Время для принципа «свой-чужой» прошло

Много споров по поводу жёсткого текста Александра Васильева (одессита, а не историка моды). Он говорит о в целом понятном психологическом механизме, в котором обыватель сочувствует жертве. Приводя пример зрителей сегодняшних событий в Израиле, которые меняют свои симпатии вместе с новостями о преступлениях, называет их «застенчивыми людоедами».

О моральной стороне такого подхода высказалась Марина Ахмедова. Я же хочу поговорить немного о психологии обывателя-зрителя и о предлагаемом Александром подходе «свой-чужой» для спокойной оценки политических и военных конфликтов. И собираюсь сделать это, намеренно не возвращаясь к теме морали или эмоций, с попыткой максимально холодного анализа.

Жертвы и их демонстрация почти всегда производят на человека неподготовленного сильное впечатление. И, чтобы реагировать на них спокойно, необходимо иметь достаточно специфичный жизненный опыт, которого никому не хочется желать. И это, скорее, хорошо, что мы живём в такое время и в таком обществе, где смерти женщин, детей и стариков вызывают сильный эмоциональный отклик у большого количества людей. Там, где насилие и смерть — привычка, происходит иначе.

Однако кроме сострадания и сопереживания есть и другой, не менее массовый психологический механизм. Люди смотрят на жертв и начинают подсознательно (или осознанно) искать, что жертва сделала неправильно. Это нормально, так у людей мозг устроен — чтобы не повторять плохие формы действий и учиться на чужих ошибках. Тот простой факт, что плохие вещи происходят с людьми, которые просто жили и не совершали страшных ошибок, мозг обывателя понимать отказывается. Ведь в таком случае получится, что это могло бы произойти и с ним, а он ведь не такой, он правильно всё делает.

Примеров, когда инстинктивно жертву считают виноватой, масса в повседневной жизни. Есть это и на войне: огромное количество абсолютно нормальных и аполитичных украинских обывателей смотрели 8 лет на жертв обстрелов в Донбассе и честно говорили себе, что дончане сами виноваты. Ну а когда эту мысль стала продвигать вся мощь государственной украинской пропаганды, сделав чуть ли не частью национальной идеологии, легко ли устоять? «Там, где не любят Украину, там сами себя обстреливают, а там, где любят, нет» — мы же все это помним. И сознание обывателя гораздо легче принимает подобную мысль, чем сострадание «горловской Мадонне» (которую вспоминал Васильев в своей статье).

Ведь обыватель понимает, что он сделает всё правильно, и не окажется на месте жертвы. Но! Для этого жертва должна быть (хотя бы частично) сама виновата в случившемся. Поэтому кроме типажа «застенчивого людоеда» стоит добавить и типаж ремарковского «доброго бюргера», который сделает и скажет всё правильно и его в концлагерь не отправят, как соседа, потому как сосед сам виноват.

И тут я хочу сказать важную вещь: неизвестно ведь, какой из двух типажей более распространён. Да, внутри определённого круга общения симпатии многих людей могут меняться вместе с демонстрацией новых жертв войны, как сегодня это происходит в конфликте Израиля и Палестины. Однако это должен быть достаточно специфический круг общения, состоящий из людей не просто хороших, а ещё и с очень развитой эмпатией, и одновременно внимательно следящих за новостями. Скажем, такое возможно в редакции хорошего СМИ (реверанс уважаемым коллегам). В военной среде, например, такое не происходит настолько ярко.

Рискну предположить, кстати, что и среди резко меняющих свои симпатии и антипатии многие руководствуются не только сочувствием, но и другими мотивами. Скажем, незадолго до событий многие буквально требовали превратить Киев в Газу, особенно когда «поймали» приступы страха и истерики после громких терактов в России. А потом громко осуждали преступления израильской военщины, которые сами же хотели совершать… Может быть, среди таковых действительно были люди, впечатлившиеся картинами насилия и их ужасом. А может, такие же «добрые бюргеры», как я описывал выше, просто в одном случае они боялись за свою шкуру, а в другом — нет. Так что всё несколько сложнее, чем просто эмоциональные качели от душераздирающих картин на экране.

Чтобы избежать резкой смены мнений, тем более в таком важном вопросе, как политические конфликты, Александр предложил в качестве ключевого использовать не параметр сочувствия или иные, а ввести опознание на «свой-чужой». Это достаточно регрессивный путь. Тут я напомню Александру, как донецкий «зрадник нэньки» одесскому, что я это уже где-то слышал. Было это в 2014-м, когда украинцам как раз и промывали мозги тем, что Билецкий, Ярош или Абельмас, конечно, преступники и вообще люди плохие, но зато же «СВОИ»! А вот «маскали», включая и тех, кто на Украине родился, не «свои». Почему тогда мы с тобой в 2014-м пошли не по параметру «свои-чужие», а искали право, закон, выбирали между добром и злом? Где-то тут фоном может играть украинский хит группы «Ярмак» «Білий птах» про братьев, один из которых забыл своих, забыл семью и послушал «чужих» восточных воронов.

Кроме того, опыт Украины наглядно показывает, что от идентификации по принципу «свой-чужой» один очень маленький шаг до того, что за околицей родного села живут не совсем и люди. Может, и люди, конечно, но уж точно с песьими головами и вообще… Ни к чему хорошему это не приводит, по очевидным причинам, что мы и наблюдаем.

Поэтому, конечно, никуда нам не деться от «свой-чужой», как и от всех остальных феноменов, которые мы последовательно рассмотрели. На мой взгляд, единственный способ — это сложные формы мышления. Когда некое событие осмысляется более чем с помощью одного параметра, а результаты взвешиваются… А на фоне накала информационной войны желательно, чтобы такой способностью обладали все, а не только профессионально в ней участвующие.

Время простых критериев «свой-чужой» прошло!