«Мне дело до всего, до радости и бед». Донецкая летопись журналиста Голохи

Сибиряк Сергей Голоха давно стал местным, донецким человеком: в Донбассе живет уже 40 лет. И всё это время работает в журналистике. Специалист старой школы, заставший еще шахтные многотиражки и воспевание человека труда — таких, можно сказать, уже не осталось по разным причинам, первой из которых является, конечно, война.

Однако переломные события 2014 года не смогли сдвинуть с места неисправимого оптимиста, который весело посмеивается, даже вспоминая, как разошелся со смертью где-то на полчаса, а где-то и поменьше. Всё это время он продолжает обитать в Донецке, в трех километрах от аэропорта, поэтому о «прилетах», отсутствии среди зимы отопления в квартирах и прочей романтике жизни в прифронтовой зоне знает не понаслышке.

Однако такое может сказать о себе каждый дончанин. А Сергей Васильевич отличается от других тем, что его профессиональный интерес к происходящему вокруг, помноженный на огромный опыт, сделал его уникальным летописцем событий.

«Мне дело до всего, до радости и бед. Я за судьбу других всегда в ответе», — с огоньком цитирует Голоха своего первого редактора Николая Кулинича, под руководством которого выпускал когда-то в Краматорске газету-листовку для ударной комсомольской стройки. Эти стихи как-то вышли вместо передовицы и навсегда запали в душу.

Как и привычка всюду ходить с фотокамерой и фиксировать любое событие — даже если никто не просил.

«В четырнадцатом году я остался без работы, несколько месяцев ничего не было. Потом устроился редактировать раздел о религии на одном сайте в Макеевке, каждый день туда ездил. И вот до и после работы или даже во время кучу всего снимал и выкладывал в своих соцсетях. Бывает, выхожу из дома, раз, прилеты начинаются. Я вернулся или в соседнем доме переждал по дороге на остановку. Сажусь, еду иногда один в пустом автобусе в полвосьмого утра. А по дороге уже трупы лежат, предыдущий автобус побитый стоит, на который я не стал садиться, потому что ждал, когда прилетало. Или вернулся — а остановку уже снесло», — вспоминает это время Голоха, по всегдашней привычке чему-то радуясь.

Хотя что уж тут, понятно чему — иначе бы мы не общались, сидя на лавочке посередине бульвара Пушкина, радуясь осеннему солнышку.

В видоискатель его камеры попали результаты сотен обстрелов, кружащиеся над ДАПом вертолеты. Как-то совершенно случайно по дороге в магазин он снял расстрелянный КамАЗ, прорвавшийся из аэропорта через Путиловский мост — тогда по ошибке ополченцы расстреляли своих. Но самыми яркими впечатлениями ветеран журналистики называет время, проведенное в осажденной Ясиноватой, куда рвались украинские военные, хаотично засыпая её снарядами и минами.

17 августа, когда начались многочасовые жестокие артналеты по жилым кварталам блокированного города, украинский президент Порошенко отрапортовал, что «95-я бригада Вооруженных сил Украины взяла под контроль райцентр Ясиноватая». Даже вышел соответствующий победный сюжет в теленовостях.

«Как я узнал уже потом, в эти дни они в самом деле пару раз прорывались небольшими группами в город, и даже повесили свой флаг на горисполкоме, запечатлели этот факт на видео и поспешно ретировались. Вскоре эту желто-голубую тряпку ополченцы сорвали и сожгли», — говорит Голоха, приехавший тогда в гости к тёще с тестем.

Все вокруг ходило ходуном, горели дома, гибли люди. Но едва наступало затишье, неугомонный человек в очках выбирался из дому и шел по району — снимать, расспрашивать, заносить увиденное в дневник, поскольку электричества всё равно не было. От той недели в эпицентре настоящего ада остался внушительный фотоархив и записи, через три года вошедшие в книгу «Война в Донбассе: народная летопись».

Но тогда, в самом начале, единственным местом, где можно было публиковаться, стали социальные сети, в которых с украинской стороны бушевала истерика «сепаратисты сами себя обстреливают». Такие свидетельства из первых рук — фото — и видеоматериалы, интервью людей, стоящих у дымящихся руин своих домов, — были настоящей редкостью, показывающей, что происходит на самом деле.

А в методично уничтожаемой киевским режимом Ясиноватой нашлось и еще одно занятие.

