Некнижное богословие Иоанна Богослова

Сегодня во вторник, 21 мая, день памяти апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Читаются первые строки его соборного послания:

«О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, — ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, — о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение — с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом. И сие пишем вам, чтобы радость ваша была совершенна. И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы. Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине; если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха».

Православные книжники — люди исключительной учености. Ведь в православии все самое лучшее, с этим бесполезно спорить даже. И вот, будучи обученными реагировать, как положено, и твердо зная (обучили так, тут ничего не поделаешь, высокая школа), что Иоанн Богослов повсюду Христа именует Словом, они так везде и пишут «слово» с заглавной буквы. И здесь по привычке написали «Слово» с прописной, а «жизнь» уже со строчной. Чтобы было понятно: титул указывает куда надо и отмечен тоже где надо. Но Иоанн, к счастью, был не настолько православен, то есть не все знал до конца правильно. И наши книжники его еще не успели обработать, объяснив, как расставлять правильно различные божественные титулы. По этой причине апостол мог позволить себе выражать мысль разными способами, акцентируясь то на одном, то на другом свойствах «небесного», ничему из этого не присваивая титулов, а создавая понятные читателям образы.

Не раз мы уже напоминали, что греческое слово «логос» не совсем верно читать как «слово»: это куда больше — «смысл», ибо и «слово» в современном русском языке имеет множество оттенков, начиная с того, что это обычный звуковой сигнал. «Иду», например, или «посижу». Сообщение. Перевод слова «логос» как «слово» сильно понижает значение сказанного и деформирует мысль, исподволь само Слово Христа делая сообщением. Мол, сообщил, что делать надо, — и все. Теперь титулуем «Словом», сообщением то есть, — и должен быть доволен. Однако в начале своего послания, как и в начале написанного им Евангелия, Иоанн сразу же кратко резюмирует все, о чем будет сказано в дальнейшем:

«О том, что было изначально, о том, что мы видели, слышали, рассмотрели, осязали относительно Смысла Жизни — и та Жизнь была явлена, мы видели, свидетельствуем, возвещаем вам жизнь вечную, что была у Отца и явилась нам».

Это тоже не очень точно, титулов никаких, конечно, нет, расставляем прописные буквы исключительно ради сохранения акцентов. Христос тут поименован и Жизнью, и Смыслом, а правильнее — открытием смысла их жизни людям, то есть все, как в Евангелии. И не ради раздачи и присвоения титулов, а ради того, чтобы люди могли начать, наконец, соотносить свою жизнь с открытым им смыслом. «И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» — эта, казалось бы, бесспорная истина в религиозном истолковании всегда имеет поправку. Что истинного света человек все равно не разбирает — и то, что кажется ему тьмой, может на самом-то деле являться светом. Как и наоборот.

Иоанн предупреждает такое умозрение примером обратным. Если человек не различает свет, то не может различать и тьму: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас». Нет смысла говорить о греховности, если не различаем подлинной чистоты. Образцом же «хождения во свете» апостол полагает то, что такие люди тянутся друг к другу, «имеют общение друг с другом», а «общение с Ним» поверяется тем же самым. В другом месте, чуть позже, развивая ту же мысль, Иоанн говорит, что «кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме». То есть истинный свет для человека различим — и не просто различим, как бы «с трудом», при каком-то особо повышенном градусе духовности, а различим постоянно, на уровне простых человеческих связей, и обманывает себя каждый, кто пытается дискриминировать свет, выделяя общение с Богом в особую категорию.

Наконец, совершенно подытоживает: «Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза». Итак, для Иоанна Богослова братолюбие и есть подлинный свет, соответственный смыслу жизни. Познавший и познающий единство всего живого познает и Бога. Опознавать себя и своих очень просто: в каждом человеческом поступке либо виден этот свет или очевидно его отсутствие. «Слово Жизни», явленной людям, повествует о соответствии Себе не демонстрацией, а исполнением света, давая получаемым результатом наглядно удостовериться в природе света и непосредственной близости его каждому человеку.