Вмешательство России в австро-прусский конфликт на стороне Австрии или «Ольмюцкое унижение» Пруссии вызвало резкое раздражение русской политикой в Германии.

Орас Верне. Император Николай I. 1830-е

Изменилось положение и во Франции. Сразу же после начала революции 1848 г. Веллингтон заявил, что Франции нужен Наполеон, которого он пока не видит. Николай I полностью согласился с героем Ватерлоо. Еще 15(27) декабря 1848 г. император отметил в письме к Паскевичу: «Кажется, во Франции Луи Наполеон будет президентом; ежели только держаться будет в политике правил, соблюдавшихся Кавеньяком, — то нам все равно и признать его можем. Но ежели за сим будет искать короны или завоеваний, мы его не признаем и может быть война». 2 декабря 1851 года принц Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт, избранный 10 декабря 1848 г. с огромным преимуществом (5,4 млн. голосов против 1,4 млн. за ген. Кавеньяка) президентом Франции на 4-летний срок, совершил государственный переворот, фактически установивший его личную диктатуру. 20 декабря, непосредственно вслед за этим, был проведен референдум: около 7,5 млн. голосов было подано за продление срока президентских полномочий на 10 лет.

Николай I отреагировал на действия президента настороженно: «Дай Бог только, чтобы его здравый рассудок удержался в мерах благоразумия и умеренности и не завлек в императорские затеи и в желание основать свою династию. Ежели это будет, то опять возникнут крайние затруднения. Один титул императора, доколь Франция останется республикой, а император ее выборный, как бывали короли польские, то это еще сбыточно; но династии незаконной мы основывать не можем допускать отнюдь». 12 января 1852 г. Луи-Наполеон обратился к императору с письмом, объяснявшим причины переворота:

«Великий и добрый друг, возрастающая и несправедливая неприязнь Законодательного собрания, повторяющиеся покушения на ограничение моей власти и деятельность старых партий угрожали Франции анархией, которая скоро могла бы объять и всю Европу. Я уже поручил довести до сведения Вашего Величества о мерах, которые я считал обязанным принять в столь серьезных обстоятельствах, ставя право и общественное спасение выше законности, сделавшейся бессильной».

Президент Франции извещал, что главной заботой его правительства будет поддержание «внешнего мира» и добрых отношений с Россией. Естественно, что подобная программа не могла не устраивать Петербург, о чем Николай I и сообщил в ответном письме к Луи-Наполеону:

«Будьте уверены, что со своей стороны Мы приложим особую заботливость к еще большему сближению и Вы всегда встретите в Нас полную готовность соединиться с Вами для совместной защиты священного дела сохранения общественного порядка, спокойствия Европы, независимости и территориальной целостности ее государств и уважения существующих трактатов». Последнее положение было вскоре нарушено. Попытки России создать единый фронт континентальных монархий успехом не увенчались. Даже в обращениях к президенту император Франц-Иосиф использовал обращение «весьма дорогой великий друг», в то время как Николай I — «великий и добрый друг». Вена еще в феврале 1852 г. ясно дала понять, что не поддерживает предлагаемую Россией политику противодействия династическим планам французского президента.

1(13) мая министрами иностранных дел России и Австрии Карлом Нессельроде и Карлом-Фердинандом Буолем в Вене были подписаны протоколы, к которым 22 мая в Берлине присоединился и министр иностранных дел Пруссии Отто-Теодор Мантейфель. Берлин, Петербург и Вена соглашались признать «повышение президента французской республики в императорский сан» и поддерживать с ним дружеские отношения при условии сохранения «существующих трактатов и поддержания территориального распределения, на котором покоится европейское равновесие». По требованию Австрии, несмотря на то, что титул этот признавался только лично за Луи-Наполеоном, в протоколе был сохранен пункт о возможном назначении им себе преемника. Ровно через год после переворота 1851 г. в Париже вновь изменились политические реалии. 4 ноября в Сенате было прочитано сообщение принца-президента о готовности принять императорский титул: «…не скрываю от себя, как страшно мне ныне принять и надеть на голову корону императора Наполеона, но сии опасения смягчаются мыслью, что так как я, по многим причинам, представитель дела народного и воли нации, то нация, возвышая меня на трон, увенчивает сама себя». Эти слова были единодушно поддержаны сенаторами. 21 ноября во Франции был проведен плебисцит по вопросу о провозглашении империи во главе с Луи-Наполеоном. «Говорят, — убеждал 21 ноября 1852 г. французский министр иностранных дел русского посла, — что империя — это война и разрушение трактатов. Мы говорим: империя — это мир и сохранение трактатов, и каждый день мы даем тому доказательство».

