Что и зачем сказал Пелевин в книге «Тайные виды на гору Фудзи»? №1

В 2018 году 27 сентября вышла книга писателя Виктора Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи». Она вызвала довольно бурное обсуждение, на нее было написано множество рецензий. Впрочем, книги Пелевина пользуются большой популярностью уже с давних пор. Я сразу должен оговорить, что не считаю его крупным писателем, а его книги тем, что называется словами — «хорошая литература». Он меня интересует не в качестве писателя, а в качестве, не удивляйтесь, философа, человека, думающего над проблемами сегодняшнего общества, которому время от времени удается сказать нечто нетривиальное и ценное. Собственно, это «ценное"-то и осталось практически без внимания рецензентов, и я постараюсь восполнить этот пробел.

Основной темой «Тайных видов» (я далее так буду для краткости называть эту книгу) стали взаимоотношения между олигархом Федором и его одноклассницей Таней. Причем эти отношения между мужчиной и женщиной рассмотрены Пелевиным в контексте нашей эпохи, в рамках товарных отношений, когда «все продается и все покупается». А что, кстати, значит эта, казалось бы, банальная, фраза? Разве можно продать или купить любовь? Все понимают, что нельзя, а можно продать и купить только секс-услуги. Таким образом, на самом деле, эта фраза не говорит о том, что любовь теперь стала товаром, а говорит о том, что любовь, как и все подлинное, просто покинула этот мир. Мир стал безлюбым, и в рамках такого мира, действительно все, что в нем осталось, подлежит купле-продаже и последующей утилизации… Именно в этих рамках заключены отношения главных героев «Тайных видов».

Федор, когда-то был влюблен в свою одноклассницу Таню, а она была первой красавицей в школе. Оба главных героя пошли по «капиталистической» стезе. Таня стала торговать своей красотой, а Федор, воспользовавшись удобным случаем, стал олигархом. Когда Федору наскучили женщины, наркотики, яхты и все остальное, он стал вместе с другими олигархами искать новые невиданные типы развлечений. В итоге некий Дамиан предложил скучающим «стартап» под названием «Fuji Experiences», что можно перевести как «опыт Фудзи». Фудзи — это главная священная гора в Японии, а базовой метафорой всей книги являются улитки, которые ползут к ее вершине. И тут мы имеем, между прочим, еще явный отсыл к книге братьев Стругацких «Улитка на склоне». Этими улитками являются, прежде всего, два главных героя. Одним из «развлечений», которое предоставила «фирма» Дамиана в рамках стартапа Fuji Experiences, было возвращение Федора в свою молодость.

Федор рассказал психологу от «фирмы», что когда-то в молодости он подсматривал за Таней в бане, а когда она оттуда вышла, он хотел распахнуть халат, в котором он тогда был, и… Но он тогда этого не сделал — испугался. В итоге «фирма» занялась подробнейшей реконструкцией того жизненного эпизода. Разумеется, Таню наняли тоже. Федор реализовал свою неудавшуюся мечту, хотя и ограничился простым распахиванием халата.

Потешив свое эго и оставив Таню в специфическом состоянии, которое в дальнейшем приведет ее к оккультным феминисткам, а сам, в очередной раз, упустив шанс на настоящую любовь, Федор запросил у Дамиана и его «фирмы» что-нибудь покруче. В итоге Дамиан нанял буддийских монахов из бирманских пещер и попросил их проводить сеансы медитации с Федором и его друзьями олигархами. Для этого использовалось специальное устройство, которое передавало состояние монаха — олигарху. То есть, когда монах в медитации переходил, как по ступеням, от джаны к джане, а всего их по Пелевину семь, то вместе с ним «возносился» и подключенный к мозгу монаха олигарх. Разумеется, «восхождение» производилось постепенно.

Я опущу все, что не относится непосредственно к теме статьи. Скажу только, что в итоге олигархи оказались в состоянии, в котором они перестали получать малейшее удовольствие от земной жизни, но и в нирвану уходить не могли и не хотели. В итоге они начали «лечиться» от этого состояния, зависнув где-то между небом и землей. Собственно, этот «лифт», сама эта вертикаль (будем условно ее называть «вертикаль Фудзи»), предложенная Пелевиным к рассмотрению и на основе которой он построил весь сюжет своей книги, и является основной моделью, концепцией, ради которой я вообще взялся писать эту статью. Кроме того, что еще важнее, Пелевин сам указывает на возможность спасительного выхода из этой вертикали, хотя в него не верят ни сам Пелевин, ни его герои.

Вот как Пелевин описывает тот путь, который выбрала Таня, и его альтернативу.

«Таня сменила нескольких бандитов. Они горели так же неостановимо и ярко, как бенгальский огонь ее собственной красоты. Страшно и весело было катить вместе с ними по жизни в золотых тачанках.

Бандюки были по-звериному — не в эстетическом, а в гормональном смысле — красивы. В них было что-то настоящее, жмущее на все женские клапаны и пружины сразу. Крутой мужик убивает других мужиков. Крутая телка с ним после этого спит: древний женский способ соучастия в убийстве. И две тысячи лет война, война без особых причин, звезда по имени Солнце и группа крови на рукаве».

Помимо цитаты из песни «Звезда по имени Солнце», Пелевин, с помощью нее в том числе, отсылает нас к древности и метафизике «войны без особых причин». Пелевин достаточно умен и образован и понимает, куда именно нас отсылает и зачем. Ведь тут речь идет о метафизике Великой темной матери, которая известна под разными очень многочисленными именами: Астарта (вспомним также и храмовую проституцию), Кали, или Дурга на востоке и многими другими. На западе же ее обычно называют Кибелой.

