Почему русский человек рано или поздно откажется от общества потребления

Ради чего живем? Ответ на этот вопрос русская цивилизация ищет если не настойчивей других народов, то уж точно куда пристальней. От православного общежития к имперскому порядку, от коммунизма к рыночной демократии — и это всё о нас.

Сейчас мы снова стоим на рубеже. Отказавшись от строительства социализма и разочаровавшись в либеральной демократии, русские смотрят на мир и самих себя в ожидании ответа — куда и ради чего идем, что строим-то?

Речь не о сильной, самостоятельной и великой России: тут в целом наконец-то достигнуто общественное согласие. Оно, впрочем, и так было, но стало куда заметнее в основном за счет бегства, «самовыпиливания» части элиты. Вопрос в том, какую Россию мы хотим оставить своим детям? И тут споров гораздо больше. Возьмем, к примеру, один очень важный аспект.

Что нам не нравится в сложившейся в постсоветский период действительности? Нам не нравится потребительство. Еще бы, ведь даже само современное общество — и не только у нас, а в целом в мире — называют потребительским.

Человек потребляет всё больше — товаров, услуг, информации — и это становится не только формой, но и смыслом его жизни. Конечно, можно возразить, что любое развитое общество суть потребительское — вопрос только в видах потребляемого — так что возмущаться бесполезно.

Но потребление все-таки бывает разным. Как минимум потому, что в обществе, живущем верой или идеей, материальное потребление занимает подчиненное положение. А в обществе безыдейном, бездуховном оно становится самоцелью.

Да, конечно, не бывает полностью бездуховных обществ, но ведь движение в эту сторону всегда есть. И есть последствия этого движения — формирование гедонистическо-потребительского общества, в котором нет не то что иерархии ценностей, но и настоящих ценностей как таковых.

Да что там ценностей — в нём и скреп никаких нет. И не только скреп, но и первичных институтов, таких как семья с детьми. Зачем она индивидуальному потребителю?

То есть корень зла в потребительстве? А оно само — порождение капитализма? Еще в советские годы был такой термин «вещизм», им обозначали жажду обладания различными модными или просто статусными вещами — одеждой, мебелью и так далее.

Его всячески обличали, называли мещанством, не свойственным настоящему советскому человеку, строителю социализма. Но на фоне дефицита многих товаров в СССР это звучало не очень убедительно.

При этом в Советском Союзе действительно большая часть общества вещизмом заражена не была. И не потому, что просто не могла себе позволить купить или «достать» лишнюю пару сапог.

Просто люди в СССР действительно были куда меньшими потребителями, чем при капитализме, — сказывалась общая идеология строительства общего социалистического будущего, его идеалистическая ориентация. В советском обществе общее точно было выше частного, а на таком фундаменте потребительство в культ не возведешь.

Но и на его отрицании, как выяснилось, тоже строится нечто неустойчивое. Да, начиная с конца 80-х у нас начало выстраиваться общество потребления, на первых порах отрицавшее не только какие-либо ограничения, но и мораль как таковую. Потом процесс его формирования ввели в некие рамки, но получившийся результат всё равно большинству не нравится. Парадокс?

Нет.

Люди в целом не хотят возврата к «социалистической уравниловке» (термин очень спорный и пропагандистский, но всё же частично отражающий установку на ограничение потребления) и тем более дефициту товаров. Но и нынешний уклад их не устраивает.

При этом процесс роста недовольства обществом потребления набирает силу и на его родине, на Западе. Там он идет рука об руку с ростом влияния левых идей. И у нас, кстати, популярность левой идеологии (в своем, отличном от западного варианте) будет только расти.

Она связана и с идеей «ответственного», «разумного» потребления, вытекающей в том числе и из экологизма, предупреждающего об угрозе глобального потепления, в которое верит большинство на Западе.

Вызовом для общества потребления в мировом масштабе является и общий кризис капитализма, и набирающая обороты цифровизация жизни, и роботизация производства. Даже несмотря не то, что они одновременно подпитывают другие формы потребления.

То есть создаются условия для смены направления движения человеческого общества, в том числе, и особенно, из-за нашей куда меньшей материалистичности, в России?

Тут важно не перепутать главное с второстепенным. Изменить экономическую модель можно. Да, сейчас она заточена на стимулирование роста всех видов потребления, в этом её смысл и суть.

Но когда во главе угла стоит рост прибыли, страдает не только качество товара (его необходимо сделать не просто более дешевым, но и менее долговечным, чтобы стимулировать постоянное потребление), и даже не только человеческие качества (зачем искать высокие смыслы, когда нужно просто лучше и больше потреблять?), но и человеческий вид как таковой. Он оказывается под угрозой сначала сокращения, а потом и вымирания.

Почему?

Хотя для капитала при обществе потребления идеал — это максимальное количество потребителей, сами ценности этого общества противоречат семейным, то есть убивают большую семью.

Да, это тупик даже для акул капитализма. Если население начнет в итоге сокращаться, кому они будут продавать новые товары?

Но, во-первых, капитал по своей сути не может снять это противоречие, во-вторых, он и не мыслит так далеко.

На ближайшие десятилетия запаса населения хватит. Тем более что есть еще не охваченные потребительской паутиной миллиарды землян, да и увеличение срока жизни представителей «золотого миллиарда» играет свою роль.

А в-третьих, в основе всего лежит даже не денежный интерес, а разница между религиозным (традиционным) сознанием и трансгуманизмом, то есть верой в появление «сверхчеловека».

Понятно, что в любом случае потребительско-гедонистический путь ведет в тупик человечество как таковое, пусть и с разной скоростью. Однако ждать этого тупика, чтобы поменять направление движения, нельзя. Потому что будет поздно — новые поколения уже просто не поймут, в чем проблема и что не так.

Ну да, человечество дошло до такой стадии развития (вера в прогресс тут очень важна), ну да, на ней возникли определенные проблемы — но ведь те, кто предлагает вернуться назад, — это просто опасные люди.

Ну или оторванные от жизни мечтатели: какие большие семьи, какое разумное потребление, какой приоритет общего над частным, какие идеалы? Так будут говорить наши потомки, если пройдут до конца путь потребительской «цивилизации». Им просто непонятны будут рассуждения о тотальном кризисе их образа жизни.

А тем, кто всё-таки будет сомневаться, подключат специальные успокаивающие программы виртуальной реальности. Пускай живут в своем идеальном, но не существующем в реальности мире.

Всё это не значит, что человечество обречено идти в стойло. У него, а тем более в его русской версии, есть не только воля и разум, но и огромные возможности менять жизнь.

Для того чтобы свернуть с пути потребительского самопорабощения, нужно достаточно хорошо понимать, чего ты хочешь и от чего ты ради этого отказываешься.

У русских есть грандиозный опыт строительства так называемого нового общества, коммунизма. Опыт, оказавшийся в итоге неудачным, но давший нам не только понимание того, что нельзя делать, но и показавший, что делать можно и нужно.

Русский человек не может быть самим собой без общего дела, без стремления к справедливости и спасению, без желания сочетать, казалось бы, несочетаемое (например, сильное государство и вольную волю), без веры и надежды.

Взыскание и жажда — эти потребности русского человека бессмысленно даже пытаться свести к потребительству, и поэтому его век в России неизбежно завершится.