К концу XIX века у царского правительства существовало весьма смутное понимание серьезности социально-экономических изменений, которые претерпевала Россия. Кроме этого, деятельность властных структур в целом характеризовались общей «рассеянностью» (используя выражение политического деятеля времен Николая II — Гурко В.И.) государственной политики, сводилась к частным склокам между ведомствами в их желании перетащить на себя больше властных полномочий. И наиболее ярким примером такой «дуэли амбиций» является конфликт между Министерством внутренних дел и Министерством финансов по поводу фабричной инспекции и рабочего вопроса в целом.

Николай Касаткин. Отдыхающий шахтёр. 1894

Со вступлением в силу Закона «О малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах» (1 мая 1884 г.), начал свою работу и новый, учрежденный специально для надзора за соблюдением Закона орган — фабричная инспекция. Как же регулировался характер взаимоотношений фабричных инспекторов с полицейскими структурами, которые до сего момента были единственной силой, призванной решать конфликтные ситуации между хозяевами и рабочими? Ведь с 8 августа 1878 г. действовал царский именной указ, который предоставлял общей полиции и жандармским чинам право свободного доступа на все фабрики и заводы. А в Положении о государственной охране, утвержденном 14 августа 1881 г., говорилось, что административная власть в лице обер-полицмейстера является посредником между рабочими и фабрикантами, что и было закреплено в т.н. Правилах о комиссии при петербургском обер-полицмейстере, утвержденных царем 27 ноября 1881 г. Кроме этого, не менее остро стоял и вопрос реального влияния инспекторов, которое они могли (или не могли) оказывать на фабричную жизнь. С одной стороны — очевидно, что хозяева промышленных предприятий, привыкшие к вседозволенности, не всегда будут идти навстречу их требованиям (а практика показала, что практически никогда) [1]. Также вполне вероятным было и возникновение напряженных ситуаций с самими рабочими. «Фабричная инспекция, являясь на фабрику, стесняется опрашивать рабочих, так как это может возбудить среди последних волнения», — пишет профессор Озеров И.Х.[2]

Полиция, в свою очередь, воспринимала деятельности инспекции как покушение на свою сферу влияния.

Обязанности и порядок действий фабричных инспекторов устанавливались Особой инструкцией, учрежденной министром финансов по соглашению с министром внутренних дел и министром народного просвещения. Она содержала весьма пространные указания относительно сферы влияния полиции. Согласно данной инструкции, инспектор мог обратиться к содействию полиции, если кто-либо из служащих фабрики препятствовал исполнению возложенных на инспекцию обязанностей. В свою очередь полиция должна была «оказывать чинам фабричной инспекции содействие к исполнению законных их требований, а равно сообщать им о всех доходящих до ее сведения случаях допущения на заводах и фабриках отступлений от требований закона о малолетних рабочих» [3]. Инспекция должна была информировать полицию о нарушениях, которые не входили в круг ведения инспекторов, кроме этого, окружной инспектор или его помощник могли поручить полиции поддерживать на суде обвинение в нарушении правил о занятости малолетних. Вот, собственно, и всё. 26 февраля 1885 г., через три года после внесения законопроекта «О малолетних…», «Инструкция чинам фабричной инспекции» и «Правила для фабрикантов» были наконец-то обнародованы. Инспекция еще только начинала свою деятельность (многие фабриканты вплоть до 1886 г. даже не представляли о ее существовании), потому и вопрос о разграничении полномочий с полицией до поры до времени не выносился на повестку дня.

Дети-рабочие на чаеразвесочной фабрике

Сами фабричные инспектора чувствовали неопределенность своего положения. С одной стороны, они должны были защищать рабочих от произвола и следить за исполнением законов, а с другой, фактически исполнять полицейскую функцию надзора [4].

Пока речь шла только о малолетних, круг ведения фабричной инспекции сводился лишь к контролю за соблюдением одного-единственного закона, который, естественно, не внес никаких принципиальных изменений в общий уклад фабричной жизни. Напряженная ситуация на фабриках страны подгоняла правительство с принятием очередного закона. Так, в июне 1885 г. был принят закон, воспрещающий ночную работу женщинам и несовершеннолетним. Но в сферу разграничения полномочий между инспекцией и полицией не было внесено никаких уточнений. И между Министерством внутренних дел и Министерством финансов назрел серьезный конфликт.

