Почему кино самый популярный вид искусства?

Кино, несомненно, самый популярный вид искусства. На этот потенциал популярности еще на заре кинематографа обратили внимание большевики. А они-то, как никто, очень внимательно относились к тенденциям в культуре, ибо от этого во многом зависела судьба и их, и страны.

История знаменитой фразы: «Важнейшим из искусств для нас является кино», — которую приписывают Ленину, не так проста. На самом деле, публично высказывался в этом духе тогдашний нарком просвещения Анатолий Луначарский, который заявлял, что лишь передает слова Ленина. Так, в журнале «Пролеткино» в 1923 году Луначарский писал:

«Владимир Ильич несколько раз мне указывал на то, что из всех областей искусств наибольшее государственное значение в настоящий момент может и должно иметь кино».

Однако в независимости от того, кому же на самом деле принадлежала эта фраза, фактом остается то, что кино рассматривалось большевиками как важнейшее из искусств, на которое нужно обратить особо пристальное внимание. Да и сейчас, в современной России, на кино тратятся значительные государственные средства, правда, очевидным образом, преследуются уже совсем иные цели. Если большевики преследовали цели просвещения или даже, если угодно, пропаганды, то современное российское кино занимается бесцельным «разжижением мозгов» и разрушением причинно-следственных цепочек в головах у зрителей. Помимо всего прочего, такое занятие особенно прекрасно сочетается с «пилежом» бюджетных денег. Но почему кино, как искусство, настолько массово влияет на умы? В чем его специфика?

Первая часть ответа лежит на поверхности — это тиражируемость. Она пронизывает всю ткань этого вида искусства и во сто крат умножается благодаря интернету. В отличие, скажем, от картины, которую, чтобы ее показать большому количеству зрителей, нужно физически перемещать, в случае кино просто сразу делается огромное количество копий. Однако все не так просто.

Сама возможность тиражируемости достигается определенными средствами за счет определенной работы с изображаемой реальностью. В результате получившийся объект искусства (фильм) приобретает особые свойства, которые начинают воздействовать на зрителя не так, как это делает, скажем, живопись. Эти свойства во многом схожи со свойствами репродукции, копии. Ведь копию мы воспринимаем иначе, чем оригинал. Об этом прекрасно писал философ-марксист Вальтер Беньямин в своей ставшей классической статье «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» в 1936 году.

«Природа кино иллюзии — это природа второй степени; она возникает в результате монтажа», — пишет он.

Далее Беньямин сравнивает работу оператора с работой хирурга, а работу живописца — с работой знахаря:

«Одним словом: в отличие от знахаря (который продолжает сидеть в терапевте) хирург в решающий момент отказывается от контакта с пациентом как личностью, вместо этого он осуществляет оперативное вмешательство. Знахарь и хирург относятся друг к другу как художник и оператор. Художник соблюдает в своей работе естественную дистанцию по отношению к реальности, оператор же, напротив, глубоко вторгается в ткань реальности. Картины, получаемые ими, невероятно отличаются друг от друга. Картина художника целостна, картина оператора расчленена на множество фрагментов, которые затем объединяются по новому закону».

То есть кино при помощи своих средств создает иллюзию, абсолютно оторванную от реальности. Тут же после этого Беньямин пишет несколько парадоксальный пассаж:

«Таким образом, киноверсия реальности для современного человека несравненно более значима, потому что она предоставляет свободный от технического вмешательства аспект действительности, который он вправе требовать от произведения искусства, и предоставляет его именно потому, что она глубочайшим образом проникнута техникой».

Тут самое главное то, что «киноверсия реальности для современного человека несравненно более значима» и что он «требует» от искусства именно этого. То есть кино своими специфическими качествами удовлетворяет определенный запрос, который другие виды искусства не могут удовлетворить в полной мере. Что же это за запрос? Почему человеку так вдруг понадобился «свободный от технического вмешательства аспект действительности»? Беньямин пишет:

«Кино вытесняет культовое значение не только тем, что помещает публику в оценивающую позицию, но тем, что эта оценивающая позиция в кино не требует внимания. Публика оказывается экзаменатором, но рассеянным».

Вот! Человек хочет быть «экзаменатором», причем непременно «рассеянным» по отношению к происходящим событиям. Для того чтобы стать таковым, он должен увидеть мир одновременно и как иллюзию, и как очень реалистичную иллюзию, в которую легко поверить. Тогда он может начать воображать себя «экзаменатором» даже не той или иной киноистории, а жизни как таковой!

При этом «кино вытесняет культовое значение», то есть человек, в определенном смысле, освобождается от культуры! Дело в том, что Беньямин вводит важнейшее для него понятие «ауры». Аура — исторична, и ею обладало искусство до появления кино и возможности его «автоматической воспроизводимости». Кино же убивает ауру. Беньямин пишет:

«Древнейшие произведения искусства возникли, как известно, чтобы служить ритуалу, сначала магическому, а затем религиозному. Решающим значением обладает то обстоятельство, что этот вызывающий ауру образ существования произведения искусства никогда полностью не освобождается от ритуальной функции произведения. Иными словами: уникальная ценность «подлинного» произведения искусства основывается на ритуале, в котором оно находило свое изначальное и первое применение. Эта основа может быть многократно опосредована, однако и в самых профанных формах служения красоте она проглядывает как секуляризованный ритуал».

Искусство всегда было причастно ритуалу, лежащему в его основе, сколько бы «многократных опосредований» оно не претерпевало. Кино-глаз уничтожает эту культовую основу. И это вполне закономерно, ибо «экзаменатор» не может быть причастен к таинству и находится вне его. По большому счету, сегодня в интернете мы сталкиваемся в подавляющем большинстве случаев именно с таким «экзаменационным» взглядом, который оценивает все подряд, на самом деле не оценивая ничего. Эту-то массовую потребность и удовлетворяет кино.

Однако в во многом гениальной статье Беньямина кроется, на мой взгляд, одна серьезная ошибка, из последствий которой он сам же пытается выкрутиться не слишком убедительным образом. Как верный марксист, Беньямин пытается все вывести из «материальных условий производства». Такой подход, хотя и во многом сильно расширенный, все равно не позволяет четко сказать Беньямину главное: «То, как человек смотрит кино, зависит от него самого, а кино, лишь только провоцирует на определенный взгляд». «Переключатель» находится внутри самого человека. Это он выбирает, как именно смотреть на кино или даже жизнь. Становиться ему «экзаменатором» или внимать и переживать заложенное в великих фильмах содержание. Видеть в киногерое только лишь персонажа, а то и просто кинознаменитость, или видеть собственно образ и сопереживать, а не безучастно «экзаменовать».

Беньямин не мог решить этой проблемы. Однако чуть позже на ключ хотя бы к возможности ее решения указал режиссер и философ-марксист — Пьер Паоло Пазолини. Он, видимо, первый обратил революционный дух марксизма внутрь самого человека. Он трагически переживал, что буржуазность проникла в души всех слоев общества. Что она уже давно внутри каждого. И что если ее не победить именно внутри, то никакая «внешняя» революция просто будет невозможна.

Именно эта буржуазность внутри человека востребует определенный режим просмотра кино. Именно она, прежде всего, заставляет его покупать. Ибо человек с охотой готов заплатить за то, чтобы почувствовать себя «экзаменатором», то есть судьей над жизнью, и хоть на несколько часов получить иллюзию того, что он хозяин и буржуа, а не просто раб.