В ближайшее время Россия обогатится сразу тремя-четырьмя относительно новыми экономическими «стратегиями», появление которых спровоцировала разработка программы ЦСР (Центра стратегических разработок), именуемой в просторечье «стратегией Кудрина». Конкурирующей фирмой выступил Столыпинский клуб со «стратегией Глазьева-Титова» на основе «неотложных мер» Сергея Глазьева и «стратегии роста» Бориса Титова.

Александр Горбаруков ИА REGNUM
Осадки

Еще одну разработку «принципов экономической стратегии» ведет профильный Совет Торгово-промышленной палаты РФ. Следует заметить, что все разрабатываемые документы стратегиями в общепринятом понимании не являются, более корректно называть их основными принципами экономической политики, или наиболее общими принципами, или концепциями.

Следует учитывать, что стратегия — это не долгосрочный финансовый план на основе прогнозов-гаданий. Это план конкретных действий по созданию и использованию стратегических конкурентных преимуществ, которые необходимы для успеха любой стратегии, будь то стратегии лидерства, последователя за лидером, позиционирования в отраслевых и рыночных нишах или другие.

Несмотря на традиционную кулуарность разработки закрытым клубом, легче всего предугадать содержимое «программы Кудрина». Следует поддержать «гуманитарную» часть программы, посвященную судебной и правоохранительной деятельности, гражданскому обществу, анализу государственного управления, полномочий органов власти, как и любые другие усилия по преобразованию репрессивного госаппарата в инструмент защиты прав граждан.

Однако в экономической ее части это будет, скорее всего, очередное переиздание «стратегий Юргенса», на практике доказавших свою неэффективность и бесполезность. Скорее всего, это будет набор квазимонетарных догм по принципу «таргетируем — ждем результат», «деньги в экономике есть» (только не там, где надо), плюс очередной план передела скудеющего бюджета, урезания расходов, покрытия неэффективности госуправления содержимым карманов граждан.

Традиционным недостатком подобных программ является их оторванность от реальной экономики реальной жизни, отсутствие профессионального понимания отраслевой специфики, использование индикаторов типа «средней по больнице температуры». Это общая проблема «книжных мальчиков и девочек», ни дня не работавших в реальном секторе, но «волею судеб» вынужденных заниматься экономикой страны.

Лучшее, что можно им предложить — организовать их стажировку в реальном секторе, хотя бы на пару лет. Или пусть сами пару лет походят по российским судам в роли обычных граждан, без телефонного права, может быть, тогда у нас что-то начнет меняться.

Одним из результатов практики «в бюджете денег нет» становятся внешние займы, зависимость от эмитента иностранной валюты, передача базовых национальных активов частным или внешним инвесторам, у которых в отличие от государства деньги почему-то есть, хотя источник всех денег мира один и тот же — эмиссия заемных денег центробанками и банковской системой. Некомпетентность, как и доведение до утраты экономического суверенитета, тоже бывает преступной.

Чтобы понять источники экономического самоедства, нужно вернуться к началу девяностых годов ушедшего века. Причиной стагнации и последующего краха советской экономической модели послужил ее догматизм, основанный на марксистском понимании экономики девятнадцатого века.

Противоречие между общественной формой производства и частной формой присвоения разрешалось изъятием и перераспределением «капиталистической» прибыли, при этом сама экономическая модель оставалась «капиталистической», основанной на формировании прибыли как цели экономической деятельности. Будучи экономикой государственного капитализма, советская модель догматично рассматривала формирование и накопление прибыли как базовый источник инвестиций в развитие, вследствие чего «экономика накопления» отставала от более динамичной «экономики кредита» в экономическом «соревновании систем».

Переосмыслением марксизма применительно к реалиям рыночной экономики стала концепция кейнсианства, основанная на государственном стимулировании экономического роста, кредитном расширении потребления как условии роста производства, трудовой занятости, роста доходов и социальной стабильности. Страны «победившего кейнсианства» получили растущую экономику, почти полвека не знавшую кризисов, и мировое лидерство, с которым они, правда, успешно не справились.

Общество потребления как прообраз «рыночного коммунизма» оказалось более привлекательным, причем не только в странах «золотого миллиарда», но и в стране, строившей коммунизм как далекую теоретическую перспективу.

