Остров красной бури: к 115-летию Николая Островского

В далёком моём пионерском детстве помню Сочи и музей Николая Островского, Павки Корчагина. Помню так, что домик этот стоял на краю Ботанического сада (а так ли это — не знаю и проверять не стану), среди пальм и прочей тропической декорации. И казался мне он не музеем литератора, а хижиной пирата, укрывшегося на необитаемом острове, или Робинзона Крузо. Было тепло, пахло высушенными простынями, и музейная проводница показывала нам кровать Корчагина, где он лежал и по трафарету выцарапывал буквы. Здесь, в Сочи, в своём собственном домике, подаренном партией и правительством ему как известному писателю, автору блокбастера и бестселлера «Как закалялась сталь», Островский писал вторую свою книгу, «Рождённые бурей». Книга эта была написана, да рукопись затерялась при пересылках.

Помню, как расстраивала меня эта история, как хотел я, чтобы нашлась рукопись, как сетовал на головотяпство ветеранов Гражданской войны, которым Павка отправил свою книгу прежде чем публиковать. И до сих пор я вполне верю в потерю и головотяпство. Совершенно необязательно стоит за этим хитрый план Че-Ка или, наоборот, английской контрразведки. Иногда рукописи действительно теряются, пропадают в почтовых пересылках и стираются на размагниченных жёстких дисках. Может быть за этим и стоит чей-то план, но точно не человеческий.

В «перестройку» положено было ниспровергать кумиров и разоблачать культы личностей, героев и мучеников, сакрализованных советской властью и советской идеологией. Разоблачали и Николая Островского. Сначала сказали, что вся его «биография» — выдумка, от начала и до конца. Но книга и не заявлялась как полностью автобиографическая. Отождествить Павку Корчагина с Николаем Островским — такая идея появилась чуть позже выхода книги, это был «маркетинговый ход» издателей и способ продвижения романа. Ход оказался удачным. Всё получилось. Книга стала популярной, и автор был причислен к лику советских святых. Хотя видны невооружённым глазом многие нестыковки в сюжете. И с узкоколейкой этой несчастной. И с участием в боевых действиях.

А более пристальное исследование выяснило, что узкоколейка была. И Островский её строил. И здоровье на ней погубил. И про боестолкновения не только из книжек и рассказов ветеранов знал. Потому что поднимал комсомольскую организацию в трудное время, в местности, кишащей бандитами. Хотя книжные приключения героя своего он, конечно, придумал. Но для того он и автор, писатель, а не биограф самого себя и не журналист.

Современные врачи, изучая по свидетельствам и сохранившимся медицинским документам историю болезни Николая Островского, признали: да, он был, если не героем, то мучеником — это точно. Врачи говорят о «клинике страданий». Долгие годы Островского терзали боли и доводила до отчаяния постепенная, неотвратимая инвалидизация. Считай, всю свою взрослую жизнь он был болен и страдал. И через боль, превозмогая страдания, продолжал жить и бороться: учился, строил железную дорогу, организовывал комсомол, а потом сочинял книги, одну, затем вторую. Теряя способность к движению, теряя зрение и постоянно чувствуя боль. Не сдавался.

Это было главным в его судьбе. Он не сдавался. Русская советская литература знает два таких геройских сюжета, две великих трагедии и две истории успеха, победы человека над античным роком: жизнь Павла Корчагина — Николая Островского и подвиг Алексея Мересьева — Алексея Маресьева, отлитый в бронзе писателем Борисом Полевым и его «Повестью о настоящем человеке».

Все знают и часто говорили о том, что роман «Как закалялась сталь» до сих пор известен и влиятелен в коммунистическом Китае (он выдержал не только несколько переизданий, но и несколько экранизаций!), однако не часто вспоминают о том успехе, который имел Николай Островский в США. Английский перевод был озаглавлен как «Становление героя» — это та вечная история, с которой большевик Островский инкорпорирован не только в русскую, но и в мировую литературу. Можно считывать или не считывать социальные смыслы, политические заряды, но каждого вдохновляет и восхитит история человека, который победил собственную судьбу. Этого Прометея не удержат никакие цепи и скалы.

Сделали и другой заход. Заявили, что Николай Островский не сам написал свой роман. Не мог этот полуобразованный больной комсомолец, закапывающий глаза кокаином, создать настолько крутой текст. За него по заданию партии, правительства и Че-Ка книгу написали специальные профессионалы из советских издательств, умнющие редактора, филологи в третьем поколении, завербованные на службу советской властью. В общем, та же шарманка, что и про Михаила Шолохова и его «Тихий Дон». Вот только никто не может объяснить, почему эти потомственные филологи после смерти Островского ничего такого под своим именем написать так и не смогли, и под чужим именем не смогли, и вообще никто не смог, а тем более они сами — все их имена и фамилии известны и ничего, абсолютно ничего стоящего никто из них никогда не создал.

А рукописи, те самые листы, по которым чертил буквы Островский, сохранились. И нашлись старательные учёные, и сравнили рукописные листы и редакции, первую краткую журнальную редакцию и затем книжные. Оказалось, что да. Редактор сильно прошёлся по тексту вначале. Да вот только это «улучшение» было роману только во вред! Эти «профессионалы» кромсали текст, лишали его жизни, малороссийских переливов в звучании, живого разговорного языка, лишали лица, стиля, а зачастую и смысла. Вспомнить стоит одно только то, что вот эта самая знаменитая цитата из романа, про одну жизнь, её редакторы и журнальной, и первой книжной версии выкидывали!

Помните? «Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно…», ‑ и так далее. У каждого советского человека эти слова «на подкорку» записаны. И это оригинальный текст Островского, который горе-редакторы всё время пытались вырезать. Какими же надо быть тупыми, нечувствительными к языку, к литературе, к мысли, чтобы так обходиться с текстом! А после этого — сами эти редактора или их наследники и почитатели — утверждали, что это они написали за Островского «Как закалялась сталь», за Шолохова «Тихий Дон», они всё за всех написали, такие они умные и талантливые.

На самом деле нет. Тупые и бесчувственные. Хорошо, что в конечном итоге свет увидела более полная и более авторская, не редакторская версия романа Островского. И сейчас мы знаем точно: талант Островского, гений Островского был настоящий. Не заёмный. Свой. Неповторимый.

И боль была настоящая. И оно, алхимическое слияние настоящего таланта и настоящей боли, порождает великую литературу. Настоящую литературу.

Сегодня существует много семинаров и курсов, где учат, как писать книги и как стать «литератором». Порой я и сам участвую в таких семинарах, иногда даже читаю лекции. Но в молчании ума я вспоминаю две вещи. Стих Кормильцева, ставший песней, те строки, где «Видишь, там на горе, возвышается крест. Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нём». И домик, пиратский домик Павки Корчагина на острове среди бурь, где он принимал долгую мученическую смерть, посвящая свои последние дыхания литературе, которую он сам понимал как миссию по освобождению человечества. И мне хочется спросить себя и спросить каждого слушателя литературных курсов: научиться ходить по воде и стать настоящим писателем можно, но ты точно этого хочешь? Ты точно этого хочешь?