Взгляд из Баку: Евразийскому проекту не хватает Китая

На страницах турецкого издания Аydinlik продолжается активная дискуссия вокруг якобы разрабатываемого Россией альтернативного западному проекту «Большой Ближний Восток» (ПББВ) Евразийского плана, о котором рассказал профессор Стамбульского университета Мехмет Перинчек в статье «Ближневосточный и североафриканский план Москвы. Цель: создание региональных альянсов». Проект противопоставляет поощряемому Западом ваххабизму традиционный ислам, а реализаторами его определены православная Россия, суннитская Турция и шиитский Иран. Мнения в экспертном сообществе звучат самые разные, как одобрительного, так и критического характера, выдвигаются новые предложения, делаются поправки, даются рекомендации.

Профессор Института философии Национальной академии наук Азербайджана Али Абасов полагает, что для полноты проекту возвращения Москвы, Анкары и Тегерана к своим традиционным корням и превращения «в центр трех духовных цивилизаций (православной, суннитской и шиитской), чтобы вместе противостоять Западу», явно не хватает конфуцианской и буддийской составляющих, которые могут быть внесены Китаем и Индией. В то же время, по его мнению, есть основание считать, что сенсация войдет в разряд однодневных, во всяком случае сейчас, когда для ее реализации нет объективных, да и субъективных причин. Это, однако, не снимает проект с повестки перспективной политики, поскольку борьба против однополярного мира приобретает зримые черты. По мнению азербайджанского ученого, статья профессора Перинчека является зондажем реакции и мнений мировых политических кругов на изложенные в ней идеи.

Востоковед и политолог Зардушт Ализаде считает подход к теме упрощенным, поскольку союз Москвы, Анкары и Тегерана в Астанинском формате исходил из тактических соображений, так как появился по совершенно конкретному поводу: частичному совпадению интересов трех государств в сирийском вопросе. То есть Иран, Турция и Россия сочли, что в трехстороннем формате они способны более эффективно защитить свои совпадающие интересы. «Астанинский формат позволил каждому из трех государств внешне обозначить себя более крупно, чем они в отдельности являются. В мировой политике, как говорится, «размер имеет значение», — говорит он. Россия поставляла оружие Ирану и Турции и без Астанинского формата. Другой вопрос, поможет ли этот формат России «открыть» более широко двери оружейного рынка Турции для себя? Позволит ли этот формат Ирану доступно и легко покупать более современное оружие у России? Позволит ли этот формат Турции и Ирану получить облегченный доступ к новым для себя передовым русским военным технологиям? Ответы на эти вопросы зависят не только от этих трех стран, но и от решения и позиции других мировых акторов.

Других крупных, кроме сирийского вопроса, более фундаментальных причин для более тесного партнерства России, Ирана и Турции эксперт не усматривает. Да, за сирийским кризисом знатоки различают длинные уши конкуренции за газовый рынок Европы, но в газовом вопросе Россия и Иран между собой в такой же степени конкуренты, как и союзники против других. Руководитель Центра исламских исследований Института инновационного развития Кирилл Семёнов полагает, что такой «Ближневосточный проект России» невозможен ввиду геополитических и конфессиональных факторов. Для Турции в глобальном смысле Иран — такой же конкурент, как и Саудовская Аравия, а может, даже и более серьезный. И нынешний альянс — временный для сирийского урегулирования. Объединить суннизм и шиизм под одной геополитической концепцией он считает невозможным. Новые стабильные и жизнестойкие политико-экономические и военные альянсы формируются вокруг одного (или двух) мощных в экономическом и военном отношении государств.

Но, по мнению Ализаде, ни Россия, ни Турция, ни Иран пока таковыми не являются. Да, они способны защитить себя тем, что способны нанести предполагаемому противнику существенный урон, и тем самым практически обезопасили себя от внешнего нападения, но они недостаточно стабильны внутренне. Их относительный вес в мировой экономике незначительный. И он полагает, что Астанинский формат сразу обрел бы более серьезный характер, если бы к этому виртуальному тройному союзу примкнул Китай. Но тогда возникнет вопрос: Китай вступает в альянс или альянс вступает в Китай? Обозначение альянса как триумвирата трех религиозно-культурно-политических течений также, по его словам, не выдерживает критики.

Во-первых, сейчас не Средневековье, когда религия была действенной оболочкой социально-политической начинки. Во-вторых, Россия не может считаться центром православия: от Московского патриархата отделилась сначала его прибалтийская часть, потом (политически) грузинская часть, совсем недавно отпала и продолжает отпадать украинская Церковь, отношения с Константинопольским патриархатом на уровне холодной войны, авторитет самого Московского патриархата крайне низкий среди мыслящей части русского общества. Что касается определения Турции как суннитского государства, то этот фактор никак не сказывается на ее политическом, экономическом и военном потенциале, между тем как членство Турции в НАТО имеет во сто раз большее значение в политическом и военном аспектах, чем суннизм. А фактор шиизма для Ирана играет сугубо вспомогательную и инструментальную роль. Намного более важны военно-технологические возможности страны, ее способность мобилизовывать людские массы для формирования боеспособных структур. «И это является сугубо собственностью Ирана, а к Астанинскому формату имеет опосредованное отношение», — убежден Ализаде.

Прения продолжаются. Интерес к теме обусловлен тем, что идея евразийства, возникшая в 1920—1930-е гг., переживает в наше время второе рождение и противопоставляется евроатлантизму. Как бы то ни было, новые геополитические реалии диктуют необходимость создания новых политических и экономических союзов с учетом интересов всех участников процессов.