слишком жестко?

Ольга Ярославская: Я рассуждаю так: родители знают, что живут на высоком этаже. Знают, что у них маленький ребёнок, что он теоретически может выпасть из окна. И кто виноват, если происходит трагедия? Ребёнок, который выпал?

А есть еще одна частая история. Родители ставят ребёнка на подоконник: птичек ему показывают, ручкой дают кому-то помахать. Мир за окном — такой интересный. Но когда мы такое поведение разрешаем, у него закрепляется: ага, туда можно и там интересно.

Марина Ахмедова: Думаю, о подоконниках — совсем очевидно, что делать этого нельзя. Они же будут туда лезть, пытаться играть.

Ольга Ярославская: А вот для многих неочевидно. Или тот же блокиратор: он стоит 150–300 рублей, поставьте — не будет трагедии.

Марина Ахмедова: Вы говорите, стоит ужесточать ответственность. Но это значит наказывать людей, которые потеряли ребёнка…

Ольга Ярославская: Да, понимаю. Возможно, у меня сейчас гипертрофировано восприятие детских несчастий. Но в любом детском несчастье виноват взрослый. Этого его ответственность.

Знаете, иногда слышу просто возмутительную формулу: «Я вырос, и он вырастет, ничего страшного». Но мы росли в совершенно другое время, тогда были деревянные окна, только форточка открывалась. Абсолютно безответственная позиция.

А сколько появилось соблазнов для детей? Тот же каршеринг: по закону электросамокат напрокат можно взять только с 18 лет, но на самом деле катаются 10–12 летние, используя аккаунты родителей.

В том году за весь сезон, а у нас сезон ещё не закончен, было 99 пострадавших детей. Сезон — до октября. На сегодняшний день у меня пострадали уже 154 ребёнка. Это и сбившие, и сбиваемые. Дети, которые прошли через поликлинику. Но хочу сказать, что погибших нет, слава Богу.

И снова об ответственности. В Правилах дорожного движения написано, что ребёнок 3–7 лет имеет право кататься на самокате или велосипеде только под надзором. Подразумевается, что родитель должен ребёнка научить всем правилам безопасности. В том числе носить шлем. А что получается фактически? Прихожу в реанимацию, лежит трехлетний малыш. Он в коме с тяжелейшей черепно-мозговой травмой. Ездил на обычном пластмассовом самокате. Папа с ним гулял, засмотрелся в телефон. Ребёнок наехал на камень, упал, ударился головой о бордюр… Дети до 16 лет всегда падают головой вниз, потому что она тяжелее.

Марина Ахмедова: Какой выход? Не покупать самокаты?

Ольга Ярославская: Нет, конечно, не нужно останавливать прогресс. Но если вы с ребёнком, смотрите за ним, а не сидите в телефоне.

Марина Ахмедова: Вы говорили, что нет секций, дети перестали самостоятельно гулять во дворе. А сейчас говорите, что нужен глаз да глаз, надзор…

Ольга Ярославская: До 7 лет — да. Продолжу о Правилах дорожного движения: с 7 до 14 лет ребёнок может уже сам передвигаться. Но задача — научить его правилам безопасности до 7 лет, чтобы с 7 до 14 с ним ничего не случилось. А много ли родителей учат детей правильно переходить по «зебре», пешком, а не нестись на самокате или велосипеде? Водители просто не успевают среагировать, сбивают детей. Им с этим потом жить — и родителям погибших.

Марина Ахмедова: Вы не думаете, что езду на электросамокатах и электровелосипедах по тротуарам нужно запретить?

Ольга Ярославская: Меня запреты всегда настораживают. Вот сейчас начали ограничивать скорость, нужно последовательно решать проблему.

В целом я не против самокатов. Говорю мужу, чтобы осваивал езду на нём. Это удобно, можно быстро до больницы, например, доехать. Но нужно организовать специальные зоны, чтобы самокаты и прочий транспорт не мешали людям.

Марина Ахмедова: Я тоже не предлагаю запретить совсем, лишь выступаю за то, чтобы убрать самокаты с тротуаров. Родители с детьми просто не могут по ним гулять.