В конце рассказа этот путь, на характер которого Пелевин только намекает в приведенной выше цитате, приведет Таню в секту феминисток, поклонниц некоей подземной, обитающей в кратере горы Фудзи, Игуаны. За всем этим без труда угадываются черты все того же темного древнего матриархата. В итоге Таня, получив специфические способности, «приручит» Федю, который с ней так и останется. Сделает она это при помощи своего магически созданного образа, который и будет лицезреть Федя. Таково будет «воссоединение» героев в рамках определенной метафизической вертикали, которую предлагает Пелевин. А какова же была альтернатива? Пелевин так описывал выбор, который стоял перед Таней еще в школе:

«Поезд, на который брали только красивых, был реальностью; можно было ехать на нем — или нет. Строить новую железнодорожную ветку в ледяной русской пустыне было благородно, но как-то зябко. Природа спешила, и приходилось спешить следом.

Все Танины сюжеты, где происходило что-то серьезное («мокрые дела», как говорила подруга), завязывались и кончались за пределами школы. Мальчики в классе засматривались на нее, но понимали, что им ничего не светит: Таню дожидались у школы такие иномарки, которым не стоило царапать бампер даже взглядом. Страна переходила на рыночные рельсы, и Таня, в отличие от болтунов-взрослых, действительно готова была на них лечь».

У Тани была возможность «строить новую железнодорожную ветку в ледяной русской пустыне» (между прочим — очень неплохой образ!), однако она предпочла «реальность» и не «зябнуть». Реальность же эта была по Пелевину, как видно из цитаты, не абы какой, а капиталистической. На её-то «рельсы» и легла Таня. И покатилась во всех смыслах этого слова…

У Федора тоже был свой путь и свои возможности уклонения. Причем Пелевин прямо говорит, что то, что заманило Федора, не является человеческим. Вот как рассуждает Федор в «Тайных видах» о тех состояниях, которые он испытывает в джанах:

«Конечно, это нечеловеческие состояния. Совершенно нечеловеческие, хотя бы потому, что люди попадают в них крайне редко — и заглянуть туда мы можем лишь потому, что и нашу ползучую жизнь, и ослепительное счастье звезды переживает один сознательный принцип».

Тут Федор высказывает очень важную концепцию, что и «ползучую жизнь», и «ослепительное счастье звезды» «переживает один сознательный принцип». Эта концепция также подтверждает единство «вертикали Фудзи». Кроме того, аналоги такого понимания содержатся и в европейской философии. Я говорю тут о философии Гегеля, у которого и «земное», которое он называет «единичным» и «небесное», которое он называет «всеобщим», мыслит его Мировой дух. Настаивать на этой аналогичности я тут не могу, ибо мне потребовалось бы привести слишком много сложнейших доказательств. Поэтому я предлагаю рассматривать это лишь как ассоциацию.

Далее Федор продолжает:

«Но разве «нечеловеческое» — это всегда плохо? Нет, Танечка, иногда это очень даже хорошо. А вот «человеческое» — давай уж будем честны до конца — это практически всегда плохо. В том смысле, что почти всегда больно и абсолютно всегда крайне ненадежно.

И особенно отчетливо понимаешь это, когда вываливаешься в мир из второй джаны. Может, монахи таких чувств не испытывают, потому что в любой момент могут вернуться назад, а я вот ощущал себя пассажиром туристического автобуса, которого только что провезли по раю, а потом ссадили в навозную кучу возле покосившегося крыльца — и сказали: «Экскурсия закончена».

И какая мне теперь была разница, что моя куча навоза покрашена золотой краской?»

То есть Федор, по сути, признает, что то, что ему любо, и тот путь, которым он идет, подразумевает отказ от человеческого, то есть от гуманизма. Человеческое же мыслится как «боль», «куча навоза», которую разве что можно выкрасить «золотой краской», и при этом человеческое еще и «крайне ненадежно». Правда, насколько «надежна» жизнь бандита и даже олигарха, Федор как-то «забыл» рассмотреть поподробнее…

В итоге мы видим довольно четкую концепцию книги. В предельном «низу» находятся Игуана и ее феминистские жрицы, а в предельном «верху» — буддийская нирвана. И то и другое как-то связаны между собой, хотя бы склоном горы Фудзи, по которой ползут «улитки», что и есть, по Пелевину, путь капиталистический, бандитский, путь товарных отношений между людьми, и мужчиной и женщиной в частности. Тот, кто попадает в эту «вертикаль Фудзи», может либо стремиться к нирване, либо стремиться к предельному низу. Женщины могут стать оккультными феминистками, а мужчинам уготовано рабство у этих феминисток. Еще есть возможность болтаться между «небом» (нирваной) и «землей» (Игуаной, Кибелой). Выход из этой «вертикали» в живую реальность возможен только при помощи отказа от «нечеловеческого», бандитского, товарного, то есть, на самом деле, через настоящую любовь. Именно любовь несколько раз на протяжении книги стучалась в двери персонажей. Когда Таню наняли для реконструкторского спектакля, она ждала, предчувствовала возможность любви. Даже Федор в какой-то момент о чем-то таком если не задумывался, то предчувствовал возможность хотя бы самой мысли об этом. Оба героя не смогли соединиться «по-человечески», то есть в любви, сами отринули эту возможность, хотя и обратили внимание на ее существование, что и привело их к закономерному финалу. Такова модель Пелевина.

О том, что не только Пелевин говорил о том, что безлюбый мир, основанный на товарных отношениях, в своей финальной стадии ведет к тому или иному варианту не западной, а восточной метафизики, что это, как сейчас говорят, «высказывание» находится в некоем ряду, и до Пелевина об этом говорили люди совсем иного калибра, я поговорю в следующий раз.

(Продолжение следует)