Журналисты назвали случившееся «эпохальным событием», политики — «поворотным пунктом в истории Европы». Год прошел, эпохальность слегка подзабылась, а колесо истории ЕС, начавшее поворачиваться, наконец, 29 марта 2017 после официального объявления Терезой Мэй активации 50-й статьи Лиссабонского соглашения, движется с крайней неохотой, и душераздирающе скрипя. Консерваторы погнались за увеличением большинства в парламенте с целью гарантировать себе прохождение нужных решений в облегченном режиме. Добились прямо противоположного эффекта. Более того, в ЕС все чаще (и с тайной надеждой) стали говорить о возможном отказе Лондона от принятого год назад решения о выходе или как минимум проведении повторного референдума, который должен принести результаты в пользу сохранения Соединенного Королевства в Евросоюзе.

Иван Шилов ИА REGNUM
Brexit

Зачем нужен был референдум?

Надо сказать, что евроскептики в Великобритании появились не в последние годы, а практически сразу после подписания Джоном Мэйджором Маастрихтского договора (1992) и накануне вступления этого соглашения в законную силу (1 ноября 1993). Партия независимости Соединённого Королевства (англ. United Kingdom Independence Party, UKIP), провозгласившая своей целью выход из ЕС, была зарегистрирована 3 сентября 1993.

После выборов 2010 года, на которых консерваторам не удалось добиться абсолютного большинства, Дэвиду Кэмерону пришлось пойти на создание коалиционного правительства, сформировав альянс с либеральными демократами. Именно тогда лидер UKIP Найджел Фарадж и начал кампанию по «раскачиванию лодки», выступая с антииммигрантскими и антиевросоюзными речами. Популярность идей Фараджа достигла в 2014 году таких высот, что не считаться с этим было нельзя, и Кэмерон пообещал, что если он вновь станет премьером в 2015 году, то проведет референдум по членству Великобритании в ЕС.

После победы на выборах джентльменское обещание Кэмерону пришлось сдержать. Окрыленный победой Лондона в споре с Эдинбургом (на референдуме об отделении Шотландии от Великобритании победили сторонники сохранения статус-кво), лидер тори и премьер страны был уверен, что и голосование по брекситу станет чистой воды формальностью и просто заткнет рот агитирующим за выход. Но Кэмерон проиграл битву против брексита. Тысячи граждан впоследствии высказались в духе «сожалею, что проголосовал за выход, это было минутное помутнение разума», но прокрутить киноленту назад уже было нельзя. Британскому правительству осталось только поступить в соответствии с решением большинства нации, причем разрулить все с присущей ей прагматичностью, так, чтобы проблем было по минимуму, а преимуществ — по максимуму.

Политическое землетрясение будет продолжаться

Победа брексита явилась для Вестминстера настоящим землетрясением: внутри консервативной партии вдруг вскрылись секретные альянсы, скорее, против кого-то, чем за что-то. В результате междоусобных войн Кемерону пришлось совершить политическое харакири, на авансцену вышли считавшаяся к тому времени уже вполне харизматичной Тереза Мэй и всегда мечтавший об офисе на Дайнинг-стрит, 10, экс-мэр Лондона Борис Джонсон. Кабинет лихорадило год, пока состоявшиеся 8 июня досрочные выборы не подтвердили, что обе названные фигуры сохранят свое положение в правительстве.

Лейбористов тоже потрясло: большинство этой партии было за сохранение Соединенного Королевства в ЕС и потому поднявшаяся волна протеста против лидера «трудовиков» Джереми Корбина «за проигрыш брексита» никого не удивила. Удивило то, что Корбин, согласившийся доверить свою судьбу праймериз, их выиграл и остался в кресле партийного босса, а возглавляемая им организация увеличила число занимаемых ее представителями мест в парламенте и теперь выглядит более сплоченной, чем ранее.

Contw.com
Парламент Великобритании. Вестминстерский дворец. Лондон

UKIP неожиданно проиграла все, что могла и тихо исчезла из Вестминстера. Фарадж покинул ряды организации, которая теперь пребывает в состоянии поиска нового достойного лидера и пока ни на что не замахивается.

Подводя черту перетряскам, можно отметить, что как бы ни считалась сегодня фракция тори крупнейшей в парламенте, а проведение всех ее решений, хоть о мягкой форме брексита, хоть о жесткой, зависит от десяти парламентариев североирландской Демократической юнионистской партии (DUP). Которые осознают степень своей важности и которые также помнят, что потребность в новых внеочередных выборах возникает достаточно неожиданно и, судя по тому, как назначалось голосование 8 июня, все может перевернуться с ног на голову в мгновение ока. Что, кстати, самой Мэй тоже касается — никто не поручится за то, что она дотянет до момента окончания переговоров с ЕС (2019 г.) на посту премьера.

Что хочет Лондон от Брюсселя?

