Если бы люди во всем искали в первую очередь смысла, а не выгоды вопреки ему, мир был бы совсем иным. Христос затем и проповедовал, чтобы люди создали эту «территорию смысла», с которой началось бы преображение мира. В религии особенно поражает ее желание обессмыслить даже призыв к обретению смысла, звучащий с первых строк Евангелия. Христианская религия сделала все, чтобы поэтизировать, «возвысить» Евангелие, изъяв при таком возвышении призыв начать свою проповедь с понимания смысла и действовать впредь согласно с ним. Вот кто и что сейчас понимает в этих словах? «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1: 1−4).

Моллер Федор Антонович. Апостол Иоанн Богослов, проповедующий на острове Патмос во время вакханалий

Нынче это просто красиво звучит. Можно красиво прочесть. Нараспев. Оставим распевы, прочтем нормально:

Изначально во всем был Смысл. И Смысл был у Бога, и (с самого начала) Смыслом всего был Бог. Бог был началом Смысла, и поэтому все, что начало быть, получило осмысленное бытие, и не было ничего, не имеющего Смысла, произвольного и хаотического. Не было никогда у этого мира ни беспризорства, ни безотцовщины. И Смысл был в том, что все, что мы видим — это Жизнь. И этот Смысл есть то, что светит человеку, и чтобы тьма невежества не могла объять его, Божий Смысл сделался плотью, чтобы напомнить погружающимся во тьму людям, о том, что смысл их жизни — сама Жизнь. Он пришел вернуть людям Смысл того, о чем они говорят, о чем думают, во что верят.

Это не перевод. Это осмысленное прочтение. Без распева.

Слова со временем меняются. Прежнее значение из них выхолащивается и уходит. Так «Логос» превратился просто в «Слово». И стало можно понимать, как угодно. То есть не понимать совсем. Если красиво звучит и в красивое обернуто, да к прочему всему святое, то что еще надо, какой еще Смысл? Апостол Иоанн начал Благовестие с того, что осмыслил часто, всуе и напрасно произносимое слово «Бог». Говоря современным языком, он определился с его понятием. Развернем и мы его понимание, которое апостол по собственному свидетельству приобрел у Христа.

Иоанн понимал, что слово «Бог» может пониматься как угодно, да и понимается как угодно теми, кто манипулирует посредством этого слова людьми. Под него может быть подстелено какое угодно «богословие», согласно этой подстилке слово и зазвучит. И чтобы этого не произошло, апостол дал звучать слову так, как оно звучало из уст Христа. Он начал с Христова богословия, чтобы иное, чуждое богословие спустя время не было подложено под слово и никогда не могло изменить его смысл. Он создал богословие узнавания в слове — Смысла. Узнавания Своего — своими. Только свои — Христовы — и могут понять Слово, а для прочих это останется набором букв. Чем-то навроде поэзии. Красивой, но бессмысленной. И этой бессмысленностью, увы, пронизаны почти все толкования на Евангелие от Иоанна Богослова, хотя апостол с первых строк своего Евангелия озвучил «учение Иисуса Христа» в двух словах, изложил саму суть этого учения. В начале всего лежит Смысл, и Смысл неотделим от Бога, как Бог неотделим от Смысла, и Смысл всего есть — Жизнь. Все дальнейшее, сказанное Христом об Отце, о Себе, и людьми о Христе, понимается через это. Все действия Христа понимаются тоже через это. Через Бого-Словие. Через чистое, осмысленное слово о Боге.

Когда слово постепенно теряет значение, оно не пустеет, не становится пустым звуком. Оно, как сперва выметенный, а после покинутый дом, заполняется чем-то иным. Оно становится изменой Смыслу. Такие измены повсюду, они постоянны. Так благодетелем запросто называют тирана и самодура, у которого руки по локоть в крови и в казне, только за то, что он еще не всех истребил, и иногда подсыпает с балкона мелочи восторженной глупой бедноте. Или вымогателя и мародера называют защитником и освободителем. Примеров можно приводить множество. Но это все человеческие прозвища, в конце концов обладателей всех этих прозвищ можно просто игнорировать или, набравшись мужества, уйти в лес, там срубить себе хижину, чтобы быть подальше от благодетелей и защитников и ближе к Богу. Мужественные люди так и поступали, переступали через собственную слабость и уходили от измен.

Итак, если в основание христианской проповеди, апостол, как «любимый», то есть прилежный ученик, понявший не только смысл учения, но и освоивший методику его выражения, положил Смысл, «Логос», то, следовательно, игнорирование логики религией — нелегально и служит упрощением задачи по причине интеллектуальной лени тех, кто взял христианскую паству под свой контроль. Христианская мысль должна быть не внушаема, не продавливаема, а понятна. Человек должен согласиться с мыслью не будучи уговорен, не по «силе традиции», а потому, что ему понятны все его предстоящие действия. Его не терзают сомнения не потому, что он безмозглый фанатик, накачанный непонятными целями и задачами, а потому что он разумный человек, понимающий, что говорит и что делает. Слушая современных проповедников, каждый разумный человек понимает, что эти люди не верят (то есть не переживают в опытно в себе) ни единому слову, которое произносят, они лишь воспроизводят готовые методики, способные сейчас воздействовать внушением лишь на самых отсталых. Они не произносят разумных и тем понятных слов, говорят лишь то, что положено говорить, «Господь нам велел», с самым причудливым набором этих повелений, который могли на данный момент вспомнить. Смысла в словах нету, не обнаруживается. И как можно это все назвать «проповедью»?

Создает ли христианская проповедь «территорию смыслов», то есть понятный и привлекательный для слушателей и читателей мир? Нет, не создает. Чтобы его создать, нужно вернуться к пониманию того, что из себя представляет Благая Весть-Евангелие. Создавая христианскую «территорию смыслов», нельзя игнорировать сам инструмент, помогающий смыслу проявиться — логику. Пока же «христианская логика» сейчас звучит насмешкой, хуже чем «женская логика», и характеризует ее полное отсутствие. Но проповедь, которая лишена инструмента, делающего мысль доходчивой и понятной, уже сейчас звучит в пустоту. Логику, способность организовывать мышление, требуется вернуть не только в образовательные программы, но и в христианство, которое, посягнув на то, что может без нее обходиться, ведет себя как слепой, читающий лекцию о том, как беречь зрение.

О логике, ее положении в христианской миссии в другой раз.