Певцов и Познер – две России или частный конфликт?

Конфликт Дмитрия Певцова и Владимира Познера уже вышел за пределы столкновения двух личных точек зрения и стал символом столкновений либерального и патриотического мировоззрений.

Как известно, Познер выступил в защиту абортов и прав ЛГБТ, в том числе и права на гей-парады, а Певцов обвинил Познера в том, что подобные высказывания авторитетного ведущего являются ударом по России, так как пропагандируют разрушение семейных ценностей и подрывают стимулы к деторождению. А значит, так говорить может только враг России и тот, кому её судьба глубоко безразлична.

Познер ответил Певцову как телеведущий, Певцов Познеру как актёр, и Познер по всем статьям проиграл полемическое сражение, так как схватился на чужом поле: Познер выступал в своём образе, тогда как Певцов для ответа перевоплотился в Сталина, который легко уделал телеведущего по всем параметрам.

Сценических и выразительных средств у Певцова намного больше, и он медийно разгромил Познера, применив инструмент, Познеру недоступный. Харизма Певцова в соединении с харизмой Сталина полностью разгромили харизму Познера.

Однако перед нами возник не просто конфликт двух талантов и двух пиар-стратегий. Перед нами глубинный конфликт, даже более широкий, чем конфликт либералов и традиционалистов. Перед нами конфликт «местных» и «пришлых», «своих» и «чужих», «земледельцев» и «кочевников».

Это конфликт созидателей и мародёров, воспроизводителей и потребителей, возделывателей и паразитов. Это две цивилизации со своими глубинными системами ценностей, и либерализм — лишь одна из форм мировоззрения кочевников-паразитов, тогда как традиционализм имеет множество форм, и потому он универсальный и неистребимый. Он зашит в архетипы и коллективное бессознательное народов.

Именно по этой причине традиционализм так же биологически имманентен человеку, как либерализм — вырожденцам и деградантам. Человеческая природа всегда борется с вырождением, это — инстинкт самосохранения. Победа традиционализма над модерном, квинтэссенцией которого выступает современный либерализм — это победа стремления к жизни над стремлением к смерти.

Оба инстинкта базовые, они свойственны человеку. Оба неистребимы. И потому неистребима война между ними.

В чистом виде конфликт Певцова и Познера — это конфликт жизни и смерти. Это бытийный, онтологический конфликт. Больше того — это конфликт атеизма, под который теперь прячется утончённый рафинированный сатанизм, и религиозности.

Познер — атеист, для него, как говорил Достоевский, «Бога нет, и потому всё позволено». Поэтому для него аборт — это не убийство ребёнка, а право индивида на комфорт и удовольствия. Избавляются ведь не от живого человека, а от какого-то «плода». Вроде как выбросить в мусорку гнилую картофелину.

Певцов же признался: «Я пришел в храм по глубокому внутреннему желанию». Он пришёл к этому через трагедию — гибель сына. Может ли после этого Певцов принять ценности Познера?

Владимир Познер — сын эмигранта, он родился и сложился за границей России. Период закладки базовых ценностей у него проходил вне России. Там он осознал себя французом, им до сих пор себя и считает. Россия для него — чужая страна, где он состоялся благодаря связям отца и репутации полуиностранца.

Отец Познера сотрудничал с советской разведкой, и потому смог устроиться в Москве. Познер-сын изначально также стажировался в разведке, это и помогло ему попасть в медийную среду в СССР.

Разорванность Познера переместилась в его душу. Это не его вина, это обстоятельства его судьбы. Едва ли он от этого несчастен. Во Франции и в США он русский, в России — американец, в душе — француз. Этнически он полуеврей — полуфранцуз. Духовно — эмигрант. Человек без идентичности.

Живя в России и кормясь в ней, он считает себя ничем ей не обязанным. Политически он поддерживает демократов в США, презирает Трампа и не признаёт возвращения Крыма в Россию, назвав это «аннексией, попахивающей дебилизмом».

Какими ещё взглядами должен обладать человек с такими данными и с такой судьбой? Познер — тот, кто он есть, продукт распада поздней советской системы, сгнившей космополитической и компрадорской верхушки. Именно для неё он оказался ценен. Именно они до сих пор удерживают его в фокусе телеэфира и в центре медийного пространства.

Познер чётко понял правила — всегда поддерживать власть крупного бизнеса, быть частью технологии его господства. Таких, как он, задействуют в технологии власти и используют для стабилизации общественных процессов в интересах глобального финансового капитала. Это гарантирует высокий уровень личных доходов ему и всем тем, кто в этом участвует.

Певцов никогда не был богемой, элитой, эмигрантом и диссидентом. Не бегал между странами, не коллекционировал гражданства, не страдал кризисом самоидентичности. Он, говоря словами одного из персонажей Высоцкого, вырос здесь: «Я пока здесь ещё, здесь моё детищё, весь я тут — и дети, и родня, лики как товарищи смотрят понимающе с почерневших досок на меня». Другим итог жизненной эволюции Певцова быть и не мог.

Певцов и Познер — это лишь персональные маркёры глубоких ценностно противоположных мировоззренческих систем. В России эти системы сталкиваются всю её историю. Россия по географии — сплошной транспортный коридор между Востоком и Западом. Немудрено, что по этому коридору веками ходят разные персонажи и оставляют разные следы.

Наверное, сила тех, кто здесь живёт, в том, что они к этому привыкли и смогли выработать острую чувствительность к правде и лжи этих систем. Благодаря этому и выжили, сохранились и устояли. Научились отличать своих от чужих, как бы порой эти чужие ни превозносились и ни считали себя выше местных. А не научились бы — давно бы исчезли с карты мира, растворившись в мутных потоках чужих влияний.

Именно потому Певцову в России верят, а Познеру — нет. Певцов в России свой, а Познер — чужой. Как был, так и остался. И именно в этом сила позиции Певцова и слабость позиции Познера. А вовсе не в том, что кто-то талантливее или применил более выигрышные технологи влияния. «Не в силе Бог, а в правде», — как сказал Александр Невский. А правды за Познером нет. В этом вся причина его поражения.