Ради чего живем? Ответ на этот вопрос русская цивилизация ищет если не настойчивей других народов, то уж точно куда пристальней. От православного общежития к имперскому порядку, от коммунизма к рыночной демократии — и это всё о нас.

Иван Шилов ИА Регнум

Сейчас мы снова стоим на рубеже. Отказавшись от строительства социализма и разочаровавшись в либеральной демократии, русские смотрят на мир и самих себя в ожидании ответа — куда и ради чего идем, что строим-то?

Речь не о сильной, самостоятельной и великой России: тут в целом наконец-то достигнуто общественное согласие. Оно, впрочем, и так было, но стало куда заметнее в основном за счет бегства, «самовыпиливания» части элиты. Вопрос в том, какую Россию мы хотим оставить своим детям? И тут споров гораздо больше. Возьмем, к примеру, один очень важный аспект.

Что нам не нравится в сложившейся в постсоветский период действительности? Нам не нравится потребительство. Еще бы, ведь даже само современное общество — и не только у нас, а в целом в мире — называют потребительским.

Человек потребляет всё больше — товаров, услуг, информации — и это становится не только формой, но и смыслом его жизни. Конечно, можно возразить, что любое развитое общество суть потребительское — вопрос только в видах потребляемого — так что возмущаться бесполезно.

Но потребление все-таки бывает разным. Как минимум потому, что в обществе, живущем верой или идеей, материальное потребление занимает подчиненное положение. А в обществе безыдейном, бездуховном оно становится самоцелью.

Да, конечно, не бывает полностью бездуховных обществ, но ведь движение в эту сторону всегда есть. И есть последствия этого движения — формирование гедонистическо-потребительского общества, в котором нет не то что иерархии ценностей, но и настоящих ценностей как таковых.

Да что там ценностей — в нём и скреп никаких нет. И не только скреп, но и первичных институтов, таких как семья с детьми. Зачем она индивидуальному потребителю?

То есть корень зла в потребительстве? А оно само — порождение капитализма? Еще в советские годы был такой термин «вещизм», им обозначали жажду обладания различными модными или просто статусными вещами — одеждой, мебелью и так далее.

Его всячески обличали, называли мещанством, не свойственным настоящему советскому человеку, строителю социализма. Но на фоне дефицита многих товаров в СССР это звучало не очень убедительно.

При этом в Советском Союзе действительно большая часть общества вещизмом заражена не была. И не потому, что просто не могла себе позволить купить или «достать» лишнюю пару сапог.

Просто люди в СССР действительно были куда меньшими потребителями, чем при капитализме, — сказывалась общая идеология строительства общего социалистического будущего, его идеалистическая ориентация. В советском обществе общее точно было выше частного, а на таком фундаменте потребительство в культ не возведешь.

Но и на его отрицании, как выяснилось, тоже строится нечто неустойчивое. Да, начиная с конца 80-х у нас начало выстраиваться общество потребления, на первых порах отрицавшее не только какие-либо ограничения, но и мораль как таковую. Потом процесс его формирования ввели в некие рамки, но получившийся результат всё равно большинству не нравится. Парадокс?

Нет.

Люди в целом не хотят возврата к «социалистической уравниловке» (термин очень спорный и пропагандистский, но всё же частично отражающий установку на ограничение потребления) и тем более дефициту товаров. Но и нынешний уклад их не устраивает.

При этом процесс роста недовольства обществом потребления набирает силу и на его родине, на Западе. Там он идет рука об руку с ростом влияния левых идей. И у нас, кстати, популярность левой идеологии (в своем, отличном от западного варианте) будет только расти.

Она связана и с идеей «ответственного», «разумного» потребления, вытекающей в том числе и из экологизма, предупреждающего об угрозе глобального потепления, в которое верит большинство на Западе.

Вызовом для общества потребления в мировом масштабе является и общий кризис капитализма, и набирающая обороты цифровизация жизни, и роботизация производства. Даже несмотря не то, что они одновременно подпитывают другие формы потребления.

То есть создаются условия для смены направления движения человеческого общества, в том числе, и особенно, из-за нашей куда меньшей материалистичности, в России?

Тут важно не перепутать главное с второстепенным. Изменить экономическую модель можно. Да, сейчас она заточена на стимулирование роста всех видов потребления, в этом её смысл и суть.

Но когда во главе угла стоит рост прибыли, страдает не только качество товара (его необходимо сделать не просто более дешевым, но и менее долговечным, чтобы стимулировать постоянное потребление), и даже не только человеческие качества (зачем искать высокие смыслы, когда нужно просто лучше и больше потреблять?), но и человеческий вид как таковой. Он оказывается под угрозой сначала сокращения, а потом и вымирания.

Почему?

Хотя для капитала при обществе потребления идеал — это максимальное количество потребителей, сами ценности этого общества противоречат семейным, то есть убивают большую семью.

Да, это тупик даже для акул капитализма. Если население начнет в итоге сокращаться, кому они будут продавать новые товары?

Но, во-первых, капитал по своей сути не может снять это противоречие, во-вторых, он и не мыслит так далеко.

На ближайшие десятилетия запаса населения хватит. Тем более что есть еще не охваченные потребительской паутиной миллиарды землян, да и увеличение срока жизни представителей «золотого миллиарда» играет свою роль.

А в-третьих, в основе всего лежит даже не денежный интерес, а разница между религиозным (традиционным) сознанием и трансгуманизмом, то есть верой в появление «сверхчеловека».

Понятно, что в любом случае потребительско-гедонистический путь ведет в тупик человечество как таковое, пусть и с разной скоростью. Однако ждать этого тупика, чтобы поменять направление движения, нельзя. Потому что будет поздно — новые поколения уже просто не поймут, в чем проблема и что не так.

Ну да, человечество дошло до такой стадии развития (вера в прогресс тут очень важна), ну да, на ней возникли определенные проблемы — но ведь те, кто предлагает вернуться назад, — это просто опасные люди.

Ну или оторванные от жизни мечтатели: какие большие семьи, какое разумное потребление, какой приоритет общего над частным, какие идеалы? Так будут говорить наши потомки, если пройдут до конца путь потребительской «цивилизации». Им просто непонятны будут рассуждения о тотальном кризисе их образа жизни.

А тем, кто всё-таки будет сомневаться, подключат специальные успокаивающие программы виртуальной реальности. Пускай живут в своем идеальном, но не существующем в реальности мире.

Всё это не значит, что человечество обречено идти в стойло. У него, а тем более в его русской версии, есть не только воля и разум, но и огромные возможности менять жизнь.

Для того чтобы свернуть с пути потребительского самопорабощения, нужно достаточно хорошо понимать, чего ты хочешь и от чего ты ради этого отказываешься.

У русских есть грандиозный опыт строительства так называемого нового общества, коммунизма. Опыт, оказавшийся в итоге неудачным, но давший нам не только понимание того, что нельзя делать, но и показавший, что делать можно и нужно.

Русский человек не может быть самим собой без общего дела, без стремления к справедливости и спасению, без желания сочетать, казалось бы, несочетаемое (например, сильное государство и вольную волю), без веры и надежды.

Взыскание и жажда — эти потребности русского человека бессмысленно даже пытаться свести к потребительству, и поэтому его век в России неизбежно завершится.