Зачем уходящий южнокорейский лидер продвигает «мирную декларацию»?

Новый импульс получает развитие ситуации вокруг и на Корейском полуострове. Выступая на совместной пресс-конференции с премьер-министром Австралии Скоттом Моррисоном, президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин, покидающий весной будущего года свой пост, вернулся к теме предложенной им в сентябре, в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН, «мирной декларации» об окончании войны на Корейском полуострове. Мун тогда предложил, «чтобы три стороны — две Кореи и США или четыре стороны — две Кореи, США и Китай совместно объявили, что война на Корейском полуострове окончена». Сейчас южнокорейский лидер раскрыл динамику развития ситуации.

После этого он предложил приступить к разработке процедуры установления на полуострове «мирного режима».

Отметим, что суть вопроса в том, что Корейская война, разразившаяся 25 июня 1950 года, окончилась 27 июля 1953 года перемирием, которое продолжается до сих пор. Маленький нюанс: Сеул тогда отказался ставить свою подпись под итоговым документом, поэтому формально Север и Юг Корейского полуострова до сих пор находятся в состоянии войны. По крайней мере в юридическом смысле. За прошедшие годы и десятилетия межкорейские отношения претерпели несколько фаз смягчения и обострения противоречий; доходило дело и почти до военной конфронтации, однако статус-кво на 38-й параллели, которая является границей между КНДР и Южной Кореей, так и не был нарушен. Ни в сторону сближения, ни разрыва. А после того как Пхеньян обзавелся ракетно-ядерным щитом, положение дел принялось приобретать даже не международный, а глобальный масштаб, став важнейшим вопросом мировой политики. Вводя против Севера многочисленные санкции за нарушение ДНЯО — Договора о нераспространении ядерного оружия, из которого КНДР вышла (и требовать от нее его соблюдения — то же, что призывать Вашингтон выполнять денонсированный им Договор по ПРО), США стали добиваться от Пхеньяна односторонней капитуляции, облеченной в форму «денуклеаризации». То есть уничтожения ядерного и ракетного оружия, обещая после этого отменить санкции. При этом у Вашингтона на Юге сохраняется крупный воинский контингент, а также пункты и узлы связи и военного управления, в том числе и южнокорейской армией, которая в случае войны по планам боевого применения все эти десятилетия переходила под американское командование. И только недавно Сеул добился суверенитета над собственными вооруженными силами. Под предлогом «опасности с Севера» США ввели в практику ежегодное проведение весенних и осенних учений с Сеулом, на которых по сути репетируется нападение на КНДР. В этих условиях, на фоне роста агрессивной угрозы с Юга, Пхеньян укрепил связи с Пекином, что сделало Китай важнейшим игроком в корейском вопросе. Еще одним таким игроком является Россия, входящая в шестерку участников мирного процесса с участием еще и Японии. Поэтому, предлагая «мирную декларацию» в формате четверки, южнокорейский президент покривил душой, сделав вид, будто Москва к этому вопросу никак не причастна; не исключено, что тем самым он заодно предпринял и очередную попытку вбить клин между Китаем и Россией, что выдает в этой инициативе американский след.

Между тем обратим внимание и на другой нюанс. В конце 2017 года появилась хорошо известная российско-китайская «дорожная карта» урегулирования, которая, учитывая вашингтонскую озабоченность северокорейским ракетно-ядерным потенциалом, предложила стратегию поэтапного урегулирования в режиме «двойной заморозки». КНДР приостанавливает ядерную программу, а США и Южная Корея прекращают бряцание оружием в виде нервирующих Пхеньян учений. Позже было уточнено, что процесс денуклеаризации должен быть увязан и с отменой санкций против КНДР, причем все должно происходить именно в параллельном режиме, а не по принципу известного ультиматума: «утром деньги — вечером стулья». На фоне продвижения Москвой и Пекином «дорожной карты» начались прямые контакты Пхеньяна с Вашингтоном. Лидеры двух стран Ким Чен Ын и Дональд Трамп встречались трижды — в Сингапуре, Ханое и Пханмунчжоме, на линии разграничения на 38-й параллели. Но дальше совместного заявления первой встречи дело не пошло. Очень быстро выяснилось, что равноправный подход Вашингтону неинтересен, и он, во-первых, ищет односторонних выгод — добиться разоружения Пхеньяна, а от исполнения собственной части обязательств уклониться, а во-вторых, пытается использовать переговорный процесс в предвыборных интересах предыдущей республиканской администрации. Кончилось тем, что переговоры были прекращены, а КНДР обвинила Вашингтон в их профанации, что недалеко от действительности. Со стороны Пхеньяна последовал ряд демаршей. И в конце концов появилось не лишенное логики условие, что для продолжения диалога и выхода на любые решения по урегулированию США должны изменить подход к Северу и перестать рассматривать КНДР враждебным государством.