Однако снежный ком потребительского кредитования не может нарастать бесконечно. Если кредиты нужно возвращать, а доходы потребителей не позволяют обслуживать накопленный долг, случается финансовый кризис. Начавшись на долговом ипотечном рынке США, кризис привел к банкротству ряда бумажных гигантов и перерос в глобальный финансовый кризис.

Рыночная «капиталистическая» экономика не умеет пока справляться с приводящими к кризисам дисбалансами, с чем могла бы справиться советская экономика, если бы сосредоточилась на планировании отраслевых и макро-балансов роста спроса и предложения, оставив рынку микро-баланс до «каждого гвоздя» и «каждой копейки» в конкурентных секторах экономики.

Конкурентное преимущество сочетания макро-планирования и рынка еще можно восстановить, оно могло изменить исход глобальной конкуренции, но осталось незамеченным догматиками советского периода.

Некомпетентность предопределила другой исторический выбор, не забыта и роль финансовых мыслителей. Когда в советском бюджете не стало денег на инвестиции, вместо эмиссии государственных займов предприятиям экономику перевели на голодный паек недофинансирования, экономии и дефицита, на что население очень скоро ответило «системе» взаимностью.

Вместо перевода неудовлетворенного спроса, отложенного в накоплениях населения, в инвестиции в производство потребительских товаров, последовала эпоха внешних займов на закупку «всего импортного», вплоть до продуктов питания, с их «проеданием» брошенными на произвол «рыночных реформ» собственными производителями и потребителями. В начале девяностых догматизм советского периода сменился еще более дремучим догматизмом представлений о «невидимой руке рынка» времен Рикардо и Смита, отбросив российскую экономику в домарксистский период позднего средневековья.

При этом «постмарксистская» экономика США и примкнувшего к ним западного альянса, а также Китая и других сделавших правильные выводы стран продолжала расти и развиваться. С тех пор мало что изменилось, поэтому прав академик Глазьев, отмечая в письме к Кудрину «малообразованность» российских реформаторов, творцов официальных «стратегий» экономического прозябания России с перспективой окончательной тепловой смерти.

В современной экономике фактически сложилась модель бесприбыльного существования производителей за счет возможности практически неограниченного перекредитования производственных корпораций под их растущую капитализацию, что, в свою очередь, создает перспективы неограниченного экономического роста и развития. Даже не имея прибыли, корпорации могут инвестировать в развитие за счет привлекаемых займов, возвращать их за счет новых займов, и так далее, если своевременно обслуживать проценты по займам.

Политика «количественного смягчения» ФРС и западных центробанков позволяет заменить «плохие» займы такими же «плохими» займами, но под меньший процент, переждать кризис, дождаться доведения до ума новых технологий, перейти к новому индустриальному укладу. При этом звонки алармистов о скором «крахе доллара» не имеют экономических оснований. Если доллар и рухнет, то по чисто психологическим причинам, когда это кому-то будет нужно. Если вы имеете долг, который не нужно возвращать, банкротство вам не грозит. Если внешний долг номинирован в национальной валюте, его в любой момент можно вернуть, включив печатный станок.

Эти азы известны и российским финансовым мыслителям, однако российскую экономику по-прежнему душит недофинансирование, деньги в банках вроде бы есть, но из-за высокой процентной ставки их не берут, поэтому банкам остается спекулировать валютой.

Нобелевский лауреат Милтон Фридман, отец-основатель современного монетаризма, так и не стал «отцом» для российских квазимонетаристов. Он предлагал заменить некомпетентное финансовое регулирование экономики регулярной эмиссией денежной массы, стимулируя таким образом экономический рост до момента полного насыщения растущего спроса растущим предложением.

Наиболее близко конкурентный статус современной экономики отражают «стратегические» предложения Глазьева-Титова об эмиссионном стимулировании российской экономики. Эмиссия Центробанка в форме инвестиционных государственных займов не влияет на инфляцию, но позволяет освободить от инвестиционной нагрузки консолидированный бюджет, сохранив его социальную направленность, и сократить налоговую нагрузку на экономику, что в свою очередь стимулирует экономическое развитие и рост налоговой базы.

Поскольку нельзя неконтролируемо вливать в экономику эмиссионные деньги, тем более через спекулятивную банковскую систему, инвестиционные займы должны быть «связанными» и целевыми, предназначенными конкретным предприятиям под конкретные отраслевые и национальные проекты, новые технологии с просчитанным результатом и отдачей. Однако в предложениях Глазьева и Титова такие проекты и технологии пока не отражены.

