«Жена из чужаков». Три женщины, родившие политическое украинство
Одержимость «национально-сознательным украинством» существует в мужской и женской версиях. У известных случаев идеологической одержимости — как сказали бы врачи — разная этиология, то есть разные условия и причины возникновения. Но есть и общие симптомы.
Истории известны несколько казусов, когда этнически великорусские барышни из вполне приличных семей становились украинками либо заодно с мужем, или же «заражая» мем-вирусом своих мужей-малороссов (которые до того ни о какой «національної свідомості» особо не помышляли).
Почти каждая из этих историй начинается словами: в одной из российских губерний жила-была барышня. Она читала книжки и была воспитана в любви к окрестным крестьянам.
Девушки из провинции
В Орловской губернии жила Машенька Вилинская, в Архангелогородской — Шурочка Ставровская, а в Черниговской — Христина Журавлёва.
Все вышли замуж, причём без мезальянса, и стали, соответственно, Марией Маркович, Александрой Ефименко и Христиной Алчевской. Если рассматривать их с точки зрения современных требований, то они явно разочаруют сторонниц «повесточки» — ни лесбиянства*, ни чайлдфри** среди них не встречалось, а смена партнёров, в том числе и со смертельными исходами, только у Марии.
Афанасий Маркович и Пётр Ефименко были чиновниками, сосланными из малороссийских губерний по разным уголкам необъятной империи. Афанасий Васильевич — недалеко, в Орёл, а вот Пётр Саввич — в Холмогоры, как когда-то несчастное Брауншвейгское семейство. И занимались они не только переписыванием всяких бумаг, но также сбором фольклора и статистикой.
Маркович быстро увёз молодую жену Марию в Малороссию, а Ефименко увлёк Александру Яковлевну на месте своими научными изысканиями, а уже потом направился с семьёй в родные края.
Нигилизм, демократия, народность
Орловчанка Мария Вилинская со всех сторон великорусского происхождения по переезде не только увлеклась малороссийским фольклором, но и сама стала писать на местном наречии, которое освоила в детстве от прислуги в харьковском пансионе. И увлечение этнографией легло на подготовленную почву.
Её проза оказалась вполне в духе возникшего вскоре народничества. Сочинения, наполненные ненавистью к крепостничеству и состраданием к бедным селянам, очень понравились Тарасу Шевченко, а также другим пишущим на южнорусском наречии и пропагандирующим его.
Ещё раз отметим, сочинения о тяжкой доле народной, что называется, попали в тренд. На пике популярности были идеи революционных демократов, в том числе статьи троюродного брата Марии Вилинской-Маркович критика Дмитрия Писарева, нигилистически ниспровергавшего «чистое искусство», страшно далёкое от народа. Так уж получилось, что в случае с Марией Маркович страдающим народом оказались малороссийские селяне со своими языковыми особенностями.
Чтобы не было проблем с публикацией, Мария Вилинская взяла вполне мужской псевдоним — Марко Вовчок. Живя то в Малороссии, то в Петербурге, то за границей, она успела побывать и бытописательницей, и иноагентом (печаталась у Александра Герцена).
Но главная её заслуга перед русской историей вовсе не в малороссийских рассказах и повестях, не в её бурной личной жизни, достойной фривольного сериала с элементами нуара, а в том, что во многом благодаря Марко Вовчок Россия стала самой читающей страной мира
Её переводы на русский язык романов Жюля Верна и Виктора Гюго, как теперь говорят, подсадили российских подростков на книги и почти на столетие стали основой для общих тем разговоров, а затем и экранизаций — вплоть до Станислава Говорухина (в вольной интерпретации «Детей капитана Гранта» переводчицу Жюля Верна, мадам Вовчок, сыграла Марина Влади).
Марко Вовчок вырастила сына, а затем и усыновила внука вместе со вторым мужем. Будучи востребованной русской культурой и отойдя от участия в общественной жизни, она излечилась от украинства и умерла в 1907 году в Нальчике. Но дело было сделано, и в украинской литературе остался один из первых классиков — писатель Марко Вовчок.
Как петлюровцы убили создательницу украинства
Что же до Александры Ефименко, то «разделяя учёные интересы своего мужа, Александра Яковлевна сама обратилась к изучению народных обычаев, верований и правовых понятий на её родине — на крайнем русском севере…» — писал о ней известный русский историк Сергей Платонов.