Ольга Ярославская: И пожилые люди. Они чаще всего становятся жертвами «налётов».

Марина Ахмедова: А когда это перелом шейки бедра, для пожилого человека — критично.

Ольга Ярославская: Нужно говорить с властью: должна быть сделана развитая инфраструктура для электросамокатов, выделенные линии. Они достаточно узкие, это же не отдельная линия для автобусов.

Марина Ахмедова: Неприятный вопрос, но не задать его я не могу. Наше информационное агентство получило статистику, что в Москве с начала года резко выросло количество преступлений, совершённых мигрантами по отношению к детям. В первую очередь речь о педофилии.

Ольга Ярославская: Я такую статистику пока не запрашивала, как правило, беру её за год. Нужно разбираться, это открытая или киберпедофилия. Часто бывает, что пишут якобы люди одной национальности, а скрываются за профилями совсем другие. С Украины, к сожалению, часто «стучатся», разлагая и морально убивая наших детей.

Марина Ахмедова: Такие «постукивания» со стороны Украины — действительно большая проблема для наших детей, подростков?

Ольга Ярославская: Конечно, огромная проблема. Здесь тоже срабатывает наша с вами взрослая иллюзия. Вот мы думаем, что ребёнок дома сидит, с ним всё в порядке — у нас же на улице опасно! Даём ему планшет, ноутбук. А вы знаете, кто там ему пишет, звонит?

Любой гаджет вашего ребёнка должен быть защищён определённым программным обеспечением. Нужен сложный пароль, раз в полгода его стоит менять. А ребёнку нужно объяснить, как включить все настройки, которые блокируют нежелательные, незнакомые и неопределяемые номера.

Ребята же много не понимают — что могут стать жертвами шантажа и кибербуллинга. Или, если отправят кому-то свои фотографии, они навсегда останутся в интернете. Хочется поделиться яркими фото, да, похвастаться, но незнакомым людям их отправлять нельзя. Можно навредить себе и своей семье.

Есть и другой случай: родители зарабатывают. Например, ведут детский блог, используют фото собственных детей. Это приучает малышей к тому, что их эмоции продаются, мама их подлавливает для фотографий и видео, а искренние чувства из-за этого могут подавляться. «Хорошее» нужно показывать, а негативные эмоции — скрывать. Это моральная травма для ребёнка.

Марина Ахмедова: А что с этим делать?

Ольга Ярославская: Только заниматься просвещением, объяснять, как это влияет на детей. А вообще, обычно у мамы, которая монетизирует образ своего ребёнка, в одно ухо влетает, в другое вылетает… Страшно, что иногда подростки потом мстят родителям за испорченное детство.

Марина Ахмедова: Ольга Владимировна, вы довольно долго работали директором школы. Что главное узнали о детях?

Ольга Ярославская: Детям нельзя врать, это главное. Вообще их практически невозможно обмануть. Можно попытаться лукавить, но дети всё равно это раскусят. В то же время если они кому-то верят, то делают это целиком. Почему у некоторых блогеров огромная популярность среди детей, даже если они ругаются матом, говорят резкие вещи? Потому что они верят в то, что говорят, дети это чувствуют. А если взрослые говорят хорошие умные вещи, но делают это неискренне, дети не доверяют.

Марина Ахмедова: А как общаться с детьми, чтобы они вам доверяли?

Ольга Ярославская: Всё в нашей жизни начинается с любви. Любовь — это принятие ребенка, каким бы он ни был, нежелание его переделывать. Это не значит, что его не нужно воспитывать. Просто не нужно переделывать под свои идеалы: «Я не стала балериной, ты станешь! Я не полетел в космос, ты полетишь». Это слом ребёнка.

Ответственное родительство — это когда ребёнка признают личностью, имеющей право на своё мнение. А если ребёнок — моя собственность, он ни на что это не имеет права. Мама и папа скажут, как жить, как думать, во что одеваться. А любое несогласие считается попыткой к бегству. При этом родители не осознают, что они на самом деле не любят ребёнка, а просто владеют им. Всем они говорят: посмотрите, он ни в чём не нуждается… Это потребительство, а не любовь.

