А это вообще — Узбекистан?! Как «страна контрастов» стала «тигром»

До того, как отправиться в Узбекистан в качестве международного журналиста-наблюдателя на парламентских выборах в октябре 2024 года, мне посчастливилось побывать в Ташкенте и в Самарканде в 2016-м. В принципе, уже тогда нынешняя и историческая столицы республики оставляли довольно милое впечатление городов-музеев с богатыми культурными традициями.

Однако в том, что касается комфорта и удобства для жизни, Ташкент восьмилетней давности, не говоря уже о городках в узбекской глубинке, ощутимо проигрывал не только мировым мегаполисам вроде Москвы, Нью-Йорка или Берлина, но и был настоящим «городом контрастов» со многими странностями, совершенно необъяснимыми для некоренного жителя или европейского туриста.

Узбекистан-2016 — страна диковинок и контрастов

Так, например, в 2016 году в Узбекистане существовало два обменных курса национальной валюты на доллар США. Был курс официальный, используемый во внешнеторговых и банковских операциях, и неофициальный — в два раза выше, — бывший в ходу на черном рынке и в бытовых расчетах между гражданами.

Процедура обмена валюты тогда происходила достаточно забавно: мой узбекский партнер звонил посреднику, после чего на встречу приезжал черный тонированный автомобиль. Брокер-водитель специфической внешности открывал багажник, доверху забитый пачками банковских купюр любого номинала, честно отсчитывал требуемую сумму в узбекских сумах по заранее оговоренному курсу, а затем мгновенно растворялся.

Карточки международных банковских систем тогда в Узбекистане теоретически принимались, однако на практике точки приема Visa и MasterCard (о существовании American Express и Diners Club тогда в стране знал от силы 1% населения) ограничивались несколькими пятизвездочными отелями международных сетей. Где, кстати, платить за услуги приходилось по тому же грабительскому официальному курсу с учетом конвертации в сумы.

Неудивительно, что опытные иностранцы предпочитали ввозить собой в страну не безликий пластиковый безнал, а свободно конвертируемые наличные доллары, которые, будучи действительно «свободно конвертируемыми», охотно принимались по довольно гуманному курсу в 90% торговых точек.

С узбекскими наличными деньгами восемь лет назад в стране также были ощутимые проблемы: банкнот, уж неизвестно по какой причине, категорически не хватало. То ли всему виной были валютные спекулянты с черного рынка, то ли неумелые попытки тогдашнего правительства внедрить национальные платежные пластиковые карты, но доходило до анекдотических случаев.

Так, пригласив девушку-партнера в ресторан для скрепления сделки, когда дело дошло до оплаты счета, я испытал настоящий культурный шок. «Грегор, — сказала тогда очаровательная бизнес-леди. — Я понимаю и категорически приветствую твое джентльменское желание оплатить наш общий счет, однако давай мы с тобой поступим следующим образом: я заплачу узбекской картой, а ты компенсируешь мне эту сумму наличными».

Особенно же шокировала меня тогда система покупки авиа — и железнодорожных билетов на популярные направления. Помню, как, придя на Северный вокзал Ташкента, я вознамерился купить довольно дорогой билет первого класса до Самарканда на знаменитый скоростной поезд «Афросиаб». «Билетов нет», — ответила тогда кассирша и почему-то сочувственно посмотрела на меня.

Расстроившись, я поспешил поделиться своей грустью с партнером, позвонив ему по мобильному и сообщив, что моя мечта посмотреть Самарканд, похоже, так и останется всего лишь мечтой. «Грегор, — ласково сказал мне тогда партнер, общаясь словно с ребенком или умственно отсталым. — Ты должен был не идти в кассу, а сказать, что хочешь поехать в Самарканд, мне. Попробуй подойти к кассирше через 10 минут и назови свою фамилию». Стоит ли говорить, что билет через 10 минут действительно каким-то мистическим образом оказался в наличии.

Удивленный подобными реалиями я, спустя несколько часов, поднялся на борт великолепного «Афросиаба» и отправился искать на дне стакана с пивом в вагоне-ресторане ответ на философский вопрос: что вообще, черт возьми, в этой стране происходит.