Более того, с особым интересом отнёсся к трудам Ефименко и обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев. В чём-то, например, в описании народных представлений о браке, он с ней не соглашался, но высоко ценил богатейший фактический материал, собранный исследовательницей.
После переезда в Харьков и во время работы в местном историко-филологическом обществе у Александры Яковлевны меняется предмет изучения, русский север становится ей неинтересен
В альманахе «Киевская старина» она стала публиковать труды по истории и этнографии Малороссии, в том числе и «Очерки истории Правобережной Украины» (1894—1895). Так для той части киевской общественности, которая увлеклась идеей самобытности малороссов и стала именовать себя украинцами, она стала своей. При этом Ефименко не только создавала научные труды, но и родила троих детей.
В 1907 году Александра Яковлевна переехала в Петроград и в следующем году овдовела. В столице она преподавала историю России на Высших женских курсах. В 1910 году, по случаю сорокалетия ученой деятельности Ефименко, Харьковский университет возвёл её в степень доктора истории (honoris causa), а совет высших курсов избрал ее профессором курсов. Так она стала первым в истории России доктором истории и профессором в одном лице.
Когда большевики пришли к власти в Петрограде, высшие женские курсы были закрыты. Из уважаемого профессора Александра Яковлевна превратилась в «тунеядку», да и работавшим в столице есть было нечего. Они с дочерью Татьяной отправилась в Харьков, а затем поселились на хуторе Любочка Волчанского уезда (ныне в составе села Бугаевка). Там они учили местных детей.
Журналист Борис Элькин так описал в одной из харьковских газет происшедшее на хуторе Любочка 18 декабря 1918 года:
«Её убили солдаты Петлюровского войска — убили за то, что она не хотела выдать солдатам спрятавшихся в её квартире двух дочерей Харьковского губернского старосты (представителя гетманской власти) Неклюдова… Донос привёл солдат к квартире Ефименко, где спрятались две дочери Неклюдова. Ефименко отказалась выдать их, заявив, что у неё никто не спрятан. Был произведён обыск, девушки были обнаружены, убиты, и их участь тут же, на месте, разделила А. Я. Ефименко».
Вместе с Александрой Яковлевной и сёстрами Неклюдовыми погибла и дочь профессора — поэтесса «серебряного века» Татьяна Петровна Ефименко.
Благодетельница демона
Христина Журавлева родилась в городке Борзна Черниговской губернии 4 (16) апреля 1841 года. Ее отец работал преподавателем в местном уездном училище. По материнской линии Журавлева приходилась внучкой участнику войны 1812 года Николаю Вуичу, выходцу из сербских дворян, начавшему службу в Ахтырском гусарском полку и дослужившемуся до генерал-лейтенанта.
Отец Журавлевой не был сторонником женского просвещения, а девушка выступала за доступность женского образования и всеми силами пропагандировала его необходимость. Начинала она свою творческую жизнь, по сути, как иноагент: Герцен опубликовал несколько ее статей на эту тему в «Колоколе», подписанных псевдонимом Украинка
В начале 1860-х Журавлева вышла замуж за купца Алексея Алчевского, который неплохо заработал на учрежденном в Харькове обществе взаимного кредита, после чего развернулся вширь. В 1899 году на его средства в саду своей усадьбы она установила первый в мире памятник Тарасу Шевченко. Под ее влиянием супруг активно участвовал в деятельности украинской организации «Громада», щедро жертвуя ей немалые средства.
Предприниматель Алексей Алчевский с супругой рассматривали украинство скорее как хобби. На взращённом народниками чувстве вины перед бедным и необразованным народом в местной интеллигенции росла и неловкость за то, что она не говорит с народом на родном языке. Любой проходимец или маньяк мог запросто упрекнуть уважаемых профессоров и заводчиков в отрыве от корней и предательстве родной почвы.
В 1901 году на почве финансовых затруднений своего бизнеса, получив отказ в правительственном кредите, Алчевский покончил с собой, бросившись под поезд (существует также версия о том, что это было убийство).
До краха супруг стал крупнейшим меценатом, выделяя значительные суммы на проекты жены. Видя, в какой темноте и безграмотности живёт рабочий люд, она основала воскресную школу для женщин. Здесь учились женщины разного возраста, те, что работали прислугой, модистки, фабричные работницы, жёны и дочери ремесленников.
Так бы и осталась Хрыстя Алчевская в истории просветительницей и методистом, подобно её подругам Марии Раевской-Ивановой и Екатерине Драшковской, но к желанию обучать у неё прибавилась поддержка самых отвратительных персоналий самостийнического движения.