Марина Ахмедова: А дети это перенимают, сами становятся такими же?

Ольга Ярославская: Вы знаете, тут есть приятная неожиданность. Нынешние дети и подростки часто уже выросли в сытости, им всего хватало. Им не нужно стяжать — у них уже всё есть. У нас сейчас хорошо развито подростковое волонтёрство, потому что детям хочется отдать. Это можно назвать выздоровлением планеты, страны: мы имеем потребителей-родителей и бессребреников-детей, которых хотят больше отдавать, чем потреблять. Я исследований на эту тему не проводила, но постоянно это вижу.

Марина Ахмедова: Вы усыновили двух детей — мальчиков 12 и 17 лет, братьев. Почему решили это сделать?

Ольга Ярославская: Я даже не думала об этом раньше. Я очень взрослый человек, у меня взрослые внуки. Но так сложилась судьба. Ребята не были гражданами России — они вьетнамцы. Я понимала, что их вряд ли кто-то усыновит, в том числе потому что за них не положены никакие выплаты. К тому же они взрослые парни, а все обычно хотят взять в семью маленьких детей.

Моя вера в любовь, сердце подсказали, что не нужно ничего бояться — любовь всё преодолеет. Изначально я искала семью ребятам. Они не граждане России, а у нас по законодательству после достижения совершеннолетия их должны депортировать. А их некуда было депортировать! Никого на родине нет, кроме очень старой бабушки, 92 года. Языка они не знают — только русский. При этом родились парни в Москве. Депортировать их — обрекать детей на беду.

Марина Ахмедова: А как вы узнали о них?

Старший мальчик написал мне как уполномоченной по правам детей письмо с просьбой помочь. Писал, что они хотят остаться в Москве, в России. Стать россиянинами. По закону, если не найдётся опекун, в 18 лет они получают статус лица без гражданства, становятся, грубо говоря, бомжами. Они же не прописаны нигде, ничего не имеют. Я еще торопилась, потому что старший оканчивал 9-й класс. Понимала: если сейчас не помочь с репетиторами, мальчик просто может не сдать экзамены.

Марина Ахмедова: А почему вас, извините за этот жуткий вопрос, постороннюю женщину, это беспокоило?

Ольга Ярославская: У меня такая работа.

Марина Ахмедова: Но это же была не работа.

Ольга Ярославская: Нет, тогда как раз работа. Любое обращение ребёнка я воспринимаю лично, вовлекаюсь в каждую проблему. Этих мальчиков мать воспитывала одна, она умерла. И в один миг у детей закончилась их нормальная жизнь. Я консультировалась с коллегами из разных регионов — что делать? Первое, объяснили мне, — присвоить статус детей-сирот. Второе — срочно найти им опекуна.

Марина Ахмедова: Вы искали?

Ольга Ярославская: Я честно искала, месяца два. Писала посты, привлекала людей со множеством подписчиков. И — абсолютная тишина, ни одного отзыва. Тогда я приехала к парням в социальный центр семейного содействия. Грустно было, потому что они ждут от меня хороших новостей. А когда поняли, что их не будет, старший мне говорит: «Не расстраивайтесь. Мне тут ребята всё объяснили. Мы подростки, не русские, не граждане России. Денег за нами нет. Никому мы не нужны, никто нас не возьмёт». И это был удар в десятку.

Марина Ахмедова: Тут вы перестали работать.

Ольга Ярославская: Да. перестала работать. Ребёнок так не должен говорить, даже в момент отчаяния. Недетского отчаяния. Причём они так спокойно это говорили — от этого стало еще ужаснее. Буквально в тот же день после работы я заехала к ним. На следующий день вся моя семья уже была в этом центре, мы перезнакомились. А через две недели они уже были у нас.

Марина Ахмедова: Когда мальчики начали называть вас мамой?

Ольга Ярославская: Они меня мамой не называют. Меня и внуки-то бабушкой не называют, все называют Олей. Меня это устраивает. Но другим, когда парни обо мне рассказывают, говорят, что я их мама. Меня это очень радует. У нас есть фотография их мамы, мы празднуем её день рождения, часто о ней говорим.

