Как «упорство в истине» может перевернуть мир

Середина XIX века — трагическая пора для Индии и остальной Азии, где силой распространяется британское владычество. Национально-освободительная борьба против колонизаторов достигает своего апогея в период с 1857 по 1859 г., войдя в историю как Восстание сипаев или Первая война Индии на независимость. Реки крови, пролитые англичанами на просторах от Бенгалии до Пенджаба, вынуждают их сменить власть Британской Ост-Индской компании на прямое губернаторское правление. Ничего удивительного: в соседнем Китае действуют схожими методами. Там полным ходом идёт Вторая Опиумная война (1856−1860 гг.), призванная унизить «горделивых» ханьцев. Но речь сейчас не о Китае.

Ведь именно Индию подданные королевы Виктории назовут «жемчужиной» британской короны, там они закупаются всем необходимым — хлопок, соль, драгоценные камни и редкоземельные металлы, сталь… и, конечно же, опиум, который из Бенгалии напрямую доставляется в Гонконг и Шанхай, позволяя хватким торговцам наживать себе целые состояния. Таким образом лондонский Сити выкачивает из Поднебесной серебро и золото, большая часть которого будет вложена в США после окончания гражданской войны между Севером и Югом (1861−1865 гг.). А что же Индия? Там царит голод. Во время Великого голода (1876−1878 гг.) погибнет более 10 млн человек. В аналогичных масштабах голод повторится в 1899 — 1900 гг. Эти эпизоды не войдут в хвалебную «Балладу о Востоке и Западе», сочинённую Редьярдом Киплингом для апологетики колониальных захватов:

«О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд. Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?».

Отныне английская знать приобщает к западному мышлению индийский правящий класс, который теперь всему национальному предпочитает лондонское образование. Не избежал подобной участи и наш герой, который появится на свет спустя четыре года после рождения Киплинга (Бомбей, 30 декабря 1865 г.). 2 октября 1869 года в семье главного министра Порбандара (провинция Гуджарат, Западная Индия) Карачманда Ганди родится мальчик Мохандас (1869 — 1948 гг.), которого современники позже назовут Махатмой, что в переводе с санскрита означает «великая душа», «почтенный». Но это будет после. А пока Мохандас Ганди занят чтением священных книг. Его мать Путлибай Ганди, набожная женщина, наставляет мальчика в изучении индуизма. Мохандас растёт в уважении к традициям, на которых он построит свою жизнь и борьбу. В 13 лет он женится на своей ровеснице — Кастурба и Мохандас проживут в браке шестьдесят два года. Она родит нашему герою четверых детей.

Мальчик взрослеет рано. Тогда это было в порядке вещей. В 19 лет Мохандас покидает отчий дом, чтобы учиться на юридическом отделении Лондонского университета. По возвращении на родину в 1891 он жаждет сделать карьеру, но в то же время не мыслит себя чиновником. Его очаровывают сочинения Льва Толстого, и в 1893 году он отправляется в Южную Африку, чтобы на практике изучить жизнь толстовских общин. Впоследствии Ганди опишет их следующим образом: «На ферме Толстого установилось правило — не требовать от ученика того, чего не делает учитель, и поэтому, когда детей просили выполнить какую-нибудь работу, с ними заодно всегда участвовал учитель. Поэтому дети учились всему с удовольствием».

Он погружается философию, изучает эссе («О гражданском неповиновении») американского мыслителя-аболюциониста Генри Торо, автора концепции «гражданского неповиновения», которому внутренне не очень доверяет. Сам Ганди писал, что позаимствовал у Торо термин «гражданское неповиновение» (сivil disobedience) только для того, «чтобы быть понятым английской аудиторией». По-иному обстоит дело с творчеством Л. Н. Толстого. Практикуясь параллельно в адвокатской деятельности, Ганди усиленно изучает произведения Толстого, не переставая восхищаться притягательностью его взглядов: «Краткое евангелие», «Так что же нам делать?» и другие книги произвели на меня сильное впечатления. Я всё глубже понимал безграничные возможности всеобъемлющей любви». Прочитав книгу Толстого «Царство божие внутри нас», Ганди (по его собственным словам), «будучи ранее поборником насилия», «излечивается от скептицизма и делается убеждённым сторонником ахимсы».

