Свобода, Равенство и Братство. Величайшее надувательство в истории

Если по поводу благотворности и эффективности демократии как системы спорить начинают уже даже на Западе, то ее базовые основы трогать все же избегают. У современного человечества есть три священные коровы. Их имена: Свобода, Равенство и Братство. Посягательство на них рассматривается почти как моральное преступление.

Между тем, трудно изобрести более абстрактные и чреватые катастрофами лозунги, нежели эти. В последние десятилетия особенно наглядно начинает вовсю реализовываться заложенный в них разрушительный потенциал. Просто потому что человечество до этого жило по инерции на основе христианской морали, из которой изъяли самого Христа, обозвали «светской этикой» и решили, что с её помощью гуманизировались.

Но то, как протекает эта «гуманизация», чем дальше, тем больше вызывает такие неразрешимые противоречия, что провоцирует все более ожесточенное противостояние между ее апологетами и теми, кто начинает догадываться, что-то идет не так. Причем зашло уже так далеко, что не вполне понятно, как остановиться.

Лозунговое мышление

Эти «прекрасные» лозунги Французской революции буквально с момента их провозглашения привели к кровопролитию. Обратите внимание, людей стали убивать не за что-то осязаемое, как в предшествовавшие века, а за слова-абстракции.

В Средние века люди сражались за абсолютно понятные вещи — за доминирование и права. Борьба за первое проявлялась ярче всего в конфликтах королей, но, впрочем, и захудалые рыцари то и дело выясняли, кто круче. А за второе — в расширении прав баронов по отношению к королю, расширении прав горожан по отношению к феодалу.

Вопросы решались по мере их возникновения: король слишком много о себе возомнил — надо его ограничить. Герцог требует с некоего города плату за какие-нибудь льготы несоразмерную — надо повоевать с ним. Но ровно до тех пор, пока не откажется от лишних претензий. После каждого этапа новые условия фиксировались как договор за подписью обеих сторон. И дальше шла борьба уже за его соблюдение. Все конкретно и все понятно.

А чтобы эта борьба не превращалась в геноцид, со сторонами противостояния активно работали христианские проповедники, увещевая не выходить за рамки. Но цели построить равно удовлетворяющее всех справедливое общество не было. Ибо знали: человек в силу первородного греха порочен и к раю на земле непригоден. А значит, главное ада на ней не допустить. А абстрактные «благие намерения» ведут именно в него. Все просто и сугубо реалистично.

Но приходят в XVIII веке «просвещенные» люди, которые заявляют, что можно провозгласить некие принципы, которые якобы самоочевидны для любого рационального и образованного человека. И что на их основе можно возвести систему всеобщего благоденствия.

Впервые девиз «Свобода, Равенство, Братство» (Liberté, Égalité, Fraternité) звучит в речи Максимильена Робеспьера «Об организации Национальной гвардии». Он же предлагает соотнести эти принципы с тремя цветами республиканского флага.

Эти понятия были чуть ранее расшифрованы в революционной Декларации прав человека и гражданина. Итак, «Свобода состоит в возможности делать всё, что не наносит вреда другому». Вроде бы понятно и самоочевидно? На самом деле нет. Что значит вред? Если мы говорим о вреде физическом, то более-менее ясно. А как оценить вред моральный? Или он вообще отрицается?

Но к свободе, поскольку это слово слишком перегружено разнообразными смыслами, вернемся чуть позже, а пока идем дальше — равенство. Оно означает, что все равны перед законом. «Все граждане равны перед ним и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их добродетелями и способностями».

Ну здесь то уж точно все самоочевидно? Да никоим образом! Ведь, опираясь на эту идею, сейчас в США сплошь и рядом реализуется «позитивная дискриминация». То есть представители рас, народов, меньшинств, которые либо сами, а чаще их отдаленные предки, как-то ограничивались в правах, теперь наделяются преимуществами.

А как же критерий личных «добродетелей и способностей»? А очень просто. Они, оказывается обретены каким-нибудь «белым цисгендерным мужчиной» просто по праву рождения, а значит, нужно его ограничить, а выделить того, кто аналогичными способностями не обладает, но может предъявить угнетенных пращуров. Это не абсурд?

Братство де Сада

Третье слово девиза — братство — определено так: «Не делай другим того, что не хотел бы получить сам; делай по отношению к другим такие благие поступки, какие хотел бы по отношению к себе».

Тоже ведь нечего возразить, на первый взгляд. Современник и сторонник Французской революции маркиз Де Сад и не возражал. Он полностью поддерживал и делал из этого принципа такой вывод: «Осмелюсь утверждать, что кровосмешение должно быть узаконено всяким правительством, в основе которого лежат идеи братства. (…) Не правда ли, спрашиваю я вас, омерзительно мнение, почитающее за преступление естественное влечение человека к близкому существу? С таким же успехом можно сказать, что нам запрещено слишком сильно любить людей, которых Природа предписала любить больше всех, и что, мол, чем более сильным желанием она нас наделяет к некоему объекту, тем больше она приказывает нам его избегать. Все это — абсурдные парадоксы, и только люди, одичавшие от предрассудков, могут верить в них и одобрять».

