Корейская притча: сжечь теплицы и все границы

Начнем с того, что это тот самый нашумевший фильм, которому по отзывам экспертов и публики прочили безоговорочную победу на недавнем Каннском кинофестивале. Впрочем, прогнозируемого триумфа, увы, не случилось и режиссер Ли Чхан Дон удостоился лишь приза международной ассоциации кинопрессы ФИПРЕССИ. Не знаю, как вы, а я значительно охотнее доверяюсь мнению кинокритиков, нежели горстки уважаемых кинематографистов, попавших в жюри по разным соображениям, например — актуального хайпа или заслуженной случайности.

И как же замечательно, что в России нашелся прокатчик (маленькая, но гордая кинокомпания «ПроВзгляд»), рискнувший взяться за столь непрямолинейную восточную картину. Ко всему прочему, сделано это максимально быстро: практически через полтора месяца после Канн «Пылающий» вышел в широкий прокат в стране.

Главный герой — молодой сеульский парень Чжонсу с простоватым лицом, на котором на разные лады проявлялись отпечатки одного и того же вопроса: что я здесь делаю?. Он только что закончил университет, работает где придется и мечтает написать роман. О чем? Пока не решил. На улице он случайно встречается с бывшей одноклассницей Хаэми, которую раньше обзывал уродиной, а теперь даже не узнал — чудеса южнокорейской пластической хирургии.

Кажется, все идет по шаблонному крою — у юноши и девушки завязались отношения. Но ощущение какого-то скрытого подвоха не покидает внимательного зрителя. Режиссер подает еле уловимые сигналы, которые во второй половине фильма оголят совсем неожиданные смыслы. Хаэми показывает Чжонсу пантомиму, как она ест мандарин. Главное, говорит она, не представлять, что ты ешь мандарин, а забыть, что мандарина нет. Такая метафора, наверное, — главный ключ к разгадке всего фильма. Жизнь героя начинает двигаться по какой-то странной траектории. Хаэми с легкостью тащит парня в постель, а затем уезжает в Африку и просит в ее отсутствие покормить кота. Юноша соглашается, но кот, как фрукт из пантомимы, скорее призрачен, чем материален. Корм кто-то ест, в лоток ходит, но самого животного нигде нет. Как, впрочем, и любовь юноши вдруг представляется вымышленной — не более, чем эротическая фантазия для юношеской мастурбации.

Из Африки Хаэми приезжает с новым другом Беном, этаким корейским Гэтсби, богатым и самоуверенным. У него шикарная квартира, порше, богемная жизнь, туманная трудовая деятельность, а также странное хобби сжигать теплицы (в рассказе Мураками это были сараи). Любовный треугольник между Чжонсу, Хаэми и Беном — лишь отвлекающий маневр, который режиссер скрупулезно выстраивал две первые трети фильма. Затем жанр картины щелчком переключается в детективный триллер. И зритель озадачен поиском логических разгадок. Кто здесь преступник и есть ли он вообще? Почему так подозрительно ведут себя герои? А может, неслучайно отец Чжонсу осужден за проявление агрессии в аффективном состоянии — и такое передается сыну? И правда, кажется, за какую нить ни потяни — выстраивается самостоятельная вполне логичная история, к которой, казалось бы, вот-вот и подстроится развитие сюжета. Но нет! Выстроенная картина вновь рассыпается, не находя никакой устойчивой опоры. Мандарин все так же по-прежнему — иллюзия.

На поэтическую и притчевую манеру режиссера Ли Чхан Дона нужно, безусловно, настроиться. Длинные планы любования природой рифмуются с тяжелым ежедневным существованием простого человека, а подробности корейского быта сообщают о героях много больше, чем их диалоги. Это вам не засмотренные до дыр Ким Ки Дук или Пак Чхан Вук. Писатель по образованию, Ли Чхан Дон переквалифицировался в режиссеры и даже успел послужить министром культуры Кореи — недолго и бесславно. Ранние его фильмы посвящены критике корейского общества. Самым известным из них принято считать «Мятную конфету», смонтированную в обратном хронологическом порядке (за два года до «Необратимости» Гаспара Ноэ). А затем последовали «Оазис», «Тайное сияние» и «Поэзия», отмеченные солидными наградами в Венеции и Каннах.

И вот «Пылающий» — тонкое метафизическое кино о стирании границ при сближении людей друг к другу и растворении в пустоте фундаментальных догм. Казалось бы, сокращая дистанцию с объектом наблюдения, нам открываются скрытые перспективы и тайны. Отнюдь. Все устроено иначе: ожидания развеиваются как дым, убеждения превращаются в заблуждения, однозначность — в амбивалентность. Остается лишь одна истина: познания себя или другого — и уж тем более полной картины мира — достичь невозможно. Любой опыт искажается в плавильной печи субъективного сознания (отсюда и образ: сжигание теплиц, после чего от былого сооружения остается только голый каркас). Чем вам не наглядный пример научного агностицизма? Ведь агностики считают, что в принципе нет предмета, который можно понять до конца. Вот и зрителю, может, и покажется, что он все понял в картине «Пылающий». Но не стоит торопиться! Возможно, эта история — не более чем плод воображения молодого корейского писателя Чжонсу, и мы попались в плен его выдумки.