Иван Шилов ИА REGNUM
Дональд Трамп

Ракетный удар, решение о котором принял президент Дональд Трамп, может оказаться демонстрации слабости администрации нового главы Белого дома, как показывает недавний исторический опыт США, пишет Пол Иддон в статье War is Boring.

Автор отмечает, что использование ракет «Томагавк» для нанесения удара по базе сирийских ВВС «Шайрат» сильно напоминает то, в какой степени на них полагалась администрация Билла Клинтона. Он применял их — вместе с авиаударами — для наказания Саддама Хусейна за его нарушения введенных США запретных для полетов зон над Ираком и отказ от проведения инспекций ООН. Клинтон применил их против Багдада в ответ на предполагаемое покушение на своего предшественника Джорджа Буш-старшего, в первый год своего пребывания у власти. Тогда, как и сейчас, политика, которая в значительной степени опирается на такое оружие для наказания противников, неизбежно будет иметь серьезные недостатки.

В качестве примера можно обратиться к операции «Удар в пустыне». Тогда Саддам Хусейн пошел на вторжение в Курдистан — в самый разгар курдской гражданской войны летом 1996 года, авиация США не наносила никаких ударов по его наземным войскам. Вместо этого, запускаемые с самолетов и судов «Томагавки» были нацелены на остатки системы противовоздушной обороны, размещенной на юге Ирака, вдали от фактического театра боевых действий. Данный шаг стал довольно бесполезным актом возмездия, особенно учитывая уверенность лидера Ирака в том, что его наземные силы смогут добиться своих целей.

Более того, как и в случае с ударом по сирийской базе «Шайрат», возобновившей свою работу менее чем через сутки после удара 59 «Томагавков», Ирак, по некоторым данным, начал восстанавливать иракские ракеты класса «земля-воздух», уничтоженные ракетным ударом Клинтона. Это было уже после того, как иракская армия провела чистку членов иракской оппозиции в Курдистане и быстро отступила после завершения своей миссии.

«На первый взгляд, это была великая победа Америки, но, если подумать, она не очень впечатляет», — писал тогда политический обозреватель Ларри Сабато об операции. «Напротив, все больше и больше похоже, что Саддам Хусейн победил».

У Клинтона были свои внутренние причины полагаться на эти беспилотные летающие боеприпасы в противостоянии Саддаму Хусейну. Американская общественность не слишком беспокоилась об участии США в конфликте за рубежом, как и военнослужащие США.

Член тогдашней курдской оппозиции Багдаду, ныне занимающий должность губернатора провинции Киркук Наджмалдин Карим выступил с критикой применения исключительно точечных воздушных и ракетных ударов для сдерживания Хусейна.

В свою очередь, аналитик Элиот Коэн отмечает, что «авиация США обладает определенной таинственностью, сохранение которой в интересах США».

«Когда президенты используют её [авиацию США], они должны бросать её с разрушительной смертоносностью против немногочисленного числа целей (скажем, против крупномасштабной встречи вражеского военного кабинета или высокопоставленных чиновников Минобороны) или довольно обширным фронтом для нанесения сильного и длительного ущерба вооруженные силам или обществу», — пишет Коэн.

Нанесение удара Трампом, в рамках которого несколько десятков ракет было запущено по единственной цели, никоим образом нельзя назвать обширным. Если действительно сирийская авиация по-прежнему совершает вылеты с базы «Шайрат», значит США не смогли полностью своим ударом ни уничтожить, ни даже серьезно нарушить работу одной единственной цели. Более того, после ракетного удара Россия отказалась от сотрудничества по координации действий в Сирии, предназначенного для предотвращения воздушных инцидентов.

Таким образом, если президент Сирии, как предполагает автор, больше никогда не будет использовать химическое оружие, значит удар можно считать успешным, однако без сотрудничества с Россией Белому дому может оказаться намного сложнее заставить Асада придерживаться «красной черты». Если прибавить к этому сообщения о том, что сирийская авиация по-прежнему совершает вылеты с базы «Шайрат», может сделать вывод, ракетный удар стал демонстрацией слабости со стороны администрации Трампа, а не признаком решимости или силы.