Вскоре после инициативы Мун Чжэ Ина сестра северокорейского лидера Ким Ё Чжон, неформальное положение которой в правящей иерархии намного выше ее официальной должности заместителя руководителя одного из отделов ЦК Трудовой партии Кореи (ТПК), отвечающая в Пхеньяне за отношения с США, поддержала предложенную Сеулом «мирную декларацию». В ее официальном заявлении, распространенном информагентством KONA, она, однако, выдвинула условие, чтобы Юг отказался от враждебной политики к Северу, а также повторила аналогичное требование к Вашингтону отказаться от враждебного поведения. С позицией Пхеньяна солидаризовался и Пекин. В начале декабря в Тяньцзине прошла встреча руководителя международного отдела ЦК КПК, влиятельного политика, экс-главы МИД Ян Цзечи с начальником президентского Управления национальной безопасности Южной Кореи Со Хуном. В центр внимания была вынесена тема предстоящей пекинской Олимпиады, но круг вопросов корейского урегулирования также обсуждался; в информационном отчете Синьхуа его итоги прозвучали как согласие сторон «наращивать коммуникацию и координацию в региональном сотрудничестве, в многосторонних форматах и при решении глобальных вопросов…»

Поскольку, как мы уже предположили, инициатива Мун Чжэ Ина, выдвинутая в сентябре, как и ее нынешнее продолжение, предпринятое на встрече с участником новоиспеченного проамериканского блока AUKUS, согласована с Вашингтоном, можно констатировать, что США руками южнокорейских сателлитов перешли в некое дипломатическое наступление. Цена вопроса здесь не только ставший традиционным подкоп под взаимодействие Москвы и Пекина, но и судьба американского контингента на Юге. Пентагон только что и «со скрипом» согласился на передачу южнокорейской армии под ее собственное командование в случае войны и далее отступать в этой теме не намерен. В Вашингтоне видят своей целью подтолкнуть тему разоружения Пхеньяна таким образом, чтобы исключить из фокуса внимания свой контингент на Юге. Ибо всем давно понятно, и лидеры КНДР об этом не раз говорили прямо, что главным источником нестабильности и составляющей конфликтного потенциала остаются именно военные США. Если их с полуострова убрать, то взаимная договорная способность Пхеньяна и Сеула существенно повысится, ибо некому будет ей вставлять палки в колеса. Российские и иностранные эксперты, связанные с корейской тематикой, это обстоятельство традиционно отмечают и даже заглядывают за пределы собственно зоны конфликта, подчеркивая, что Пентагону контингент на Юге Кореи нужен не для защиты Сеула, которому на самом деле никто не угрожает. А для беспокоящего присутствия в регионе, задевающего интересы соседних держав, прежде всего Китая и России. Но и это не вся правда, которая заключена в том, что американские войска в Южной Корее, помимо всего прочего, еще и присматривают за самими южнокорейскими властями, ибо в Вашингтоне им фундаментально не доверяют. Иногда, в периоды наиболее серьезных обострений с Пхеньяном, даже вынужденно прибегают к их посредническим усилиям. Но не уверены, что на таких консультациях Сеул твердо следует в фарватере и русле интересов Вашингтона. В США твердо убеждены, что, спусти с союзника глаз, он сразу же договорится с Севером за спиной заокеанского патрона, и оснований к таким опасениями у американских стратегов немало. Поэтому собственные войска в Южной Корее — это прежде всего гарантии лояльности Сеула, которая Вашингтону важна не из-за КНДР, а с точки зрения «высокой геополитики».

Какой именно? Еще Бжезинский в «Великой шахматной доске» писал, что отличительной чертой американского мирового лидерства является то, что оно впервые в истории осуществляется с опорой на Евразию, но не евразийской державой. В этом ключ к пониманию американской стратегии. Утратить позиции в Евразии, точнее каждую конкретную такую позицию, для США равнозначно сжатию контролируемого ими пространства как «шагреневой кожи». Поэтому пойти на открытый диалог с Ким Чен Ыном для Вашингтона смерти подобно. Заведомо известно, что полноценное урегулирование, включая пресловутую «денуклеаризацию», — палка о двух концах. С одной стороны, с ее помощью купируется вариант с получением в лице Кореи в случае неизбежного в исторической перспективе объединения двух ее частей «ядерного монстра», фактически новой сверхдержавы. С другой стороны, согласие Пхеньяна на денуклеаризацию даже на американских условиях ставит перед США дилемму военного присутствия на Юге, которое с этой, военной, точки зрения обессмысливается. Правда, остается еще геополитический смысл — упомянутый контроль над Евразией, но вслух-то этого не произнесешь! Поэтому американцы в цугцванге, и ситуация «ни мира, ни войны, а переговоры продолжать как можно дольше» — это то, что их больше всего устраивает. Издержек меньше, чем в других вариантах. Однако и риски не купируются, а сохраняются, только отодвигаются. Вот и нужен им переговорщик не свой, а южнокорейский, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев — и заняться троллингом Севера, и контроль над Югом тем временем укрепить. Как известно, «цель ничто — движение все».

Ох, и сложная игра идет на Корейском полуострове, где у американцев к тому же еще одна головная боль, связанная с предстоящими в Южной Корее президентскими выборами. С одной стороны, гарантировать преемственность политики и, следовательно, интересов США в регионе может только прямой «наследник» Мун Чжэ Ина. С другой стороны, учитывая наметившуюся высочайшую конкуренцию, чтобы этого добиться, уходящему президенту нужны яркие победы, а их нет. Вот и предлагает он, по наущению американцев, популистские сценарии, в которых не мытьем, так катаньем ответственность за кризис и его преодоление переваливается с больной головы на здоровую. «Не догоню, так хоть согреюсь». Ясно ведь, что загвоздка не в КНДР, как утверждает Мун, а в Вашингтоне, который, как мы убедились, хочет «и рыбку съесть, и косточкой не подавиться»: убрать северокорейский ракетно-ядерный щит, а свой контингент на Юге сохранить в неприкосновенности. Однако времена нынче уже не те, «в лоб» не прокатывает, вот и пускаются в ход подобные «санкционированные» хитрости. Ну что ж, ждем южнокорейских выборов.