Бывший премьер-министр Нидерландов Дрис ван Агт — и его жена Евгения — подверглись парной эвтаназии. Их смерть — часть растущей тенденции в Нидерландах, когда супруги, чаще пожилые, добровольно умирают вместе. Это подается как что-то хорошее и романтическое, достойное подражания.

Сергей Корсун ИА Регнум

Однако это указывает на то, что эвтаназия давно перестала быть «избавлением от невыносимых страданий», а превратилась просто в поощряемое обществом самоубийство. Когда эвтаназию только вводили, речь шла об исключительных случаях, когда человек в любом случае умирает, испытывает при этом тяжкие мучения, от которых и должна его избавить «добрая смерть».

Но, как и предсказывали консерваторы, теперь она применяется практически ко всем, кто только выразит такое желание — причем понять, где проходит грань между добровольным согласием и выталкиванием человека из жизни, понять трудно.

Это означает глубокий мировоззренческий сдвиг — в христианской культуре (это верно и для других авраамических религий) самоубийство рассматривается как тяжкий грех. Грех совершать его, грех склонять к нему, грех предоставлять средства для него. Причем если самоубийцу может отчасти извинить душевная болезнь или еще какое-то тяжкое страдание, то тем, кто услужливо предлагает ему яд, никаких оправданий быть не может.

В языческих культурах, от античного Рима до Японии, это было не так — покончить с собой могло считаться вполне приемлемым, даже иногда почетным выходом из тяжелой ситуации.

В Европе табу довольно долгое время по инерции держалось и среди людей неверующих. Считалось само собой разумеющимся, что самоубийцу надо вытаскивать из петли, а вытащив, оказывать ему психиатрическую помощь — человек явно тяжко нездоров, в данном случае надо не «уважать личный выбор», а назначать курс лечения. Потом спасенный будет благодарен всю оставшуюся жизнь.

Но по мере того, как христианское наследие выветривалось, в дело вступили мощные силы, заинтересованные в том, чтобы люди убивали себя. Старение населения Европы означает, что число потребителей социальных услуг — пенсий, медицины и тому подобного, постоянно возрастает, а число налогоплательщиков сокращается. Более того, успехи медицины привели к тому, что люди в среднем живут существенно дольше, чем раньше.

Любая система стремится к оптимизации расходов — и умертвить человека, который больше не является налогоплательщиком (а, напротив, только потребляет ресурсы), намного проще и дешевле, чем его лечить.

Как еще в 2008 году сказала ведущий британский моральный философ баронесса Хелен Уорнок, некоторые, например лица, страдающие старческим слабоумием, обязаны умереть. «Если вы страдаете слабоумием <…> из-за вас впустую тратится жизнь многих людей <…> жизнь вашей семьи и ресурсы национального здравоохранения».

Конечно, не у всех хватает духу на такую прямоту — но мотив государства тут понятен. Недавние скандалы в Канаде, где эвтаназию буквально навязывали людям, на которых не хотели тратиться, показывают, как это работает. С другой стороны, тот же культурный сдвиг — вымывание не только веры, но и связанного с ней отношения к жизни — делает людей податливыми на давление со стороны поставщиков смерти.

Как-то я видел в интернете карикатуру, как двое белых в аккуратных костюмчиках приходят в африканскую деревню и говорят: «Мы — миссионеры-атеисты. Мы возвещаем вам, что вы будете страдать без всякого смысла, а потом навсегда умрете».

Такой взгляд на реальность, при котором жизнь лишена высшего смысла и необратимо заканчивается в момент физической смерти, оставляет человека беззащитным перед лицом соблазна избавиться от всех бессмысленных тягот и навсегда уснуть.

Отвержение традиционной религии лишает человека упования на Бога и надежды, что временные скорби обернутся вечной радостью. Индивидуализм лишает его солидарности с другими. Человек воспринимает себя как на самом деле ненужного ни другим, ни самому себе.

Единственный смысл, который остается в жизни — это удовольствия, которые от нее можно получить. Но довольно скоро баланс между удовольствиями и тяготами оказывается неблагоприятным — и человек сам ищет быть убитым.

Эвтаназия будет мощным соблазном и у нас, потому что население стареет, как и в Европе, а европейский пример экономии будет уже перед глазами.

Но общество, которое не видит смысла в жизни своих экономически невыгодных членов, обречено одичать — а потом умереть, чтобы уступить свои земли другим народам.

И тут важно с самого начала определиться со своими ценностями. Человеческая жизнь стоит того, чтобы быть прожитой. Каждый ее час обладает не всегда нам понятным, но глубоким смыслом. Больных надо лечить, страдающих обезболивать, унылых утешать — а не убивать.