«Атамана побили». Как в Харькове решали вопросы с украинскими мигрантами
Проблемы с адаптацией больших групп «иностранных специалистов», отличающихся от коренного населения по культуре и обычаям, возникли в Российском государстве не вчера и даже не после распада Советского Союза.
Больше 350 лет назад — когда наша страна начала расширяться на юго-запад, осваивая бывшее Дикое Поле и отвоёвывая у Польско-литовского государства исторические русские земли — в приграничье возникали разного рода нестроения.
Поселенцы-великороссы, уже давно обживавшие территории современных Харьковской и Сумской областей, зачастую с трудом находили общий язык (в переносном, конечно, смысле — так как язык был почти одинаковым) с малороссами — новыми мигрантами из Речи Посполитой, или выходцами из земель Малой России, воссоединившихся после Переяславской рады.
В последующие века различия между субэтносами большого русского народа стирались. Но в середине XVII столетия из-за отличий, возникших за время жизни порознь, возникали конфликты. Дополнительным «маслом в огонь» были промахи в «миграционной политике» тогдашних властей.
Режим наибольшего благоприятствования
Взаимоотношения великорусов — служилых людей и пришлых черкас (казаков) — были сложными не только из-за принадлежности к разным «политическим культурам», но и в силу льгот, которые тогдашнее Русское государство давало своим новым подданным. Так, черкасы обладали всяческими льготами и поблажками для стимуляции их переселения из соседней Малой России и Речи Посполитой, и для обустройства на месте.
Русские служилые люди в приграничье ими не обладали и должны были платить все налоги и сборы подобно остальным служилым людям Русского государства.
Не способствовали взаимному пониманию и многочисленные неурядицы второй половины XVII века в Гетманщине — территориях Малой России под управлением запорожского войска.
Измены гетманов Ивана Выговского и Ивана Брюховецкого, бунты и истребления русских гарнизонов во время черкасских восстаний, приводы татар черкасами в качестве союзников в Малую Россию, на южнорусские города Белгородского и Севского полков увеличивали недоверие и подозрительность русских служилых людей к пришлым черкасам.
Зачастую их воспринимали не как «страдающих православных христиан-единоверцев», а как «пришельцев», «иноземцев», «подозрительных» и «вечно шатающихся».
И порой накопившиеся проблемы приводили к, мягко говоря, неадекватной реакции «местных» на «пришлых». Об этом свидетельствуют документы, сохранившиеся в архивах.
«В Филиппов пост порезали свиней»
4 февраля лета 7167 от сотворения мира, или 1659 от Рождества Христова, харьковский воевода Иван Офросимов направил царю Алексею Михайловичу две жалобы от харьковских черкас. Офросимов приложил к челобитным свой сопровождающий и разъясняющий документ, который тогда назывался «отпиской».
Воевода сообщал: «человек с триста» служивых великорусов из города Чугуева во главе с неким Александром Онофреевым сыном Маренковым прибыли в Харьков и «харьковских черкас многих побили… платье и ружьё пограбили», после чего «поотымали» у черкас лошадей и волов.
Те же люди «в Филиппов пост порезали свиней и ели, и пасеки со пчелами многих черкас разорили».
Воевода Офросимов вступился за черкас и послал атамана Тимоша Лавринова с пятью черкасами поговорить с Маренковым и его людьми. Но чугуевцы «атамана и черкас побили и с лошадей сбили. И лошадей, и ружье у них поотымали, и из ружья по них стреляли и изменниками… тех харьковских черкас называли».
Чугуевцы всё-таки отпустили Тимоша, но пригрозили: «Как пойдём назад из войска, будем вас, изменников, пленять огнём и мечом. От того их говорения и от похвальбы харьковские черкасы впали в сомнение большое».
Тогда воевода послал к чугуевцам русских служилых людей из Харькова. По всей видимости, пыл чугуевцев остыл, и посланные были приняты «лучше»: их только словесно оскорбили — «лаяли всякой неподобной лаею».
