Революция «плюс»: будущее переливание крови или кровопускание?

Мир изменился радикально, но точно не стал лучше. По сути, всё, что описано в двух предыдущих статьях (Революция «минус» и Революция «ноль»), в какой-то степени отражает прошедшее состояние. Радикальность перемен можно наблюдать в различных сферах и измерять их любыми методами, но очевидно одно: путь, по которому виделось развитие цивилизации пятьдесят и даже двадцать лет назад, закончился. Население отдельных государств, граждане России, равно как и всё человечество, вовлекаются в мучительный процесс создания новой реальности. И естественно, что кто-то видит это движение как самосохранение любой ценой, а кто-то как создание новой гуманистической общности.

Читайте также: Революция «минус»: тотальность бездумия

В этом отношении действия «сильных мира сего» не отличаются разнообразием и новаторским подходом. Это не связанно с каким-то особым человеконенавистническим статусом кучки сверхбогатых, связанных с ними политиков, а также общественных и партийных организаций. Просто задачи всех упомянутых общественных структур находятся в рамках социальной системы XX века, которая существует в той или иной степени до сих пор.

Неужели вы думаете, что те, кто доволен мирозданием и своим местом в нём, будут способствовать улучшению мира? Акционеры корпораций не согласятся снижать выплаты по дивидендам, предприниматели не откажутся от прибыли, топ-менеджеры не отвернутся от «золотых парашютов», политики не захотят расстаться с вознаграждениями за лоббистские услуги. Денежные потоки — кровь старого мира — ускоряются, смывая саму возможность пересмотреть законы несовершенного устройства. И также очевидно, что предполагается вследствие этого: истощение ресурсной базы будет нарастать, рабский труд в тех или иных формах будет процветать, окружающая среда будет целенаправленно убиваться. Рассматривая текущее состояние нашей цивилизации, уместно задаться вопросом: революционное обновление в мировом масштабе возможно, необходимо или неотвратимо?

Причины для такой постановки вопроса очевидны. На новом витке обострились противоречия между трудом и капиталом. Отчуждение человека от его деятельности где-то сопоставимо даже не с периодом расцвета классического капитализма, а скорее с временами Тёмных веков, когда верования перемешивались, растущие как грибы секты отражали недовольство этим миром, рабство соседствовало с феодальной зависимостью, а народы плавились в тигле глобальных переселений. Одновременно мировую повестку определяют раковые опухоли транснациональных корпораций, чьи взгляды на развитие человечества определяются аппетитами менеджмента, а прогресс приравнивается к появлению новых рынков.

При этом сегодняшнее разделение на государственный и частный капитализм не имеет никакого значения для облегчения судьбы человечества. Все страны действуют в более-менее единой системе координат. Даже проекты, которые якобы призваны что-либо изменить (например китайский «Один пояс один путь», американское «Транстихоокеанское партнёрство»), несут в себе потенциал разрушения, как и многие предыдущие экономические начинания в эпоху взбесившегося гиперкапитализма.

Читайте также: Революция «ноль»: зажиточное рабство и сытая бедность

Соответственно, речь идёт о неприятном предположении: в обозримом будущем, от пяти до десяти лет, изменение цивилизации эволюционными методами станет невозможным. Те, кто владеет активами Земли, не склонны что-либо менять в своей жизни. Соответственно в глазах психопатической мировой элиты хороши все методы, способствующие сокращению населения: войны, девиантное поведение, возведённое в ранг традиции, увеличение уровня бедности, воздействие на генетический аппарат для сокращения численности, тотальная сегрегация по множеству признаков и навязанная атомизация населения. Всего того, что подтверждает тезис замечательного философа Альфреда Уайтхеда:

Поэтому идеи типа разумного потребления, «зелёных» инициатив, территорий нулевого роста (штат Гавайи, США), безусловного базового дохода и множество других благостных пожеланий не способны надолго отсрочить разрушение цивилизации, не говоря уже о каком-либо прорыве. Горстка мегакапиталистов как в мировом масштабе, так и в отдельных государствах, будут готовы к позитивным изменениям лишь в небольшом количестве и с явными или скрытыми оговорками.