Следует добавить, что на тот момент я относительно недавно уволился из компании РЖД, где дослужился до замначальника службы корпоративных коммуникаций Октябрьской железной дороги, а потому был немного знаком с базовыми принципами ценообразования и распространения билетов на популярные пассажирские сообщения. «Что это было?» — задал я вопрос начальнику поезда, который также зашел в ресторан поприветствовать дорогих гостей. Тот лишь развел руками и смущенно улыбнулся мне в ответ.

Однако шокирующие откровения тогда на этом не закончились.

До сих пор помню, как впал в ступор в одном из элитных узбекских супермаркетов, где потрясающе вкусные и на 100% натуральные узбекские бренды «молочки» и фруктовых соков соседствовали с российскими торговыми марками класса откровенно «эконом». Последние, будучи представленными в довольно широком ассортименте, почему-то стоили в три раза дороже.

«Почему?» — в ужасе спросил я в 2016-м менеджера магазина, так как к тому времени точно знал, что узбекские продукты дешевле и вкуснее. Но тот в ответ, как и начальник поезда «Афросиаб», лишь грустно и с виноватой улыбкой пожал плечами.

Еще более запоминающийся случай произошел со мной в винном магазине, где я вознамерился купить бутылку местного вина. «Брат, если хочешь — возьми бутылку этого вина. Оно хорошее, я тебе лично гарантирую», — заверил меня безупречно вежливый молодой продавец. Мгновенно произведя конвертацию в уме, я прикинул, что стоит оно порядка 60 рублей за бутылку, и не пришел в восторг от этой затеи.

«Но, — тут же продолжил он, — если ты возьмешь бутылку вот этого дорогого вина (200 рублей на наши деньги) — ты забудешь всё на свете». Решив не скупиться на впечатления, я таки отважился попробовать рекомендуемый самаркандский бренд и понял, что продавец ничуть не слукавил: большего удовольствия от распития красного сухого я не получал ни до, ни после этого момента.

Я и сейчас готов присягнуть на Библии и немецком Основном законе, что по соотношению цена/качество это было лучшее вино, что я когда-либо пил в жизни. Кстати, в продаже за пределами Узбекистана я, несмотря на усиленные многолетние поиски, его так и не встретил. Еще одна загадка, которая так и осталась неразгаданной.

А вот ресторанная жизнь в Узбекистане-2016 отличалась завидным постоянством и однообразием, выражавшемся в том, что в узбекских национальных заведениях общепита абсолютно любого уровня — от luxury до эконом — кормили потрясающе вкусно и недорого.

При этом в редких и пафосных заведениях европейской кухни с практически московским чеком стабильно приносили клиенту малосъедобную субстанцию сомнительного качества, от которой придирчивый московско-питерский нос передергивался с нескрываемым отвращением.

Отличался исключительным однообразием и автопарк на узбекских улицах. Пожалуй, 95% всех автомобилей, которые вы могли встретить в Ташкенте, несли на себе логотип Chevrolet и производились на бывшей фабрике UZ-Daewoo в городе Андижан. Впрочем, и цена, и качество узбекских авто были вполне приемлемыми и идеально соответствовали кошельку и запросам местных жителей.

В общем, жизнь в стране, которая только-только начала снимать политико-экономические ограничения, бытовавшие в годы правления президента Ислама Каримова, в период диверсификации экономики подкидывала настоящие сюрпризы, шокировавшие непосвященных.

Узбекистан-2024. А это вообще — Узбекистан?!

Прилетев в октябре и едва покинув аэропорт, я не мог надивиться масштабу изменений, произошедших за восемь лет. Чистые освещенные улицы со впечатляющей иллюминацией, новые небоскребы, как грибы после дождя выросшие на месте невзрачных пустырей, сильно возросшее количество дорогих автомобилей на городских улицах и явно поднявшийся уровень жизни ощутимо бросались в глаза.

Если в 2016-м знакомый менеджер по работе с клиентами в крупной телекоммуникационной компании зарабатывал $150 в месяц, то теперь его зарплата на той же должности и в той же фирме подросла до $500–600.