После чего харьковский воевода послал на переговоры чугуевского коллегу Исаака Бунакова. Но Маренков «сотоварищи» не послушали и своего шефа, посланных из Чугуева побили, и по сложившейся традиции отняли лошадей и ружья. Наконец, чугуевские служилые люди покинули Харьковский уезд и ушли служить в полк князя Григория Ромодановского. Харьковский воевода написал жалобу в полк Ромодановскому, последний же оставил её без ответа.
Но военные действия в Малой России не начались, и русские служилые люди были отпущены Ромодановским домой в Чугуев.
На обратном пути чугуевцы проходили мимо Харькова, где Александр Маренков припомнил данное ранее слово и снова устроил погром харьковским черкасам. На сей раз «пасеки с пчелами разорили и на хуторах животину — коров и волов пограбили, и свиней из ружья побили». От такого разорения многие харьковские черкасы «разбрелись врозь».
Во всех случаях объясняли свои действия местью за измену черкас. Заметим, такая измена с переходом казаков на сторону поляков действительно имела место в Чугуеве в 1641 году. Только «мстили» служилые люди явно не тем черкасам. Да и в целом заявленное возмездие выглядело как оправдание для разбоя. Но эта выходка была ненормальным следствием из ненормального положения вещей.
Казаки против «дачников»
Помимо припоминания старых обид, поводом для конфликтов были и споры из-за имущества. И здесь старожилы зачастую оказывались пострадавшей стороной.
Служилая корпорация русских людей Харьковского уезда, костяк которой состоял из чугуевцев, впоследствии приписанных к новому городу Харькову, настаивала: за великорусскими поселенцами надо сохранить «поместные дачи» — земельные наделы, которыми русские служилые люди владели ещё до миграции черкас из Малороссии и до постройки Харькова.
Следы этих конфликтов видны в другой «отписке» харьковского воеводы Офросимова от марта 1659 года. Ему подали жалобу «дети боярские» (одна из категорий служилых людей) из деревни Жихори близ Харькова — сейчас это район города на левом берегу реки Уды. Жалобщики — русские поселенцы Григорий Карпов и Назар Полчинцов с товарищами напоминали, что по указу царя Алексея Михайловича были «испомещены на Диком поле», на речке Жихарец, ещё в тот момент, когда «Харьков-город» не построили.
Русские служилые люди получили по двадцать четей земли на человека (в XVII столетии 1 четь или четверть равнялась примерно 0,55 гектара).
Когда же был построен Харьков, служилые были «приписаны» к новому городу.
И здесь начались проблемы с мигрантами из принадлежавшей полякам части Малой России. Новые российские подданные — черкасы обосновались в Харьковском уезде. И, если верить Карпову и Полчинцову сотоварищи, начали обижать местных поселенцев. Авторы челобитной жаловались: приезжие вытесняют их с пожалованных царём «дач» и, как бы сейчас сказали, рейдерски захватывают пахотные угодья и сенокосы.
Жалобщики напоминали царю о своих заслугах на службе в харьковской крепости и «на отъезжих сторожах» на Муравском шляхе. Заканчивалась челобитная просьбой к царю — дать приказ харьковскому воеводе Офросимову, «чтобы нам, бедным холопам твоим, от их (черкас) насильства впредь вконец не погибнуть и без пашни не помереть голодной смертью», а «скотинишке» от бескормицы «врозь бы не разбрестись».
Решения по жалобе, судя по всему, не сохранилось. Но в любом случае сам факт её появления говорит об остроте проблемы.
Обеспечить «любовь и привет добрый»
Как видно, вопросы принадлежности поместной земли (которая принадлежала русским служилым людям или «лежала пустой») в Харьковском уезде были предметом острых споров.
Немаловажную роль в конфликтах имел и взгляд русских служилых людей на черкас-казаков как на «иммигрантов», пришлых из-за границы в Русское государство, на царскую землю Харькова.
Отношение к черкасам как к «склонным к измене» обнаруживалось среди русских служилых людей в периоды особенных потрясений: измен гетманов в соседней Малой России (Гетманщине), случаев истребления русских гарнизонов в городах Малой России.