Марина Ахмедова: Когда вы работали в школе и вас что-то ранило, вы плакали?

Ольга Ярославская: Да, всегда. Во всём, что касается детей, я плакса. Пытаюсь с этим бороться, но ничего не получается. Причём плачу не только от плохого, но и от сентиментальности, умиления. Знаете, когда проходят детские выступления к праздникам, директор всегда сидит в первом ряду. И вот я сижу до конца, пока все не выйдут из актового зала, потому что боюсь повернуться: сижу от счастья полностью зарёванная.

Марина Ахмедова: Очень хорошо, что человек даже во взрослом возрасте может проявлять свои эмоции. Я раньше тоже стеснялась. Мне кажется, когда взрослый человек способен чувствовать и понимать ребенка, детскую эмоцию, пропускать её через своё сердце, это дорогого стоит.

У меня есть еще один жуткий вопрос: порой в новостях читаю такое, что просто омрачает жизнь. Что происходит с родителями, которые измываются над своими детьми, забивают их до смерти? Это патология? Или любой взрослый может себя до этого довести?

Ольга Ярославская: Это ужасно. Это преступники, нужно называть вещи своими именами. Но, опять же, это происходит из-за того, что ребёнка ощущают собственностью: с ребёнком можно сделать что угодно. Кстати, если вы этого избиваемого ребенка спросите, любит ли он того, кто его бьёт, он скажет: «Да».

Марина Ахмедова: А за что любит?

Ольга Ярославская: Ребёнок ни за что не любит, он просто любит.

Марина Ахмедова: А есть женщины, мамы, которые знают, что их мужья насилуют детей, измываются над ними, но продолжают так жить…

Ольга Ярославская: Это всё относится к разряду уголовного кодекса.

Марина Ахмедова: А я что-то не видела подобных дел, где бы осудили мать.

Ольга Ярославская: Бывают случаи, когда за пособничество в доведении до самоубийства ребёнка осуждают маму. В моей практике, к сожалению, был такой: мама покрывала отчима-педофила, который систематически насиловал падчерицу. А девочка созналась только потому, что была одиннадцатиклассницей, успешно заканчивала школу и уезжала поступать в Томский университет. У неё подрастала сестра: чтобы спасти девушку, рассказала об этом ужасе.

Марина Ахмедова: Что мы должны сделать, чтобы дети стали счастливее?

Ольга Ярославская: Всё начинается с любви. Нужно любить ребенка, но любить разумно. Не делать из него кумира, ответственно относиться. Воспитывать, слышать ребенка. Заглядывать ему в глаза каждый день. Вообще у нас есть 10 заповедей, там всё написано: опирайтесь на них.

Нужно спрашивать: что ты сегодня чувствовал? С кем ты сегодня разговаривал? А как дошёл до школы? Не натёр ли сегодня ногу? Как тебе новая куртка? А как тебя ребята оценили? Как там твой сосед по парте? Нужно быть абсолютно вовлечённым. Что вы делали на уроке труда? Что у тебя получилось, что не получилось? А что у тебя по контрольной работе? И вам должно быть на самом деле всё равно, что у него по контрольной работе. Оценки — это вообще зло, но это отдельная тема для разговора. Скажу только, что за оценки ругать нельзя.

Марина Ахмедова: А какого ребёнка можно назвать счастливым?

Ольга Ярославская: Это в первую очередь ребёнок, который чувствует свою нужность. А он будет чувствовать, что нужен, если вы вовлечены в его жизнь. Только так вы сможете повлиять на него, воспитывать, когда он будет вам доверять. А если просто «я тебе куплю всё, что захочешь», это отлично работает до 7–8 лет. А потом это шантаж, нелюбовь, эгоизм и потребительство.

Потом в подростковом возрасте родителям за такой подход сильно достаётся. Поэтому главным рецептом счастливой семьи и счастливых детей остаются любовь, теплота и милосердие, которые родители должны вкладывать в своих детей.