Петербург не без оснований отказывался верить в эти красивые лозунги. Но это было уже не столь важно для Парижа. Там знали, что ни о каком единстве северных монархий речи быть не могло. В это никак не могли поверить в Петербурге. Там до конца надеялись на возможность совместного выступления не только с Австрией и Пруссией, но даже и с Англией. 21 ноября, накануне неизбежного успеха голосования, австрийцы предложили совместный одновременный демарш — отказ от признания цифры «III» в императорском титуле, обязательное подтверждение Францией существующих трактатов и границ, подтверждение положений майского протокола 1852 г. Что касается обращения, то Буоль предлагал ограничиться словами «Ваше Величество». Пруссия согласилась с этими предложениями, а 21 ноября (2 декабря) Николай I изложил свое мнение следующим образом: «Для нас не может быть вопроса о Наполеоне III, так как эта цифра нелепость; обращение должно быть: «Его Величеству, императору французов», совершенно коротко, и подписано не «брат», а только «Франц-Иосиф», «Фридрих-Вильгельм» и «Николай», а, если возможно, то и «Виктория».

1 декабря Законодательный корпус Франции огласил результаты плебисцита — 7.824.189 голосов было подано «за», 253.145 — «против», и около 2 млн. граждан уклонилось от голосования. На следующий день принц-президент провозгласил себя императором Наполеоном III. 2 декабря министр иностранных дел Франции Эдуард Друен де Люис официально объявил о преобразовании верховной власти русского посла П.Д. Киселева: «Новый император вступает милостью Божественного Провидения на престол вследствие почти единогласного призыва французского народа… Я спешу исполнить приказание главы государства и сообщить через Вас правительству Императора Всероссийского об его восшествии на престол. Это преобразование в политической конституции Франции требует, по обычаю, чтобы дипломатические представители, аккредитованные в Париже, так же, как и представители императора французов при иностранных дворах, получили новые верительные грамоты. Однако, пока исполнится эта двойная формальность, мне будет приятно поддерживать с Вами официальные сношения, соответствующие доброму согласию, которое существует и не перестанет существовать между нашими правительствами».

Как и следовало ожидать, Николай I категорически осудил это решение. Его раздражало не только возвращение династии Бонапартов, что было нарушением условий Венского конгресса, но и само тронное имя — Наполеон III, явно нарушавшее принцип легитимизма — оно указывало на то, что «Наполеон II», то есть герцог Рейхштадтский был единственным законным государем после 1815 г., а остальные — узурпаторами. Конечно, формально Наполеон II занимал престол с 22 июня по 7 июля 1815 г., а племянник Наполеона I просто не мог назваться ни Карлом XI, ни Людовиком XIX, поскольку это связало бы его с Бурбонами. Более того, поначалу Париж демонстрировал и свою готовность, сохранять мир и существующее устройство Европы, но подобные доводы не принимались Николаем I. Русский монарх отказался использовать в своих письмах к Наполеону III формулу «Государь, брат мой», сохранив вместо этого выражение «друг мой», принятое в случае обращения не к монарху, а к избранному президенту (при этом в мае 1852 г. граф де Шамбор получил от Николая I письмо с обращением «брат и кузен мой»).

Фактически это был отказ признать de jure Вторую империю. Петербург в этом демарше оказался изолированным, вопреки предварительным обещаниям ни Вена, ни Берлин не поддержали позицию Николая I. 6 декабря 1852 г. Наполеона III признала Великобритания. Следует отметить, что император французов, будучи изгнанником в 1838—1840 и 1846−1848 годах проживал в эмиграции в Англии, где сумел наладить контакты с представителями политических верхов. Последние годы правления Луи-Филиппа были далеко не лучшим временем в истории англо-французских отношений, и в Лондоне надеялись на их улучшение с момента избрания принца на пост президента республики. Общественное мнение Англии за небольшим исключением было на стороне Наполеона. Правительство разделяло эти настроения.