В 1886 г. была создана законотворческая комиссия под руководством Плеве В.К. Причиной созыва комиссии явилась, прежде всего, крайняя обеспокоенность очередными беспорядкам, произошедшими в конце 1885 г. на фабриках Московской и Владимирской губерний (в т.ч. знаменитой стачкой на фабрике Морозова). Реакция властей шла по факту события и не имела предупреждающего характера. (Отметим, любопытную деталь — по воспоминаниям профессора Янжула, Плеве старался быть беспристрастным и «даже склонным в пользу интересов рабочих». Давая себе отчет в том, что поддержание благочиния на предприятиях необходимо во имя сохранения монархии как таковой, Министерство внутренних дел проявляло порой бОльшую заинтересованность в успокоении стачечных настроений, нежели Министерство финансов. Но далее мы увидим, какими способами оно пыталось решить эту задачу).

Морозовская стачка

В процессе подготовки закона «О найме рабочих на фабрики, заводы и мануфактуры и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих» и дополняющих их правил «О надзоре за заведениями фабричной промышленности…» был зафиксирован ряд важнейших позиций, представляющих абсолютный приоритет охранительной политики.

В объяснительной записке Департамента полиции, составленной по просьбе Государственного Совета, обращается внимание на отсутствие у рабочих правовой возможности отстаивать свои интересы (таковыми считались все вопросы, касающиеся оплаты труда, взаимоотношений с фабричными лавками, вопросы гигиены и условий фабричного быта в целом): «…право жалобы в суд для рабочих почти не доступно (отчасти вследствие отсутствия формальных доказательств их прав, отчасти вследствие сложности процессуальных правил)». Члены комиссии давали себе отчет в том, что незащищенность рабочего является угрозой общественному порядку и спокойствию. Но какой же вывод они делали? Т.к. недовольный рабочий несет в себе потенциальную угрозу обществу, заключение договора между работодателем и рабочим, хотя и относится к области гражданских отношений, но «по значительности интересов государственных, с ним связанных, представляется важным предметом полицейского благоустройства». Высказывается мысль о том, что сфера фабрично-заводской жизни имеет особый статус и неизбежно входит в круг особого попечения и надзора Министерства внутренних дел. Из чего следовало следующее принципиально важное утверждение — фабричная инспекция не в состоянии решить поставленные перед ней задачи без содействия со стороны органов местной полиции [5]. Идея о том, что рабочий вопрос имеет статус политического, к этому моменту уже полностью оформилась на государственном уровне. Свою задачу власть видела, прежде всего, в «охранении прочности договора», который «по значительности интересов государственных, с ним связанных, представляется важным предметом полицейского благоустройства». По мнению комиссии, было необходимо «уравновесить, …, как выгоды, извлекаемые сторонами из … соглашения, так ровно и те ограничения личностных прав и даже удобств, которыми стороны, вступая в договор, должны добровольно подчиниться, в видах целей общего спокойствия, порядка и благосостояния» [6]. Конечно, под «прочностью договора» понималась невозможность со стороны рабочего его оспорить. А «ограничения прав и удобств», с очевидностью, не касались работодателя. Пытающиеся апеллировать к экономическим и правовым понятиям, царские чиновники находились в политическом пространстве, не предполагающем их полноценное использование. Все силы и ресурсы были подчинены, как уже отмечалось, единственной задаче — сохранению престола.

МВД предпринимает первую попытку перевести фабричную инспекцию в свое ведение, выдвигая основным аргументом тот факт, что Правила, которые имеют своей целью поддержание порядка на промышленных предприятиях, касаются «таких предметов, которые относятся к кругу ведения полиции» [7]. Говорилось о том, что предлагаемый перевод инспекции возместит отсутствие «технической подготовки» у чинов полиции в деле надзора за промышленными предприятиями, а также сэкономит средства, выделяемые на увеличение штата сотрудников полиции. Несколько раз было подчеркнуто, что Инспекция «хотя и состоит в ведомстве Министерства финансов, но исполняет чисто полицейские обязанности…» [8]. Кроме того, подчинение центральным ведомствам виделось МВД более целесообразным, нежели подчинение губернскому начальству.

В результате предложение МВД Общим собранием было отвергнуто. В соответствии с утвержденными Правилами, надзор за фабрично-заводскими предприятиями должен был осуществляться местным губернским начальством при содействии вновь учреждаемых губернских по фабричным делам присутствий, а также чинов фабричной инспекции и полиции [9]. Важно отметить, что губернским присутствиям давалось право издания обязательных постановлений, конкретизирующих и дополняющих общее законодательство. Таким образом, несмотря на нереализованную инициативу МВД, именно с этого момента деятельность фабричной инспекции начинает приобретать ярко выраженный полицейский характер.