Это фрагмент из его статьи «Французы, ещё одно усилие, если вы желаете стать республиканцами». В ней он строго логично доказывал, что настоящие республиканцы не могут верить в Бога и следовать Его заповедям. А значит, должны следовать Природе (он только с большой буквы писал это слово). И делал неизбежный вывод: «Пусть вашей уздой будут лишь ваши наклонности, законами — лишь ваши желания, моралью — сама Природа. Мы не можем винить человека за его извращения, как не можем винить его за уродства, данные ему Природой».

Эта мысль не сразу одержала победу в «прогрессивных умах». Но зато сейчас они пошли даже дальше, отрицая такое понятие, как «извращение», вовсе.

Впрочем, вот еще его мысль, до которой дошли только недавно представители одного из самых передовых направлений философии — Объектно-ориентированной онтологии.

«Что есть человек, и чем он отличается от растений и животных, населяющих мир? Ничем, разумеется. Случайно, как и они, попав на земной шар, он рождается, как они, размножается, расцветает и увядает, как они, он достигает старости и погружается в небытие в конце своего жизненного пути, который Природа предназначает каждому животному в зависимости от его органического строения».

И какой маркиз делает вывод? Единственно логичный: «Убить человека или животное — это одно и то же».

Постойте, скажут мне, но разрушительны не лозунги сами по себе. А их расширительное «извращенное» толкование. И я соглашусь. Но вот вопрос: а что, а вернее кто может их толкование сузить, какой авторитет? Кантовский «нравственный закон внутри нас»? Но вот он был внутри Канта, современника де Сада. А внутри самого маркиза его не было…

Так, может, стоит подправить старину Иммануила: мы видим (и не раз убеждались за прошедшие после его кончины века), что, если этот «закон внутри» не имеет высшей божественной санкции, его утверждающей и его укрепляющей, он постепенно законом быть перестает. Вернее, больше нет никаких логичных оснований для его соблюдения.

Постойте, но есть ведь одна бесспорная мысль, из этой триады лозунгов вытекающая: «Свобода, лучше, чем несвобода». Да, давайте, вернемся к свободе. Ведь с ней одной связано столько красивых слов и ей непосредственно посвященных лозунгов. Например, всем известный «Свобода или смерть!» Однако если мы на минуту задумаемся, то он окажется абсолютной пустышкой. Ведь если бы ему следовало большинство человечества, то рабства как явления просто не существовало бы.

«А в тюрьме — макароны!»

Но проблема в том, что даже еще Библейская история учит нас, что свобода для большинства вовсе не приоритет. Помните, как Моисей выводил евреев из египетского рабства? Господь, чтоб они не голодали в пустыне, послал им небесную супер-пищу — манну. Но как отреагировали евреи? «Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших», — возопили они.

Помните в «Джентльменах удачи»: «А в тюрьме сейчас ужин — макароны!». То есть какая там смерть за свободу? Свободу готовы променять на «репчатый лук» и «макароны». Не все, конечно. Не Моисей. И многие еще. Но они никогда не бывали и не будут в большинстве. А лозунг то всеобщий…

А что там дальше, кстати, в Ветхом Завете? Пришли евреи в Землю обетованную — живи и радуйся. Есть у них Десять заповедей, которые если соблюдать, то и почвы для конфликтов межличностных не будет вовсе. Но это если…

Нет, они не хотят жить свободным сообществом, регулируемым заповедями, они хотят снять с себя ответственность — приходят к пророку Самуилу и говорят: «Вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак, поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов». Но ведь какими бы беспутными ни были сыновья пророка, у них не было никакой такой власти, которую можно было бы сопоставить с почти безграничными полномочиями типичного восточного владыки. То есть в этой истории мы видим постоянное бегство от свободы, а вовсе не стремление к ней.

А когда приходит Христос, чего им надо от Него? «Иисус же, узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царем, опять удалился на гору один». Иисус говорил: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными». И подлинных учеников сделала. А большинство упросило наместника Римского Кесаря казнить Того, Кто категорически отказался быть их земным царем.

***

Вот такие вот при ближайшем рассмотрении «свобода, равенство и братство». Это величайшее в человеческой истории надувательство. И те боестолкновения, которые сейчас распространяются по всему миру, им, в конечном счете, порождены. Именно потому что слишком очевидно, что под прикрытием красивых лозунгов преследуются совсем другие цели. Но важно понять, что порочны и лживы сами эти «великие» слова.

Человечеству (точнее, для начала тем, кто осознает суть надувательства и его механизмы) придется снова научиться мыслить конкретно, а не лозунгово. Вернуться в пространство заповедей и интересов, а не бессодержательных, но смертельно опасных абстракций. И принимать решения, не прячась за их псевдоавторитетом, а с полным осознанием того, что, зачем, почему и с какими возможными последствиями мы делаем.