Pravlife.org

Сегодня, 20 октября, на субботней литургии в Церкви читается отрывок из второго послания к Коринфянам апостола Павла: «Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа».

Здесь мы встречаемся со словосочетанием, ставшим почти с самого начала возникновения христианства именем нарицательным относительно большей части книг Священного Писания, при том что сам апостол Павел употребил это выражение с совершенно иной целью. Итак, Ветхий Завет… В современном русском языке при слышании прилагательного «ветхий» возникает образ какой-то трухи, каких-то старых, замусоленных и истлевших тряпок, различных гнилушек, рассыпающихся в пыль от прикосновения. Проще говоря, годного лишь на выброс. Но прежде это слово означало «старый» или даже «древний» и ассоциаций с рассыпающимися развалинами не создавало. Скорее всего, именно долгое церковное употребление этого слова и довело его до такого состояния. «Ветхое» перестало восприниматься как «древнее» и стало ассоциироваться с чем-то уже ненужным, вышедшим из употребления. С «ветошью». То есть на себя уже не надеть, но годится для протирки клапанов и цилиндров. Павлу было непросто доносить свои мысли до слушателей, читателей. Перед ним, как и перед любым серьезным богословом, стояла задача демифологизации древних образов. Не в том смысле, как об этом некоторые говорят, «избавления от мифов», а в смысле переноса содержания мифа на другой уровень понимания, приближенный к современникам.

Слово «миф», в который раз уже мы употребляем в прямом его значении: как «предание», содержащее определенное устойчивое мировоззрение, как способ изложения мнения «о вещах невидимых». Наука тоже говорит — и еще как — языком мифа, что не отрицает того, что в науке люди «придерживаются логики». Откроем учебник по физике старших классов, и нас накроет мифологическое сознание. Мы увидим «ядра атомов», изображенных синими (протоны), белыми (нейтроны) шариками, увидим орбиты электронов, то есть какие-то линии, где тоже показано как шарики вращаются вокруг других шариков. Разве все это «на самом деле» так? Нет, это все не так, даже совсем не так и близко даже не так. Между тем ради наглядности все это устойчиво изображается таким образом. При этом не значит, что мифологическое изображение действительности лишено логики. С логикой как раз все в порядке. Много еще лет будут в учебниках рисовать разноцветные шарики вокруг шариков, носящихся по орбите, пока уровень сознания не изменится, и это все станет выглядеть уже нелогично. Даже для школьников. Тогда для наглядности будет создан другой миф.

Джеймс Тиссо. Горе вам, книжники и фарисеи. 1894

Это мы тут немного отступили, чтобы объяснить значение слова «демифологизация». Оно не означает выбрасывание всякого мифа на помойку или, как это говорят разные революционеры-фанатики, сваливание за борт современности (которые в самой «современности разбираются, как свинья в апельсинах). Нет, миф никуда нельзя выбросить, он всегда с нами, наш язык, как мы уже говорили, возник ради производства мысли, а образы, заключенные в мысль, всегда опережают возникновение адекватных им слов. Так что куда «выбрасывать» способ человеческого мышления и обучения мышлению? Детям рассказывают сказки разве для того, чтобы они только замолчали и уснули? Нет, им на понятном каждому человеку языке мифа повествуют о добре и зле, о чести и благородстве, о «вещах невидимых», но овеществляемых действенно. Итак, миф можно изложить понятно. И даже требуется изложить понятно. Павел именно этим и занимался. Перекладывал древние мифы на современный ему лад. Для него было важно, чтобы миф, изложение мысли «о вещах невидимых» выглядел логично. Для этого он употребляет, да как и все мы по сию пору в подобных объяснениях, образ «наброшенного покрывала». Древнее изложение обросло, покрылось слоем превратных истолкований, заслоняющих исконный смысл Завета, «покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом».

В другом послании (Евр. 8) Павел цитирует пророка Иеремию, где сообщается о причинах того, почему старый завет будет заменен новым. Не сам завет устарел, а люди перестали ему следовать, и делает вывод — «говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» («уничтожению» здесь в переводе слишком резко и оттого прямолинейно, скорее «забвению», угасанию»). Но уже причины того, почему люди перестали завету следовать, апостол видит не в ущербности самого завета, а в том «покрывале», которое на него наброшено. Судя по всему, «покрывалом» здесь следует считать закон и вообще весь религиозный уклад, под толщью которого разглядеть суть завета оказалось невозможно. Закон, по мысли Павла, имеет «тень будущих благ, а не самый образ вещей». Дух же Господень «там, где свобода». Демифологизацией Ветхого Завета, конвертацией его в Новый Павел большей частью исполняет противопоставлением разного вида служений (жертвоприношений, устроению святилищ, священнодействий и т.д.), подводя к тому, что зацикленность на внешнем исполнении и есть то самое «покрывало», которое «лежит на сердце их, когда обращаются к Господу».

Однако мысль о том, что покрывало «снимается Христом», вовсе не означает, что теперь в Новом Завете должна восторжествовать уже «новая», но столь же формальная сторона — законы, каноны, правила. Не случайно же Павел уточнил, что говоря о «новом», имеется в виду забвение старого. Возвращаясь «по новому» к отношениям, ничем не отличимым от старых, с людьми, по выражению другого апостола, Петра, «случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья идет валяться в грязи» (2 Пет.2:22). Так Новый Завет для людей может быстро стать таким же «ветхим», читаемым через покрывало, накинутое на сердце. Не завет устаревает, грубеет восприятие людей. Не всех, конечно, но, к сожалению, большинства, желающих для себя упрощенного и наименее затратного для разума и совести «исполнения культа». Павел настаивает на том, что надо снять покрывало с лица, и с лицом открытым преображаться в образ Божий, открытый Христом.