Мины прошлого. Надо ли россиянам признавать историческую вину

Слова председателя Российского военно-исторического общества Владимира Мединского о том, что «нельзя забывать» сталинские депортации народов, вызвали некоторое недовольство в сетях. Но мы действительно должны сохранять память о преступлениях той эпохи. Иначе за нас ее будут хранить (и использовать) другие.

Но напомним, что произошло. Владимир Мединский ответилотвечал на вопрос слушателя на радио «Спутник» относительно предстоящей 80-й годовщины депортации карачаевцев.

Говоря как о карачаевцах, так и о других группах, подвергшихся репрессиям, он сказал: «Забывать это нельзя. Это трагическая история, которую вычеркивать из народной памяти не должно… Оправдать эти поголовные репрессивные меры по национальному, этническому принципу, конечно, нельзя».

Любые разговоры о трагических событиях нашего прошлого, и, особенно, сталинской эпохи, немедленно вызывают выступления двух полухоров. Один, явно более мощный, басовито поет «не позволим очернять наше славное прошлое», другой, поменьше, выводит тонкими, но взволнованными голосами «вот всегда у них так, в проклятой тюрьме народов».

В этом противостоянии нет ничего специфически российского.

Любое общество, у которого есть история — в частности, любая реально существующая страна мира — сталкивается с тем, что ее история полна трагедий и преступлений.

Например, прямо сейчас внутри США происходит острое мировоззренческое противостояние между теми, кто славит Америку как уникальное общество свободы и достоинства, и теми, кто видит в ней страну, созданную рабовладельцами на крови и слезах индейцев, чернокожих и других угнетенных меньшинств.

Мы не можем выбирать, есть в нашем прошлом масштабные проявления зла или нет. Они есть в истории любой страны. Мы никогда не были уникальным заповедником святых в этом падшем мире — мы были его частью.

Но мы можем решать, как к ним относиться.

Трагедии и преступления прошлого легко превращаются в инструмент текущей политики, которую часто называют «политикой памяти», хотя, если использовать менее возвышенное выражение, ее можно было определить как «политику исторических претензий».

Это слишком удобный инструмент политической манипуляций, чтобы его оставили без внимания.

Люди, которые хотят возвыситься в качестве лидеров, ищут, кого бы возглавить. Для этого им нужно сформировать группу последователей. Групповая идентичность проще всего формируется на противостоянии — «мы», хорошие, против «них», плохих.

Может, человек ничего не имел против своего соседа, их дети играли вместе в одном дворе. Но вот ему объяснили, что он с соседом принадлежат к разным группам — его предки пострадали от предков соседа, теперь он должен проникнуться справедливым негодованием и требовать от соседа платить и каяться.

Сосед не только не станет платить, но еще и возмутится, что его обвиняют в преступлениях, которые он и в мыслях не имел совершать. И этим покажет, что он не только злодей, но и злодей нераскаяннный — он такой же, как и его преступные предки. Да, собственно, все «они» столетиями только и думают, как бы обидеть и притеснить бедных «нас».

Раздор между соседями, однако, создает отличную возможность для целого ряда выгодополучателей.

Политических активистов, которые закричат «наших людей обижают!» и поспешат завербовать с одной стороны его, а с другой — его соседа на тяжелую, кровавую, но, конечно же, справедливую борьбу с врагами.

Иностранных держав, которые хотели бы ослабить противника, и вообще порешать свои задачи, вызвав в его тылу гражданскую смуту.

Просто бандитов, для которых любая смута открывает богатейшие возможности.

Мы всё это, увы, уже много раз видели.

Поэтому исторические преступления и обиды — это такие мины, которые лежат в земле десятки и сотни лет, дожидаясь злонамеренных людей, которые их активируют.

Как обезвредить эти мины?

Позиция «не позволим очернять», то есть откажемся вообще признавать, что какие-либо преступления имели место, эмоционально понятна.

Мы примерно догадываемся, кто и для чего извлекает старые скелеты из шкафов, ни минуты не доверяем этим людям и не хотим, чтобы у них хоть что-нибудь получилось.

Раз трагедии прошлого делаются предметом манипуляций, давайте вообще будем их отрицать.

Так поступают люди в самых разных странах, чему можно привести множество примеров. Это довольно естественная реакция. Люди везде бывают склонны объявлять неприятные исторические события клеветой на их славное прошлое.

Беда в том, что эта стратегия оказывается проигрышной. Она не мешает злонамеренным людям взрывать исторические мины. Напротив, она усиливает взрыв.

Мы можем вспомнить нашу собственную историю конца 1980-х и начала 1990-х — люди прочитали то, что им не давали читать, и узнали то, что от них старались скрыть. Много неприятной правды о прошлом. Если бы эта правда не была внезапно вырвавшейся из-под спуда, она не причинила бы вреда — но ее внезапный прорыв оказался разрушителен. Как пела группа «Телевизор»: «Кто вам поверит теперь — ведь вы молчали так долго».

Хуже того, к неприятной правде тут же примешалось и много лжи — а опровергнуть ее оказалось невозможным как раз потому, что «скрывавшие правду» утратили всякое доверие.

Исторические события никогда не вспоминаются изолированно — они всегда как-то интерпретируются, встраиваются в какую-то общую картину, получают определенную окраску.

Отказаться говорить о них значит отдать этот процесс интерпретации другим. И это быстро окажутся люди, которые постараются использовать старые трагедии для того, чтобы устроить новые.

Поэтому чем более открыто мы будем говорить о трагических страницах нашего прошлого, тем труднее их будет использовать против нас.

Невозможно открыть «страшную правду» человеку, который узнал о ней в школе.

Образ идеальной страны с безгрешной историей может казаться привлекательным — но он очень хрупок. В нынешнем мире, где любой смартфон дает возможность узнать что угодно за полминуты, он будет разбит раньше, чем его успеют создать.

Мы можем создать образ далеко не идеальной, но достойной страны, в истории которой были взлеты и провалы, святые и преступники. Достижения, которыми мы гордимся, и тяжелые уроки, которые мы выучили.

Мы не можем сделать так, чтобы исторических мин не было. Это уже произошло до нас, и не в нашей власти это отменить. Но мы можем забрать их у тех, кто хотел бы их подорвать. А для этого о трагедиях прошлого должны говорить мы, а не наши противники.