«Так как на праздничную службу я тогда попасть я не смог, то начал вместо этого читать Псалтирь, которая отыскалась у тещи. Сразу прочитал две трети этой книги. Много раз читанные и слышанные псалмы теперь стали восприниматься по-новому и более близко к сердцу — как настоящий духовный щит, избавляющий от страха оказавшихся на реальной войне, — вспоминает Сергей Васильевич. — Например, такие хрестоматийные слова из 26 псалма: «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?».

Интерес к религии у него возник очень давно: еще в 90-е, когда страну захлестнул мутный вал «свободы», Голоха общался с представителями всех конфессий, регулярно выпуская тексты в родной газете «Комсомолец Донбасса». Но постепенно фокус внимания смещался к каноническому православию. Даже возникла рубрика со всякими каверзными вопросами, на которые обстоятельно отвечал батюшка из храма на Ларинке — поселке в Ленинском районе Донецка.

«Про таинства всякие, там, допустим, покаяние, причастие — целую полосу писал. Вопросы-ответы на эту тему, ведь в то время люди письма в газеты писали постоянно, пачками просто приходило. И сектанты, и православные. Одни благодарили, другие клеймили, третьи возмущались, что вы там пишете об этом, а надо вот о том», — улыбается Голоха, у которого дома тогда регулярно ночевали какие-нибудь религиозные деятели, с которыми он спорил до глубокой ночи.

А отсюда логично появилась и потребность самому посещать службы, причащаться и быть примерным христианином. Только в особых условиях это тоже сыграло в неожиданную сторону.

Так, Сергей стал первым, кто рассказал об Иверском женском монастыре Донецка, сильно разрушенном украинскими войсками, — он находился рядом с аэропортом, за который шли ожесточенные бои. Почти полтора года в храме обители не совершались богослужения. Но когда обстрелы немного поутихли, 25 февраля 2016 года, в день престольного праздника, в разрушенном храме была совершена первая литургия.

Снимки с этой службы (как и с последующих) пробирают до самых печенок. Как и виды Новоигнатьевского кладбища, где практически не осталось целых надгробий, а многие могилы разрушены полностью. Только все, кто рассказывал об этом месте, уже шли по проторенной голоховской тропинке.

Ну а священники, окормляющие паству на передовой, вообще стали его любимыми персонажами.

Один из коллег Сергея Васильевича даже как-то по секрету жаловался на частоту их появления в эфире, но это скорее из общей вредности — во время большой общей беды с людьми, на своём месте, в побитых со всех сторон храмах осталось только православное духовенство.

Да и всякий раз это очень интересные беседы.

«С военными священниками когда общались в частях, многие говорили, что по-настоящему именно тут уверовали. Я спрашиваю, как, мол, людей меняет война? А он: я сам поменялся, так никогда не молился до этого. Когда сидишь под обстрелами, когда едешь на передовую кого-то причащать — вот тут только и началась настоящая молитва», — и здесь личный духовный опыт журналиста, читавшего Псалтирь под многочасовыми артиллерийскими ударами, полностью совпадает со священническим.

Потому что ничему фальшивому, ненастоящему, никакой имитации веры места не остается — не случайно же разного рода «сектанты» при первой же возможности сбежали из Донецка и больше никогда сюда не возвращались. «Они же и на Майдане все были, эти баптисты и адвентисты», — добавляет беспощадный Голоха.

За прошедшие десять лет в ДНР он видел всё и был везде, ему вручал почетную грамоту лично первый глава республики Александр Захарченко, перед его глазами прошли и боевые действия, и первые громкие победы, страдания людей, на чью голову свалилось всё это. И хлипкий мир Минских соглашений. И долгий период «непризнанности», который тоже, как ни крути, — такая вот жизнь. И долгожданное воссоединение с Россией, первой своей Родиной, куда каждый год Голоха ездит к старенькой маме — в Сибирь, от климата которой отвык совершенно.

Кто-то гоняет в Донбасс за впечатлениями, кавалерийским наскоком делая репортажи с огоньком. А полноватый, неторопливый и всегда добродушно настроенный «донецкий сибиряк» продолжает методично писать летопись, страница за страницей собирая историю, которую кто-то будет потом изучать, дивясь поступкам людей и событиям, в которые никто не мог поверить.

Ведь Донецк очень сильно изменился, он никогда уже не будет прежним, на место его коренных обитателей приходят другие люди, исконный местный колорит разбавляется приезжими. И это тоже требует осмысления, связи настоящего с прошлым. А кому, как не летописцу, в голове которого всё связано одной нитью между былым и нынешним, этим заниматься?

При поддержке Института развития интернета (АНО «ИРИ»)