После постоянного повторения в течение нескольких месяцев, прошедших после референдума, фразы «Брексит означает брексит», Тереза Мэй, наконец, в январе 2017 отважилась выдохнуть, что собирается вывести страну из общего рынка стран ЕС и таможенного союза. Однако при сохранении для британских товаров возможности свободного перемещения внутри евросоюзного пространства — без пограничных барьеров и таможенных пошлин. Формулировка выглядела путанной, замороченной, поддерживалась словами о «жестком брексите» и будучи исполненной принесла бы Лондону одни сплошные права и преимущества без каких либо обязательств в ответ. Этакое «чтобы у нас все было и нам за это ничего не было», решенное на уровне межгосударственном.

Даже если теоретически допустить, что Брюссель на такое мог бы согласиться, остается еще одна проблема, способная перечеркнуть исполнение желаний Лондона — это позиция по миграции. Альбион заявил, что его не устраивает свободное передвижение иммигрантов (дешевой рабочей силы) через границу, что является нарушением одной из четырех свобод, лежащих в фундаменте функционирования ЕС. Мэй пояснила, что не собирается перекрыть границу для иностранных рабочих рук и умов вообще, а настроена «снизить ее до разумных пределов», ограниченных 100 000 персон в год.

Что надо Брюсселю от Лондона?

ЕС требует сохранения правового статуса для 3,3 миллиона граждан ЕС, проживающих постоянно в Великобритании. При условии выхода Королевства из Евросоюза, верховенство на британской территории Европейского Суда по отношению к ВС Великобритании будет означать неподсудность небританских европейцев на территории Альбиона, то есть обладание ими фактического права экстерриториальности. При этом никому в голову в Брюсселе не приходит в порядке ответной любезности признать 1,2 миллиона британских граждан, постоянно живущих в государствах ЕС неподсудными Европейскому суду и находящимися под юрисдикцией ВС Великобритании.

При желании продлить переговоры до бесконечности, которое у Брюсселя заметно, дебаты по данному пункту могут позволить высоким договаривающимся сторонам быть договаривающимися, но так и не стать договорившимися сколь угодно долго.

Не стоит забывать еще и о том, что ЕС имеет виды на получение от Великобритании солидной суммы отступных (официальной цифры так и нет, по сведениям из анонимных источников, получаемым прессой, аппетит Брюсселя доходит до 100 миллиардов евро). Британцы, в свою очередь лениво отбрыкиваются, намекая, что могут не просто не платить Евросоюзу, но еще и с него потребовать.

Что говорит британская экономика

Итоги референдума 23 июня прошлого года на экономику страны свое воздействие оказали не сразу. По итогам 2016 г. ВВП королевства вырос на 2% по сравнению с 2015 г. Однако фунт по отношению с доллару и европейской валюте сильно снизился и потому реальная зарплата британцев, оставаясь формально на прежнем уровне, подешевела в сравнении с Европой. Инфляция в стране опережает темпы роста доходов.

Побочный эффект брексита

Сразу же после победы сторонников развода Британии с ЕС глава Шотландского правительства Никола Стёрджен заявила о желании Эдинбурга провести повторный плебисцит об отделении Шотландии. От более активных действий северян Лондон спасли выборы 8 июня, на которых Шотландская национальная партия потеряла (SNP) 21 место в Вестминстере.

Великобритания карта

Появление среди парламентских друзей тори североирландской Демократической юнионистской партии (DUP) совершенно не означает, что Северная Ирландия перестала стремиться к выходу из состава Великобритании и последующему слиянию с Ирландией. Подружить протестантов-юнионистов из DUP с католиками из «Шинн Фейн» (ирл. Sinn Féin — «мы сами»), требующими развода с Британией весьма сложно: после того, как юнионисты согласились помогать консерваторам в парламенте на DUP в родной стране тут же повесили ярлык нарушителей пакта о нейтралитете, заключенного между североирландскими партиями. «Шиннн Фейн» считает теперь свои руки развязанными и будет отвлекать Мэй от глобальных дум о брексите требованиями расторжения союза между Лондоном и Белфастом.

Уэльс в этом ряду сепаратистов выглядит малозаметным: националистическая Партия Уэльса в британском парламенте имеет 4 мандата из 40, приходящихся на долю валлийцев. В Ассамблее Уэльса позиции сепаратистов чуть сильнее — 12 мест из 60, но для того, чтобы добиться проведения референдума о независимости (валлийцы обычно употребляют более нейтральный термин «самоуправление») этого все равно недостаточно. Тем не менее зудеть над ухом у Терезы Мэй этот вопрос будет.

Чего ждать?

Какие бы задачи перед собой стороны ни ставили, ждать следует долгих переговоров, имеющих перспективу перейти в очень долгие. Если только однажды британцы не стукнут кулаком по столу и не посчитают в одностороннем порядке, что они уже вышли и ничего ЕС не должны.