Вслед за Лондоном последовали признания второстепенных государств, к которым потом, пусть и достаточно холодно, но все же присоединились 29 декабря Пруссия и Австрия. В конце года в Париже шли бесконечные совещания послов северных монархий относительно того, какой должна быть реакция Франции на представленные П.Д. Киселевым верительные грамоты. 3 января генерал заявил Друен де Люису, что его монарх категорически не приемлет в данном случае обращения «мой брат», за чем последовали язвительные рассуждения французского министра о том, что династия Романовых и сама молода для столь разборчивых требований, к тому же и Александр I обращался к Наполеону I со словами «мой брат» после Тильзита. Беседа была напряженной. По ее окончанию прусский и австрийский посланники пришли к соглашению, что в случае, если грамоты Киселева не будут приняты, они потребуют свои.

В Петербурге не сочли поддержку достаточной. Во время рождественского праздника Николай I в присутствии генералитета обратился к представителям Вены и Берлина с упреками за то, что союзники предали и покинули его в вопросе о признании Наполеона III. Следовать логике поведения, предлагаемой Петербургом, с точки зрения Лондона, Берлина и Вены означало начать, рано или поздно, войну, которую там хотели избежать. Результаты референдума ясно показали, что не допустить возвращения Бонапартов на французский престол можно было только силой, в результате интервенции, к которой несостоявшиеся союзники Николая I не были готовы. Именно поэтому они были готовы пойти на исключение в положениях Венского конгресса в вопросе о династии, при условии сохранения всех остальных положений 1815 г.

Изолированное выступление России на короткое время поставило под вопрос само существование русско-французских дипломатических отношений. Наполеон считал необходимым отказаться принять верительные грамоты русского посланника, но в последний момент уступил доводам герцога Шарля Морни, считавшегося сторонником улучшения отношений с Россией. Новый монарх принял Киселева 5 января 1853 г. и, по французской записи, сгладил русский демарш шуткой: «Поблагодарите императора Николая за то имя, которое ему угодно было мне дать; я особенно им тронут, так как братьев не выбирают, а выбирают друзей».

Николай был удовлетворен исходом дела. Нессельроде во Всеподданнейшем отчете за 1852 г. отмечал:

«Спасти по крайней мере дух трактатов, буквою которых пришлось пожертвовать, признать новую империю в приличной форме и в приличных условиях, оговорить при признании настоящего факта наши права в будущем, а прежде всего придать признанию великих держав вид согласия и солидарности и показать Франции Европу, решившуюся обуздать всякую попытку завоеваний — таков был предмет наших переговоров и нашей дипломатической переписки с другими державами… Ваше Величество высоким своим положением, известной твердостью своего характера оказали большое влияние на способ окончательного признания империи».

Казалось, конфликт был исчерпан, но успокоение оказалось иллюзорным.

Наполеон III и его окружение считали, что авторитет нового императора оказался под недопустимо серьезной для общественного мнения Франции угрозой. На пути восстановления того престижа, какой имела Французская империя при Наполеоне I, что было чрезвычайно важно для его племянника, встала Россия. Наполеону III нужен был зримый, образный успех. О его готовности начать войну сообщали и русский, и австрийский посланники. Кризис престижа новой власти был усилен отказом в сватовстве французского императора к шведской принцессе, которая предпочла брак с саксонским наследным принцем. В результате император Франции сделал предложение испанской аристократке — Евгении Монтихо, не имевшей отношения к правящим в Европе династиям. Сам Наполеон III в шутку публично назвал себя parvenu — выскочкой.

Еще в 1851 г. в Англии опасались, что укрепление власти Наполеона приведет к действиям против Бельгии, где укрылись его политические противники. Лондон опасался нарушения нейтралитета этого королевства, как, впрочем, и Берлин. Однако дипломатия Наполеона нашла другой район, активизация действий в котором не грозила коалицией. За «игривым» самоунижением нового императора неизбежно должны были последовать весьма серьезные действия. Русско-французские отношения резко ухудшились, ближайшим следствием чего стал дипломатический конфликт двух держав на Ближнем Востоке.