В таких спорах царское правительство в подавляющем числе случаев становилось на сторону черкас как быстро растущей группы, а следовательно — важного по численности населения региона. Происходит ослабление воеводской власти в городах с черкасским населением, о чём нередко просили и сами черкасы.
Например, в указе от 9 марта 1684 года от имени царей-соправителей Ивана и Петра (будущего Великого) предписывалось: русским городовым воеводам и приказным людям категорически запрещалось вмешиваться в казацкие дела. Так, в Харькове делами этой черкасской «диаспоры» должен был ведать только казачий полковник Григорий Донец и его приказные люди — но не городовой воевода.
После получения этого указа курский воевода (на тот момент «курировавший» харьковские земли) написал местным начальникам, чтобы они обеспечили «черкасам любовь и привет добрый и во всём их оберегали, не оскорбляли».
Служилых людей обижают
Русские служилые люди — рейтары, солдаты, городовые — Харьковского уезда в то времена подчинялись городовому воеводе Харькова и составляли традиционный для Русского государства «служилый город». Казаки харьковских черкасских сотен, которых к концу XVII века было уже две, были в ведении своих сотников, а те слушались только казачьего полковника.
Обе параллельные властные вертикали «сходились» на — выражаясь современным языком — региональном уровне, в «офисе» главного разрядного воеводы Белгорода.
А «на земле» копилась неприязнь, вызванная тем, что у служилого люда и поместное землевладение было ограниченным, и ресурсов для ведения хозяйства было меньше.
Как Иван Самин «выписался из русских»
Кроме побегов и «схода» в другие уезды, русские служилые люди Харьковского уезда стали «записываться в казаки» Харьковского полка — чтобы получить налоговую амнистию, которая полагалась только черкасам.
Иллюстрацией может служить письмо харьковского городового воеводы Семёна Дурова, которое он отправил Петру I в феврале 1698 года.
Это была жалоба на семью Саминых, русских служилых людей из Харькова. Братья Самины, Пётр и Иван, и дети Ивана — в общей сложности пять человек — самовольно «написались из русских людей в казаки». Воевода жаловался, что городовую службу это семейство служить отказывается, от «стругового дела» (служилые люди должны были за свой счет делать струги, нанимать плотников, заниматься погрузкой хлеба и т.п.) уклоняются и штраф за это уклонение платить не хотят.
От царя Петра пришёл ответ — взять с Саминых, самовольно выписавшихся из служилых людей в казаки, все недоимки без всякой пощады. Разбирательство было поручено «главе региона», белгородскому воеводе, князю Якову Федоровичу Долгорукову.
«Привести к тому, чтобы они обрусели»
Если судить по этим документам, то политика тогдашнего царского правительства — с преференциями новым ценным подданным и с тяжёлым бременем для коренного населения — была примером того, «как не надо».
Не имея таких больших льгот, как черкасы-казаки, русское население региона затормозило свой численный рост, а в ряде случаев и вовсе покинуло свои земли, уступив их черкасам-мигрантам.
Полноценная интеграция черкас-малороссов в большой русский народ стала возможной с сокращением автономии для «подданных» гетманов (что началось при Петре), а затем и с ликвидацией Гетманщины как таковой при Екатерине II. Императрица отмечала: «Сии провинции надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть, как волки в лесу». При этом, создав вместо гетманской старшины Малороссийскую коллегию, Екатерина учредила комиссию, в которой простые малороссы высказывали пожелания и жаловались на нужды. А дальше естественная близость велико− и малороссов (языковая, религиозная, культурная) сделала своё дело.
Но описанная выше практика времён XVII века — с раздачей льгот, поблажек, сохранением «черкасских обычаев» ради лояльности мигрантов из Гетманщины и Речи Посполитой — всё это очень похоже на заигрывание с «украинством», которое проводилось во времена СССР, да и после 1991 года.
Эти события и документы 350-летней давности поучительны. И не только как пример опасности пестования украинской «особости», но и как первый и неудачный опыт «работы с диаспорами». Можно надеяться, что события последнего времени вновь напомнят нам — когда для каких-то меньшинств создаются или сохраняются отдельные правила игры, то это чревато возмущением большинства. А равенство условий приводит к миру и согласию.