Промышленники и предприниматели проявляли крайнюю обеспокоенность возможностью передачи инспекции в ведение МВД. Несмотря на то, что деятельность фабричных инспекторов в целом не вызывала у них ни понимания, ни желания сотрудничать, финансовое ведомство традиционно было «роднее» и, главное, сговорчивее. «…было бы крайне прискорбно, если бы слух о предполагаемой передаче фабричной инспекции в другое ведомство оказался имеющим какие-либо основания», — писали участники Нижегородской ярмарки в открытом письме министру финансов Вышнеградскому [10]. Надо отметить, что у министра Вышнеградского были собственные представления о том, что хорошо, как для развития промышленности в целом, так и для отдельных предпринимателей. Он резко порицал законы 1882, 1884 и 1886 гг., называя сам факт учреждения фабричной инспекции «сентиментальностью, никуда не годной для фабричного дела» [11]. Вышнеградский не видел ничего предосудительного в передаче данного органа «под крыло» МВД. Вопрос о месте фабричной инспекции в системе государственных органов в очередной раз был поднят министром Толстым в 1887 г. в ходе пересмотра Закона от 3 июня 1886 г. В письме Вышнеградскому он находит, что с принятием этого закона «фабричная инспекция получает значение специального полицейского учреждения (курсив мой), обязанного принимать меры к охранению порядка и спокойствия на фабриках…» [12]. Под воздействием фабрикантов Вышнеградский пересмотрел свою позицию по ведомственной принадлежности инспекции и не пошел на поводу у министра внутренних дел Толстого. Но это ни в коей мере не меняло содержательного наполнения данного органа, наделенного полицейскими функциями попечения.

Сама система, при которой, во-первых, хозяева промышленных предприятий находились под прямым покровительством высших органов власти, а издаваемые законодательные акты были написаны таким образом, что возможности их трактования находились в прямой зависимости от непосредственных задач крупных производителей [13], была причиной того, что любые попытки вмешательства во взаимоотношения рабочих и фабрикантов воспринимались последними «в штыки» — будь то инспекция, будь то полиция. (Причем полиция всегда оказывалась в более невыгодном положении в силу своей принадлежности к «другому» ведомству). И, во-вторых, основной функцией и инспекции, и полиции была функция охранения престола, служение сохранению существующего порядка в государстве, т. е. служение государству как «самоцели», как «единственно возможной цели» [14].

Сергей Юльевич Витте

Витте, вступивший в должность министра финансов в 1892 г., заявлял, что даже тесная связь полиции с инспекцией не пойдет на пользу последней — карательный орган будет отпугивать рабочих, не способствовать возникновению доверия к инспекторам. Конечно, когда Витте протестовал против передачи инспекции МВД, не интересами трудового народа он был озабочен. Потеря контроля над рабочим вопросом была напрямую связанна с ощутимой потерей влияния в сфере промышленности в целом. Витте не мог этого допустить — российская промышленность была неконкурентоспособна. Но и в целом ее самостоятельность была бы просто опасна в политическом плане — зачем абсолютной монархии мощная независимая сила? Вмешательство полиции не всегда гарантировало защиту интересов промышленников, хозяев предприятий. Исходя из каждодневной практики, чины полиции начинали понимать, одними репрессиями невозможно остановить лавину стачечного движения. Внутриведомственный конфликт демонстрировал неспособность самодержавной системы полноценно функционировать в рамках капиталистической действительности. Неправильно было бы называть этот конфликт столкновением экономического и политического — это была борьба за сферы влияния и властные полномочия в жестких рамках абсолютной монархии, где всего лишь «по касательной» проходили попытки затронуть реальные проблемы, существующие в государстве, такие как эффективное развитие производительных сил, безопасность, социальные нужды и др.

Часто можно встретить мнение, что политика министра финансов Витте способствовала развитию российской промышленности, экономическому росту, что, самой собой, должно было способствовать и решению рабочего вопроса [15]. Но наивно было бы представлять главу министерства финансов борцом с реакционными кругами (как он сам себя называет в воспоминаниях) и радетелем о судьбах трудового народа. В секретном циркуляре фабричным инспекторам о мерах борьбы со стачками от 5 декабря 1895 г. министр финансов изъявляет уверенность в том, что в России «преобладает патриархальный склад отношений между хозяином и рабочим», что проявляется «в заботливости фабриканта о нуждах рабочих и служащих на его фабрике, в попечении и сохранении лада и согласия, в простоте и справедливости во взаимных отношениях». И далее: «В основе таких отношений лежит закон нравственный и христианские чувства». В такой ситуации, по мнению министра финансов, даже не надо «прибегать к применению писаного закона и принуждения» [16].