Он именует своего учителя «величайшим поборником ненасилия нашего времени», затмевающим даже достижения его страны в этой области: «Никто на Западе, ни до него, ни после, не писал о ненасилии так много и упорно, с такой проникновенностью и прозорливостью… выдающийся вклад Толстого в развитие идеи ненасилия способен посрамить нынешнее узкое и искажённое толкование её у нас, на родине сторонников ахимсы. Несмотря на то, что Индия гордо заявляет о своём праве считаться страной, осуществившей ахимсу, несмотря на замечательные открытия в этой области наших древних мудрецов то, что ныне у нас именуется ахимсой, похоже на пародию. Истинная ахимса должна означать полную свободу от злой воли, гнева и ненависти и беспредельную любовь ко всему сущему. Являя своей жизнью образец истинной высочайшей ахимсы, Толстой с его огромной, как океан, любовью к людям служит нам маяком и неиссякаемым источником вдохновения (курсив мой — С. Ц.)».

Ганди признаёт ахимсу основой для поисков истины, главным требованием которой служит ненанесение вреда — ненасилие. Он утверждает: «Вполне допустимо осуждать систему и бороться против неё, но осуждать её автора и бороться против него — всё равно что осуждать себя и бороться против себя… Третировать человеческое существо — значит третировать эти божественные силы и тем самым причинять зло не только этому существу, но и всему миру…». Для Ганди, все люди — слабые смертные, пребывающие в пламени химсы (насилия — зла): «Пословица, гласящая, что живое живёт за счёт живого, таит в себе глубокий смысл. Человек не живет ни минуты без того, чтобы сознательно и бессознательно не совершать внешней химсы. Уже сам факт, что он живет — ест, пьёт и двигается, — неизбежно влечёт за собой химсу, то есть разрушение жизни, пусть даже самое незначительное. Поэтому приверженец ахимсы будет преданным своей вере лишь в том случае, если в основе всех его поступков лежит сострадание, если он старается избежать уничтожения даже мельчайших существ, пытается спасти их и таким образом постоянно стремится высвободиться из смертных тисков химсы ».

Подобно Толстому, представляющему ненасилие как коллективное действие, Ганди олицетворяет ахимсу с «единством всей жизни вообще». В этой взаимозависимой системе, «ошибка, совершенная одним человеком, не может не иметь последствий для всех, а это значит, что человек не может полностью освободиться от химсы»; «пока он член общества, он не может не участвовать в химсе, которую порождает само существование общества». Недаром, одно из автобиографических произведений Ганди называется «Все люди — братья». Всеохватывающая любовь к ближнему — вот, что может спасти человека от греха и зла. Тезисы, которым бы позавидовали даже американские теоретики глобализации и комплексной взаимозависимости.

Идеолог индийского национально-освободительного движения развивает идеи ненасилия в концепции «сатьяграхи» (в пер. с санскр. — «упорство в истине»), разработанной во время пребывания в Южной Африке. В понимании Ганди, ненасилие предстаёт «единственной фундаментальной истиной», основанной на отказе от сотрудничества и гражданском неповиновении. Их значимость он подкрепляет убедительным тезисом: «Политическая и экономическая зависимость Индии от Англии — результат её сотрудничества с колонизаторами». И если индусы откажутся от правил игры, навязываемых им режимом, это парализует его действия. Ганди «многократно подчёркивает, что не «англичане» завоевали «нас», а «мы» призвали их господство собственной испорченностью». Он также «использовал призывы к британскому либерализму для завоевания политических симпатий в Великобритании и нейтрализации возражений британских правителей против независимости Индии». Пытаясь склонить англичан к уступкам, Ганди, принимавший в начале своей карьеры активное участие в жизни индийской общины в Южной Африке, организовал даже госпиталь для британской армии (в котором работал), придавая тем самым освободительному движению нравственный облик.

Более того, он (подобно миллионам своих соотечественников) принимает участие в Первой мировой войне на стороне Лондона. Это будет цена за будущую независимость Индии. Ганди очаровывает индийских и британских интеллектуалов. В 1915 году лауреат Нобелевской премии по литературе поэт и прозаик Рабиндранат Тагор впервые называет нашего героя Махатмой. Современники признают в Ганди влиятельного политика, которому в 1921 году делегируют руководство Индийским национальным конгрессом. Он успешно реализовывает принципы ненасильственной борьбы. Отныне индийцы прибегают к такому методу, как бойкот британских товаров и госучреждений.

Для Ганди, ненасилие — «не просто философская категория, это закон и суть жизни». Причем он постигается не разумом, а душой: «Истинное постижение происходит, когда постоянно, смиренно, с полным самоотречением уповаешь на Бога, когда проявляешь полную готовность пожертвовать собой; чтобы воплотить ахимсу в жизнь, надо обладать бесстрашием и мужеством высшего порядка» — заключает Ганди. Истина сводится к следующей формуле: «Не насилие и ложь, а ненасилие и Правда — закон высшего бытия».