Однако такая направленность не является единственным путём развития человечества. Существующая власть богатой прослойки, назовём их операторами капитала, уже обрела внекапиталистические свойства. Олигархат, то есть богатые люди, семьи манипулируют не только и даже не столько финансовым и производственным мирами. Они присутствуют в культуре, науке, общественном поле, виртуальном пространстве, то есть они как управляющая и одновременно паразитирующая страта пронизывают всё тело цивилизации. И на сегодняшний день явственно читается возможность олигархата управлять прямо, минуя утомительные процедуры демократического взаимодействия. А в период экономической и общественной нестабильности масштабирование новых требований со стороны населения вполне может привести к смещению большинства форм социальной организации, что, по сути, будет замаскированной фашистской реакцией, которая «разрежет» существующее мироустройство на новые феодальные наделы.

И речь уже идёт не о либеральном ренессансе, не о «капитализме с человеческим лицом». Возможности выбора сужаются до элементарных чисел. Если в ближайшие десять-двадцать лет человечество не посчитает необходимым двигаться дальше, если оно останется в заложниках у кучки олигархов, то всё, к чему мы шли, будет вновь удалено от нас как минимум на три века. De facto мы уже погрузились в цивилизационный кризис, сопоставимый с периодом поздней Античности — раннего Средневековья. Уже сейчас общественные механизмы напоминают изношенное сердце, которое работает, во-первых, неэффективно, а во-вторых, раз за разом во вред себе. Стоит предположить, что технологии как предмет гордости большинства наших современников станут просто отслаивающейся позолотой на гробнице будущего. Многие исследователи современности уверены: нас ожидает подобие Тёмных веков, причём непроглядность будущего в подобном сценарии усиливается отсутствием тех духовных устремлений, которыми жило человечество в прежние эпохи. Одновременно с этим технологическое воздействие на социальную ткань будет становиться всё более призрачным и одновременно всё менее предсказуемым.

Читайте также: SARS-CoV-2 — спутавший карты «чёрный лебедь» или закономерность?

Тем не менее при существующем положении дел остаётся возможность мирного воздействия на власть и капитал. Понимание непоправимости катастрофы, которую породят вырвавшиеся социальные проблемы на всех уровнях, сможет привнести если не гуманистический, то хотя бы рациональный импульс в сферу управления. В конце концов, мировые проблемы становятся объектами воздействия не столько отдельных классов, сколько «множества». Постмарксисты Хардт и Негри, выводя понятие «множество», давали свою трактовку этому феномену.

«…Налицо тенденция, когда через трансформацию экономики сам труд порождает кооперативные и коммуникативные сети, а затем укореняется в них».

Так формируются «биополитическое производство» и новые ценности, которые, если развивать эту мысль, позволяют воздействовать на богачей, политиков и религиозных лидеров всем миром.

Соответственно нельзя считать, что трансформация общества будет носить сугубо апокалиптический характер. Пока события не становятся историей, они вполне изменяемы как в сторону со знаком «плюс», так и по направлению к знаку «минус». Прежде всего стоит вспомнить: чем больше общество присутствует в государстве, тем в меньшей степени государство отчуждается от человека, а личность располагает большими возможностями к реализации своего потенциала. Парадоксальным образом тогда государственную машину можно заставить стремиться к иной реальности, основанной не на бюрократическом функционализме, а антропологической, человекосоразмерной идентичности.

Государства позднего капитализма, как правило, — это инструмент для проведения локальных операций для глобального капитала. В свою очередь основные операторы капитала — транснациональные корпорации (ТНК). К третьему десятилетию XXI века сюда следует отнести и «классические» финансово-промышленные конгломераты, и новые формы, живущие в мире цифровых платформ. Очевидный выход видится в раздроблении корпораций (как вариант: общественный контроль на национальном и наднациональном уровнях). В таком же ключе должны быть пересмотрены модели хозяйственной деятельности, подразумевающие извлечение прибыли, направляемой на вознаграждение акционеров. Следует отметить, что существуют глобальные предприятия, которые в силу внутренней политики действуют и как хозяйствующий субъект, и как игрок на социальном поле. Существуют так называемые народные предприятия, на которых собственники являются и работниками подобных организаций. Всё перечисленное не является каким-либо откровением в части социального переустройства, но даёт возможность использовать существующий инструментарий для купирования предстоящих проблем.

Другим направлением могут стать перемены в государственном регулировании экономики, которые косвенно способны повлиять на общественное сознание. Движение в указанном направлении может предполагать общемировое введение налогов на предметы роскоши, запрет на владение частной собственность более той или иной суммы, переориентирование экономики на проекты общечеловеческого значения (освоение космоса за пределами околоземной орбиты, межконтинентальные транспортные проекты, экологизация производственной и транспортной инфраструктур, генетическая трансформация человека для работ в космосе и на морских глубинах, образовательные проекты).