Сфера ведения инспекции и полиции будет разделена специальным циркуляром лишь в 1898 г. Практика вмешательства Московского охранного отделения под предводительством Зубатова С.В. в фабричные отношения послужит одной из причин, ускоривших принятие данного акта. В августе 1898 г. фабричный ревизор Астафьев привел в своем отчете примеры недопустимого, с его точки зрения, вмешательства московской полиции в фабричную жизнь губернии. Для расследования данного обстоятельства Министерство финансов даже направит в Москву товарища министра финансов Коковцова В.Н. Из материалов совещания о более точном разграничении предметов ведения местных органов МВД и министерства финансов по отношению к надзору за фабриками и заводами (15 июля 1898 г.) ясно, что основной проблемой, по мнению финансового ведомства, было вмешательство со стороны полицейских чинов в выяснение причин недовольства рабочих [17].

Рабочие

Не будет преувеличением сказать, что от политики по рабочему вопросу зависело очень многое. Зависело, без преувеличения, будущее страны, степень вероятности серьезных потрясений. Но, оценивая принимаемые государственными структурами решения, мы должны понимать, что их противоречивость и малоэффективность были обусловлены неповоротливой, не склонной к модернизации системой, самой ее сущностью. Где проходила граница между политикой и экономикой, была ли она вообще? Российская промышленность, находящаяся под протекторатом монархического государства, имеющая в своем распоряжении дешевую и многочисленную рабочую силу в виде миллионов бывших и полукрестьян, нуждалась ли она в каком-либо изменении ситуации (кроме личного душевного, но необязательного порыва отдельных меценатов)? В этой связи — кто же был более прогрессивным и был ли — Министерство внутренних дел или Министерство финансов?

* * *

[1] Главный фабричный инспектор Я.Т. Михайловский в своем отчете о деятельности фабричной инспекции за 1885 г. писал, что реакцией промышленников на закон «О малолетних…» был демонстративный роспуск малолетних рабочих. Т. е. формально, придраться было не к чему, но промышленники попросту бойкотировали закон. Особенно важно в этой связи отметить, что по свидетельству того же Михайловского, предложение рабочих рук в России на тот момент значительно превышало спрос, что не могло не сказываться на степени заинтересованности фабрикантов в условиях жизни рабочих (Михайловский Я.Т. Отчет за 1885 год главного фабричного инспектора. СПб., 1886. С. 76−77).

[2] Озеров И.Х. Политика по рабочему вопросу в России за последние годы. М., 1906. С. 23.

[3] Утвержденная б. Министром финансов 19 декабря 1884 г. инструкция чинам инспекции по надзору за исполнением постановлений о малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах. // Полный сборник узаконений о найме рабочих на фабрики, заводы и мануфактуры; о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих; о фабричной инспекции и о надзоре за заведениями фабрично-заводской промышленности. СПб., 1893. С. 70.

[4] Микулин А.А. Фабричная инспекция в России. 1882−1906 гг. Киев, 1906. С. 142.

[5] РГИА. Ф. 20, оп. 2, ед. хр. 1802. Л. 25−30.

[6] РГИА. Ф. 20, оп. 2, ед. хр. 1802. Л. 27−28 об.

[7] РГИА. Ф. 20, оп. 2, ед. хр. 1802. Л. 159−160.

[8] РГИА. Ф. 20, оп. 2, ед. хр. 1802. Л. 159.

[9] Ведущую роль в присутствиях играли: губернатор, вице-губернатор, прокурор окружного суда, начальник губернского жандармского управления и фабричный инспектор.

[10] Московские ведомости. № 226, 1887. С. 3.

[11] Дневник академика Безобразова В.П. 17 мая 1887 г. // Русская старина. Т. 154. СПб., 1913. С. 273.

[12] Цит. по: Балабанов М.С. Очерки по истории рабочего класса в России. Ч. 3. М., 1926. С.444.

[13] Как пример таких «вариантов трактования» законодательных актов можно привести два ходатайства (от 10-го и 30-го марта 1887 г.), составленные Общим собранием Московского общества содействия русской промышленности и торговле, на имя министра финансов Вышнеградского И.А. Фабриканты выражали недовольство «трактовкой» Закона и Правил 1886 г. фабричной инспекцией и предлагали свою. То, что не поддавалось неоднозначному трактованию — предлагалось, в буквальном смысле, отредактировать (Семенкович В.Н. Экономические заметки. // Русское обозрение. Т. 20. М., 1893. С. 1091−1114).

[14] Кистяковский Б.А. Социальные науки и право: очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 481.

[15] Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. Л., 1981.

[16] Цит. по: Рабочее движение в России в XIX в. Т. 4. Ч. 1. М., 1961. С. 824−825.

[17] РГИА. Ф. 878, оп. 1, д. 36. Л. 185.