Sorokin-trip: роман о смысле и цене литературы

Самый скандальный роман Сорокина вышел ровно 20 лет назад, на переломе веков, в 1999 году. На передней обложке книги был изображен красивый голубоглазый чекист с задумчивым взглядом, устремлённым куда-то в сторону. С задней — прямо на читателя печально смотрел сам писатель.

Но роман не о чекистах. Основное время его действия — 2068 год. Место, где всё начинается, — Восточная Сибирь. Биофилолог Борис Глогер трудится в сверхсекретной лаборатории, занятый добычей голубого сала. В письмах любовнику он рассказывает о своих чувствах к нему и о своих трудах и днях. Письма насыщены непонятными словами, но контуры смысла уловить можно «Это весь шаншуйхуа — спросишь ты? И я кивну, рипс нимада». Есть еще русмат, который используют грубые коллеги Глогера. И особенно — адепты некой языческо-патриотической секты.

Сорокин говорил, что тексты — это «лишь буквы на бумаге», но на самом деле его всегда волновал вопрос о предназначении литературы. Ответы он давал разные. В пьесе «Dostoevsky-trip» (1997) кайф от книг приравнивался — в духе моды того времени — к кайфу от запрещенных веществ, персонажи прикидывали, на ком лучше сидеть, на Кафке или на Толстом… Недавний роман «Манарага» (2017) рассказывает о будущем, в котором книги уже нужны только для того, чтобы готовить на них еду. То есть о будущем, утратившем последнюю духовность (слово это, как ни странно, уместно в отношении Сорокина).

В «Голубом сале» достигает предельного выражения пиетет Сорокина перед литературой. Голубое сало — это нечто такое, за что сражаются насмерть, чудесное вещество, позволяющее «решить в плюс-директе проблему вечной энергии», например, запустить реактор на Луне. А получить вещество можно только от «тех, кто записывал свои фантазии на бумаге», от гениальных писателей.

Правда, высокая оценка литературного труда тут же нейтрализуется неприятными, вплоть до омерзительных, изображениями самих писателей. В развитие эпиграфа из Ницше: «В мире больше идолов, чем реальных вещей; это мой «злой взгляд» на мир, мое «злое ухо»…»

Писатели, точнее их клоны — Толстой-4, Чехов-3, Набоков-7, Пастернак-1, Достоевский-2, Ахматова-2 и Платонов-3 — описаны с разной степенью отвратительности. Наиболее неприятное впечатление оставляет Набоков, похожий «на полноватую женщину с кудрявыми рыжими волосами». Настойчива (чтобы не сказать — навязчива) и гомосексуальная тема.

Тут же тексты, имитирующие тексты гениев. Самые удачные пародии — на Толстого и Чехова. А вот Платонов и Набоков Сорокину не дались. Не дался и Пастернак. Пародия на Ахматову слишком похожа на песню из к/ф «Еще раз про любовь» (ср: «Я молилась виадукам и погостам,/Растопила лёд вечерних подворотен» и «Я мечтала о морях и кораллах./ Я поесть хотела суп черепаший…»).

Лучше же всего, как обычно у Сорокина, получились пародии на старый добрый соцреализм: в плоть романа ловко инкрустированы два квазисоцреалистических рассказа — «Заплыв» и «Синяя таблетка». Да и там, где идёт речь об СССР, доминирует добротная советская проза: «Черное мартовское небо с едва различимой россыпью звезд тяжело нависало над подсвеченным прожекторами Кремлем…»

Напавшие на лабораторию братья-сектанты красочно и жестоко — в духе фильмов Тарантино — расправляются с её сотрудниками, включая бедного Глогера, и вырезают у клонов голубое сало. Посылочку с салом они отправляют в прошлое.

И начинается альтернативная история. 1 марта 1954 года посылочка поступает к получателям — вождям СССР. На дворе «сдобные пятидесятые». СССР — супердержава, другая супердержава — Германия (политические акценты расставлены согласно мировоззрению писателя).

В этой части романа получает по полной Осип [Мандельштам]. Он выходит из застенков Лубянки и радостно сообщает: «Я опять всех заложил!.. Я всех, всех, всех, всех заложил!» Да еще кладёт истовые поклоны перед портретом Сталина.

Но особенно достаётся ААА [Ахматовой]. «Широкое круглое, с перебитым носом лицо ее было плоским, маленькие глазки сияли безумием; из-под бесформенных мокрых губ торчали мелкие гнилые зубы…» ААА валяется в ногах у Сталина (буквальная реализация её строк: «Вместе с вами я в ногах валялась/У кровавой куклы палача»), называет его «отец родной», «свет невечерний», «спаситель наш»…

Чудовищно омерзительная ААА совсем уж омерзительно рожает чёрное яйцо — кто его сумеет проглотить, тот и восприемник её творческого наследия. У противненьких юных поэтов — Белки [Ахмадулиной], Жени [Евтушенко] и Андрюхи [Вознесенского] — ничего не получается. Получается только у рыжего мальчика Иосифа, тоже довольно страшненького.