Сатьяграха Махатмы Ганди — длинный путь, требующий внутреннего самосовершенствования (свараджа). Так, последнюю акцию, названную «соляным походом», он проводит в 1930 г.: с 12 марта по 5 апреля он вместе со своими последователями преодолевает путь от г. Ахмадабада (Гуджарат, Западная Индия) до селения Данди на берегу Аравийского моря. Там, демонстративно нарушая колониальную соляную монополию, протестующие три недели выпаривали соль из морской воды, вызвав волны гражданского неповиновения по всей Индии. Тем самым, Ганди вдохновил своих соотечественников и заново оживил националистическое движение в стране, берущее своё начало с восстания сипаев 1857—1859 гг., и голода, от которого Индия страдала между 1860 и 1908 гг., унёсшего тридцать миллионов жизней.

«Ненасильственная революция, — говорит Ганди, — не входит в программу «захвата власти». Это программа изменения отношений, которое заканчивается мирной передачей власти». А если оная не происходит, то это лишь свидетельство того, что изменения «отношений в духе ненасилия не произошло, и в таком случае передавать власть тем, кто духовно не очистился, всё равно не стоит. Торжество «сатьяграхи» (силы истины, любви и ненасилия) и «свараджа» (внутреннего самопознания и самоуправления) должно предшествовать независимости — в противном случае она будет означать всего лишь то, что Индия останется «английской» (т.е. нравственно испорченной и несвободной) без англичан. А за это не стоит бороться. Это — одна и самых ключевых установок Ганди. Именно она вызвала накануне обретения Индией независимости его резкое расхождение с Индийским национальным конгрессом (ИНК) — партией, возглавившей борьбу за независимость и победившей в ней, но не проникшейся, по мнению философа Бориса Капустина, гандистским пониманием связи результатов политической деятельности с духовным очищением. Вот как формулирует суть этого недопонимания сам Махатма Ганди: «Ненасилие — это моё кредо. Оно никогда не было кредо Конгресса. Для Конгресса ненасилие всегда было политикой… Конгресс имел право менять её, когда считал нужным. Кредо же не допускает никаких изменений».

Корни несотрудничества Ганди с англичанами лежат не в ненависти, а в любви: «За моим несотрудничеством — всегда необоримое желание сотрудничать по малейшему поводу даже с худшими из моих недругов», — объясняет он. Адвокат в прошлом, Ганди всю свою жизнь защищал духовную сторону человеческой натуры, вынося приговор рационализму и, как следствие, — всей европейской цивилизации: «Рационализм, претендующий на всемогущество, — безобразное чудовище. Приписывать разуму всемогущество — такое же скверное идолопоклонничество, как обожествление каменных и деревянных идолов. Я не ратую за то, чтобы ограничить власть разума, а призываю отдать должное тому в нас, что его освящает».

Несмотря на то, что Ганди именует «ненасилие законом нашего вида, а насилие — законом зверей», британский колониализм, использующий военную силу для подавления национально-освободительных движений, — «отнюдь не причина порчи человеческого вида, а лишь его следствие, хотя он многократно усугубил эту порчу насаждением «монстра современной цивилизации» во всех её проявлениях — от железных дорог и машинного производства до научной медицины и политической многопартийности. Исходя из этого, в своей программной книге «Хинд сварадж» (Индийское самоуправление) Ганди указывает: «Нам не обязательно делать своей целью изгнание англичан. Если англичане индианизируются, мы можем ужиться в ними. Но если они хотят остаться в Индии вместе со своей цивилизацией, то им нет места».

Философия Ганди универсальна и может применяться в каждом уголке планеты, спасая человечество от ожесточения и истребления: «Без этой пары — истины и ненасилия — человечество будет обречено… Меня не пугает, что мир, похоже, движется в противоположном направлении. Так, мотылёк, приближаясь к своей гибели, кружится всё быстрее и быстрее, пока не сгорает. Возможно, Индия не избежит такого же крушения. Но мой долг до последнего дыхания спасать Индию, а через неё — весь мир от этой судьбы». Эту патриотическую миссию он исполнит до конца: даже в день своей смерти, — 30 января 1948 г. — перед тем, как покинуть мир, который он всю жизнь защищал, Ганди простит своего убийцу. Поступок, достойный настоящего учителя, который не просто проповедовал ненасилие, но и жил им.