В 1899 году, когда вся Россия отмечала столетие Пушкина, в Харьков явился 26-летний юрист Николай Иванович Михновский. Двухметрового роста, с дипломом университета св. Владимира и вполне терпимыми манерами, обученный правилам гигиены, он не источал того омерзения, которое могли вызвать его последователи в следующих поколениях.
Это уж потом персонажи с внешностью Андрея Парубия или Ирины Фарион стали лицом украинской идеи. Тогда гниль и червоточины можно было спрятать под костюмом последней модели, а «дух, що тіло рве до бою» прекрасно забивался мылом и одеколоном.
Причиной отъезда Михновского из Киева стал скандал отнюдь не политического свойства, а выходящая за всякие рамки «аморалка». Он увел из семьи жену своего начальника, привёз в небогатое село на Полтавщине, где его отец был приходским батюшкой. Там она заскучала и решила вернуться в прошлую жизнь.
С тех пор известны многие романы Михновского, так и не окончившиеся даже длительным сожительством, а сексуальная распущенность очень способствует укоренению внутри разлагающейся личности радикальных идей. Такого, например, толка (процитируем известное открытое письмо Михновского главе МВД Российской империи Дмитрию Сипягину): «Украинский народ должен… добыть себе свободу, даже если зашатается от этого целая Россия… даже если прольются реки крови».
В общем, в Михновском сошлись воедино половой и национальный вопрос. Так что бордель и скучающие вдовушки смягчению агрессии могли помочь лишь отчасти. Кроме того, украинство не было уголовно наказуемым, в худшем случае власть могла оштрафовать за распространение незаконной литературы.
Ведь ни к рабочим беспорядкам, ни к крестьянским бунтам, ни тем более к террору эти идеалисты не призывали. Ну, ездят в австрийский Лемберг (нынешний Львов), печатают и зарабатывают там что-то, так ведь эта макулатура там и остается. В общем, Михновский — далеко не первый скрывавшийся в Харькове прелюбодей, но первый постоянно обитавший в этих краях грантоед.
У Михновского в Харькове появляется, как бы теперь сказали, «крыша». Помимо юридической практики он становится секретарём богатой вдовы и меценатки Алчевской. Двое детей ее под влиянием Михновского ударились в украинство. Да, сама Алчевская и ее отпрыски в экстремизме лично не были замечены (потребовалось ещё несколько поколений, чтобы в этой семье выросли продолжательницы дела Михновского).
А вот в том, что русофоба-сепаратиста, ставшего в итоге настоящим бесом (если использовать терминологию Достоевского) «украинской национальной революции», ввели в приличные харьковские дома, в этом роль Христины Даниловны неоспорима. Ведь что ей стоило не делать какого-то юриста рукопожатным везде? Но благодаря её авторитету харьковцы вместо того, чтобы вспомнить о моральной гигиене, дважды избирали этого персонажа гласным (депутатом) городской думы.
Христина Алчевская умерла в Харькове в 1920 году в возрасте 79 лет. Незадолго до этого большевики окончательно закрыли ее школу, переформатировав в заведение для учащихся обоих полов, а ей стали платить пенсию как прогрессивной деятельнице прошлого.
Михновский пережил свою благодетельницу на четыре года — его гибель в 1924 году списывали на зверства ОГПУ, но большинство историков полагают, что идеолог радикального украинского сепаратизма покончил с собой. Но дело было сделано — благодаря патронажу госпожи Алчевской маргинал Михновский превратился в отца-основателя украинского русофобского национализма (а значит и в одного из духовных отцов современного киевского режима). В наследство оставил «Декалог» — десять заповедей украинского патриота, в котором содержались такие перлы:
«Все люди — твои братья, но москали, ляхи, венгры, румыны и евреи — это враги» (пункт 2-й), «пусть ни жена твоя, ни дети твои не оскверняют твой дом языком чужаков-угнетателей» (пункт 4-й). И, наконец, 10-й пункт «Декалога»: «Не бери себе жену из чужаков, поскольку твои дети будут тебе врагами». Интересно, как бы к этому отнеслись русские женщины, оказавшиеся волею судеб соавторшами украинской идеи?
*Международное общественное движение ЛГБТ признано экстремистским в России.
**С 4 декабря 2024 года в России действует закон о защите от пропаганды осознанного отказа от деторождения — чайлдфри.