И вот что интересно: насколько омерзительны у Сорокина гениальные писатели, настолько прекрасны обитатели Кремля. Они предстают со страниц романа такими, какими являлись восхищенному зрителю полотен советских классицистов — Бродского, Герасимова, Ефанова… Стоит вспомнить и о романе «Палисандрия» (1985) Саши Соколова, где вожди — тоже «довольно прекрасные люди присущего им периода».

Вполне симпатичны, впрочем, и ученые-физики — Сахаров, Ландау. Без капли неприязни изображены и Алексей Толстой, Шостакович, Эйзенштейн… Наверное, потому, что они верно служили режиму.

Главное действующее лицо здесь, конечно, Иосиф Сталин. Он особенно привлекателен. «Вождь был высокого роста, хорошо сложенным, с открытым, умным, словно выточенным из слоновой кости лицом…» Всё построено на контрасте: человеческое, слишком человеческое общение умных, значительных, обаятельных персон и их дикое непотребство.

Похоть, насилие, перверсии пропитывают всю жизнь кремлевских обитателей, как жизнь античных богов и героев. Самая сильная страсть — похоть власти. И страстная жажда иммортализации — вожди хотят остаться в вечности. И ведь удаётся! Другой вопрос, в каком варианте…

После ряда макабрических приключений, включая уничтожение Гитлера и всех других, Сталин вкалывает себе в глаз заветное вещество. Грандиозное зрелище разрастания мозга вождя — как метафора конца света и бессмертия (всесилия) Сталина: «Мозг Иосифа Сталина постепенно заполнял Вселенную, поглощая звёзды и планеты…»

В конце концов, мозг сжимается и достигает естественного размера. Теперь вождь — тот самый, описанный Солженицыным и др. желтолицый старик, с редкими рыжеватыми усами, обвислым носом, низким и рябым лбом, бесцветными глазами. Трубка, набитая табаком из папирос «Герцеговина флор», усохшая правая рука, привычка делать отметки в книгах ногтем. Грузинский акцент: «Так, страныца… шэстдэсят пять».

Сталин оказывается в будущем, где царит смесь американизма и китайщины (китайская экспансия — одна из постоянных фобий Сорокина). На этом витке спирали вождь — слуга юноши, которому в начале романа шлёт письма его тоскующий любовник Глогер, так замыкается сюжет. Юноша похож на инопланетянина из НФ-фильмов, он невероятно худой, с голым черепом, белыми глазами и сиреневыми зубами… жуть!

Из голубого сала Сталин изготавливает накидку, в которой его господин пойдёт на Пасхальный бал (прости, Господи!). Так, вся борьба, стоившая жизней, все труды и усилия оборачиваются сущим пустяком — скорбит моралист в Сорокине.

…Через три года после выхода «Голубого сала» Сорокина пригласят писать либретто оперы «Дети Розенталя» для Большого театра, изображенного в романе зло-сатирически, как атрибут сталинской эпохи. В знак протеста активисты «Идущих вместе» поставят в сквере перед Большим огромный унитаз из пенопласта, будут бросать в него страницы из «Голубого сала» и заливать их хлоркой. Акция вполне в духе романа, но Сорокин обидится.

Тогда же против автора возбудят дело о порнографии по статье 242 УК РФ. Однако эксперты придут к выводу, что «все откровенные описания сексуальных сцен и естественных отправлений обусловлены логикой повествования и имеют безусловно художественный характер», и дело будет закрыто.

В итоге Владимир Сорокин обретёт настоящую славу. Потому что слава — это не премии, не статьи и даже не диссертации, слава — это когда тебя знает народ. Именно Сорокин станет единственным писателем, которого позовут в гости участники первого реалити-шоу «За стеклом». В интернетовский обиход (на какое-то время) войдут выражения из романа «рипс нимада табень», «рипс лаовай».

Об авторе книги. Владимир Сорокин (р.1955) окончил Институт нефтяной и газовой промышленности им. Губкина. Публиковался в сам‑ и тамиздате. Входил в Московскую концептуальную школу. Занимался книжной графикой. Автор романов («Норма», «Сердца четырёх», «Роман», «Теллурия», «Манарага»), повестей («День опричника», «Метель»), рассказов, пьес, сценариев к кинофильмам («Копейка», «Москва», «4», «Мишень»), либретто к опере «Дети Розенталя» (композитор Л. Десятников, мировая премьера — 23 марта 2005 года).