И только при трансформации на поле экономических отношений уместно и необходимо проводить меры по тотальному социальному охвату населения от грудных младенцев до стариков. Без вышеперечисленных и схожих с ними действий попытки социального охвата населения будут малоуспешными, включая и «панацею» типа безусловного базового дохода. Социальные отношения, построенные на финансовой сегрегации, профессионально-сословном делении, не смогут гармонизировать общество, какие бы проекты «в пользу бедных» ни были запущены властями. В определённой степени речь идёт о возвращении к тезису Александра Зиновьева:

В противном случае нас ждёт два варианта разрешения болезни, которая, в зависимости от направленности, может излечиваться либо кровопусканием, либо кровезамещением.

Кто или что может инициировать подобные изменения? Оптимистично можно утверждать, что эти люди уже здесь. Это сегодняшние школьники, студенты, молодые рабочие и служащие. Все те, кто имеет свободу мыслить, не боится работать и высказывать своё мнение. Те, кто уже будут уверены, что они готовы стать основателями нового общества. Конечно, к ним должно прийти понимание и грандиозных целей, и огромных проблем. Конечно, среди них будут и подонки, и корыстолюбцы, и фанатики. Но прежде всего новыми революционерами станут люди с обострённым чувством справедливости и осознанием своей социальной ответственности.

Именно им суждено создать новые организации, которые смогут воздействовать на органы государственной власти и надгосударственную бюрократию. Тогда сформируются условия, когда перед олигархатом можно будет ясно и жёстко поставить минимальные условия по трансформации мира: разукрупнение предприятий, участие всего рабочего персонала в получении прибыли, включение в хозяйственные планы социальных проектов на территориях действия корпораций. И, возможно, создание новых форм народного контроля сможет исправить основную ошибку революции: обязательное кровопускание.

Так сложилось, что революция как массовое явление — это либо недостроенный проект, либо движение с избыточным насилием. Народные массы, улавливая интуитивную сущность революционных действий, не задумываются, а то и отрицают стратегию. Революция в массовом сознании всегда демонтаж и очень редко — осознанное будущее. Могут ли состояться мирные перемены революционного характера в обществе? Да, вполне могут! Мы говорим о практиках, которые могут показаться нереалистичными, утопичными и даже фантазийными. В любом случае для этого необходимо больше времени, чем было потрачено на взятие Зимнего дворца в 1917 году. Следует вспомнить фразу Николая Бухарина:

«Революция — это гигантский процесс, протекающий десятилетиями».

Когда есть возможность обращаться к власти по всем проблемам, а такая возможность остаётся, кровопролитие исключается. Когда власть не слышит, но её можно заставить прислушаться легитимными методами (судебными исками, забастовками, кампаниями в прессе и другими схожими методами), кровь проливать нельзя. Призывать к этому могут не революционеры, а безответственные провокаторы вне зависимости от их политической окраски. Когда же государство отказывается слушать народ, любая директивность со стороны власти обретает вид перманентного насилия, тогда государство перестаёт быть таковым, как бы оно себя ни называло. Тогда аксиологический (ценностный) смысл такого рода структуры абсолютно теряется с точки зрения общечеловеческих ценностей.

И сколько бы ни повторяли мантру об исчерпании лимитов революций для России и для мира, революция уже здесь! Она происходит завуалированно, под маской новой нормальности. Ряд аспектов протестной составляющей меньшинств трансформируются в единое понимание целей и методов борьбы, вернувшись к более широким выступлениям. Требования справедливости получат чёткие экономические очертания, а цифровые платформы станут не инструментом нового угнетения, а полем для свободного волеизъявления. Современные политические партии уподобятся провинциальным феодам, а технические новшества станут новыми бронепоездами революции. Дальнейшее развитие обстановки в мире лишь покажет, какой быть революционной практике XXI века: будет ли это кровозамещение или кровопускание.

Альфред Уайтхед ясно подметил это, указывая:

Но он же достаточно ясно объяснял:

Достаточно очевидно, что великие потрясения уже начались. В силу сложившегося миропорядка ни одной из более-менее значимых держав не уйти от необходимости менять и структуру государственных отношений, и социальный ландшафт. В книге с говорящим названием, «Конец либерализма» американец Иммануил Валлерстайн достаточно внятно обозначил стратегию на будущее:

Впрочем, полагаю, что к 2020 году у человечества осталось несколько меньше времени для решения накопившихся противоречий.