Наконец, «принципы стратегии» ТПП РФ интересны в первую очередь тем, что за ней стоят управленцы с опытом работы в реальной экономике, навыками не только декларирования, но и доведения задуманного до реализации. Эти «принципы» направлены на развитие несырьевых отраслей российской экономики, но пока основаны на традиционном «производственном подходе», с упором на господдержку отраслевых производителей и промышленный экспорт.

Не использован такой мощный фактор экономического развития, как рост доходов и покупательной способности потребителей, платежеспособного спроса и емкости внутреннего рынка. Ставка на «здоровый протекционизм» в интересах национального производителя вызывает, как правило, ответную реакцию на целевых экспортных рынках, поэтому сочетание протекционизма и ставки на экспорт требует проработки и обоснования.

Неконтролируемые факторы экспортных рынков составляют традиционную уязвимость «экспортных стратегий», в то время как внутренний рынок — всегда контролируемый и надежный источник развития. Перспективы несырьевого экспорта определяются доступностью целевых рынков, которые, как правило, поделены и освоены конкурентами, для разных целевых рынков стратегии, как правило, тоже разные.

Разработчики обещают провести доработку концепции с привлечением экспертного сообщества и публичным обсуждением, что не может не вызвать широкий интерес к происходящему и надежду на подвижки в преодолении экономической стагнации и застоя.

Пока все упомянутые концепции не содержат четко обозначенных конкурентных преимуществ российской экономики, на которые делается ставка, и плана действий по их достижению. Потому все предложенное рискует в очередной раз остаться непонятым исполнителями, не доведенным до реализации или увязнуть в дискуссиях.

Если в качестве конкурентного преимущества рассматривается «таргетирование инфляции» в надежде на приток частных и зарубежных инвестиций, то не лучше ли не ждать их пришествия с протянутой рукой, а эмитировать свой национальный заемный капитал и развивать свои «прорывные» технологии.

При оценке перспектив догоняющего или опережающего инновационного развития необходим учет инновационных возможностей отраслей, новых технологий, возможности стратегий широкого охвата или продвижения в отдельных отраслях и узких рыночных нишах. Иначе «новая индустриализация» на старой технологической базе может привести к очередному банкротству национальной экономики.

Если в качестве конкурентного преимущества предлагается снижение внутренних цен и тарифов инфраструктурных и энергосырьевых монополий, необходим комплекс мер по регулированию монопольных рынков, инвестиционной поддержке отраслевой инфраструктуры, а также повышению энергоэффективности отечественных предприятий и производимой ими продукции, которые рискуют остаться неконкурентоспособными.

Ставка на ценовое преимущество экспортируемой продукции за счет низкой стоимости рабочей силы россиян едва ли устроит. К тому же низкий уровень зарплат мешает развитию внутреннего рынка, на котором у российских предприятий рентабельность традиционно выше, чем рентабельность их деятельности за рубежом.

Если основным конкурентным преимуществом становится господдержка несырьевого экспорта в страны АТР, Китай, Индию, Иран, Африку или Латинскую Америку, то придется формулировать, какие встречные или пакетные предложения Российская Федерация должна им предложить. Чтобы что-то у нас купить, им нужно что-то нам продать.

Конкурентным преимуществом западных производителей, а теперь уже и азиатских тоже, является возможность предоставить покупателю заем на приобретение экспортируемой продукции. Поставка в лизинг самолета или комбайна, даже более дорогого, влияет на выбор покупателя, который избавлен от заботы искать деньги, и может оплачивать покупку частями по мере поступления доходов от эксплуатации самолета или продажи урожая.

Однако российский производитель не может конкурировать с зарубежными лизингодателями не только на экспортных, но и на внутреннем рынке. Немалая «заслуга» в этом российских финансовых мыслителей, Минфина и Центробанка как наиболее реакционной части квазимонетарного догматизма. Они «победили» советскую экономику, успешно «побеждают» и экономику российскую.

Наступает время принятия решений. Пока караул не устал, от политики сдержек и противовесов придется переходить к политике действий.

В отношении несовместимых конкурирующих «стратегий» лучшее, что можно предложить, это объединить «гуманитарную» часть программы Кудрина, основные принципы финансово-экономической политики из концепции Глазьева-Титова и профессиональное понимание предметной области на уровне конкурентных отраслевых стратегий сообщества экспертов, которых обещает объединить профильный Совет ТПП.