Интересно, что уровень оплаты труда, по крайней мере в Ташкенте, напрямую зависит от знания работником иностранных языков. Говорят, узбекский президент Шавкат Мирзиёев, придя к власти, поставил задачу узбекской молодежи активно изучать иностранные языки, якобы даже сказав: «Тот, кто владеет лишь узбекским, будет зарабатывать $200, кто знает узбекский и русский — $700, а кто вдобавок к этому хорошо выучит английский — $1200».

Правда это или красивая легенда — сказать сложно, но факт остается фактом: сегодня Ташкент переполнен школами изучения иностранных языков. Что же касается уровня владения английским, то, заговорив на языке Шекспира с 23-летним молодым человеком из группы сопровождения международных наблюдателей, я оказался немало удивлен тем, что тот владеет английским куда лучше меня самого.

Во всяком случае, мой тяжелый русский акцент, отлично годящийся для озвучки представителей русской мафии в голливудских боевиках, не шел ни в какое сравнение с его безупречным «британским» произношением.

Я удивился еще сильнее, когда оказалось, что молодой человек не является профессиональным дипломатом из протокольной службы, а в миру руководит маркетинговыми коммуникациями в одном из узбекских банков. Стало быть, социальные лифты, открываемые заветным словом, как дверь в толкиеновскую Морию, ныне в Узбекистане действительно работают.

Хлебосольство, гостеприимство и культура обильной еды испокон веков остаются традиционными национальными чертами узбеков. Едят в Узбекистане много и часто, а что касается приема гостей, то порой складывается впечатление, что их откармливают на убой в рамках некоего сакрального ритуала.

В ходе нынешнего визита мне удалось посетить множество заведений как местной, так и интернациональной кухни, и на этот раз «международные» блюда вполне соответствовали уровню хороших ресторанов Москвы или Берлина. Правда, и ценник в подобных местах был явно негуманен по отношению к местным жителям и их зарплатам, по медиане пока не дотягивающим до европейского уровня.

Единственный раз, когда в ресторане я оплатил счет самостоятельно, сумев ненадолго скрыться от группы сопровождения, мне пришлось выложить $94 за три бокала вина, стакан лимонада, две порции макарон и одну пиццу. Для среднестатистического жителя столицы Узбекистана это, пожалуй, дороговато.

С начала российско-украинского конфликта Узбекистан испытал небывалый приток высококвалифицированных кадров из обеих стран. Кто-то отправился в страну по идеологическим соображениям, кто-то испугался мобилизации, а кто-то пустился на поиски спокойной гавани, где можно было бы работать с международными партнерами, не особо опасаясь международных санкций, ограничений и — в случае с релокантами с Украины — превратностей боевых действий.

Люди из России и с Украины приехали в страну не с пустыми руками: цены, по словам ташкентцев, в столице с начала СВО взлетели в среднем на 30–40%, вплотную приблизившись по стоимости к $50 000 за однокомнатную квартиру. Чуть погодя за ценами на недвижимость стали подтягиваться и зарплаты в наиболее высокотехнологичных сферах.

При этом самое удивительное, что никакого антагонизма между представителями «русской» и «украинской» релокантских диаспор в Ташкенте не наблюдается: и те и другие беззлобно коммуницируют друг с другом и даже организуют общие бизнес-проекты, активно интегрируясь в узбекское общество и оставив политику в стороне.

Подводя итог, можно сказать, что Узбекистан в целом и Ташкент в частности за последние восемь лет испытали на себе удивительные метаморфозы. Столица превратилась в продвинутый европейский мегаполис с центральноазиатским колоритом. Если сравнивать его, пусть и очень условно, с русскими городами-миллионниками, по уровню комфорта и удобству ведения бизнеса это еще не Петербург, но уже не Казань.

Впрочем, одна характерная черта Узбекистана за восемь лет всё же осталась неизменной: 95% машин на улицах всё так же составляют автомобили марки Chevrolet. Хотя кто говорит, что поддержка отечественного автопрома запретительными пошлинами — это так уж плохо?