Немецкий барон, ставший после России величайшим фантазером мира

Штурм Очакова в 1737 году глазами барона Мюнхгаузена выглядел так: русские силы с ним во главе рвались к городу, ворота которого не ожидавшие такого напора обороняющиеся турки не успели закрыть. Но в самый последний момент, когда барон уже влетал на своем разгоряченном коне в город, решетка ворот с грохотом опустилась. Барон тем не менее пробивался к центральной площади, а через стены уже сигали отчаянные русские гренадеры. Совместными усилиями Мюнхгаузена и русской армии город был взят. Сам же герой подъехал на коне к городскому фонтану, чтобы усталое животное могло напиться. Но боевой конь никак не мог перестать пить, и, обернувшись, всадник увидел, что опустившаяся решетка отрубила половину коня, и весь боевой эпизод бравый кавалерист проскакал лишь на передней части жеребца. Впрочем, знающему толк в лошадях немецкому дворянину удалось при помощи двух русских конюхов благополучно пришить пойманную заднюю половину на место, используя вместо ниток вишневые прутья. Которые потом проросли, и всадник продолжал свое путешествие по России в уютной беседке.

Кое-что в этом рассказе выглядит не совсем правдивым. Но взятие Очакова и участие в нём Мюнхгаузена сомнению не подлежит.

Почему же так причудливо переплелась судьба реального исторического Мюнхгаузена с его литературным персонажем?

Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен принадлежал к прославленному и цветущему дворянскому роду. С ранних лет нацеленный на военную карьеру, он не упустил свой шанс в возрасте 17 лет, когда поехал пажом к сыну саксонского герцога Антону Ульриху, который находился в России в качестве жениха Анны Леопольдовны, которую, в свою очередь, императрица Анна Иоанновна прочила в свои преемницы. На тот момент Антон Ульрих вместе с русскими войсками графа Миниха осаждал Очаков, и, судя по дальнейшей судьбе Мюнхгаузена, ему удалось хорошо показать себя перед патроном. Будучи талантливым, сильным и амбициозным, Мюнхгаузен уже через год стал корнетом Брауншвейгского полка. Через два года Анна Иоанновна умерла, и Анна Леопольдовна почти сразу стала полноправной правительницей России. Шеф Мюнхгаузена, возведенный в звание российского генералиссимуса принц Антон Ульрих, не забывал своего подопечного. Не без помощи покровителя Мюнхгаузен стал поручиком и командиром первой роты Брауншвейгского полка.

Проблемы у восходящей звезды русской кавалерии начались после случившегося вскоре елизаветинского переворота (1741), когда Антон Ульрих вместе со всей брауншвейгской фамилией был отправлен в долгую ссылку. Мюнхгаузена сия чаша миновала, более того, его безупречная военная служба позволила ему сохранить как звание поручика, так и денежное довольствие. Но, вероятно, как «политически неблагонадежному», следующее звание — ротмистра — ему присвоили лишь в 1750 году. Еще раньше, в 1744-м, будучи командиром первой роты своего полка, он командовал караулом при проезде через Ригу в Россию будущей императрицы Екатерины Второй. Полк был кирасирский, и в этой элитной части войск Мюнхгаузен командовал элитным подразделением. Было чем возгордиться, недаром всю оставшуюся жизнь, даже уже уехав из России, он именовал себя не иначе как ротмистром русской армии. Здесь мы переходим к моменту, непосредственно предваряющему рождение известного нам литературного, кинематографического и мультяшного Мюнхгаузена.

В 1750 году Мюнхгаузен получил богатое наследство, в том числе родовое поместье в окрестностях города Боденвердера (Нижняя Саксония). И тут, по возвращении на родину, оказалось, что тринадцатилетнее пребывание барона в России удивительным образом повлияло на его характер. Родной немецкий орднунг стал ему, пожалуй что, ненавистен. Показателен эпизод с постройкой Мюнхгаузеном моста, точнее, маленького мостика, который владелец имения возвел, дабы облегчить путь в город. Городская магистратура отреагировала на это как на нападение, и собранная ей толпа мирных митингувальников с ломами и веревками набросилась на баронский мостик, как на вражеское укрепление, разломав его в щепки. После этого в отношении барона к родному городу что-то надломилось. Приятно было быть богачом, но все душевные силы Мюнхгаузен посвятил с тех пор двум пламенным страстям — охоте и воспоминаниям о службе в России, причем эти две темы затейливо переплетались.

Произошло нечто поразительное, барон, по известным нам документам, имел славу человека, четкого в действиях, упорядоченного и ответственного. Но, встречаясь с друзьями за трубкой табаку и кружкой пунша, он как рассказчик преображался. Россия и так воспринималась немцами как место на краю земли, где возможны любые чудеса, а тут еще барон с прорезавшимся невероятным даром подливал масла в огонь воображения слушателей. Он рассказывал им о чудовищных волках, одного из которых ему удалось запрячь в повозку после того, как тот на бегу сожрал его лошадь; о полете на пушечном ядре в разведывательных целях; о своих военных подвигах, когда он чуть ли не в одиночку побеждал турецкие армии. Повествователем Мюнхгаузен оказался столь талантливым, что слухи о нём начали расползаться по всей Германии. И когда в каком-нибудь городе становилось известно, что к ним едет знаменитый барон, который остановится в такой-то гостинице, то любопытствующие наводняли город, снимали в той гостинице номера, да и просто толпились во дворе. Постоять под окнами помещения, где Мюнхгаузен рассказывал свои истории, считалось за большую удачу. А тем, кому не доставалось такого счастья, приходилось довольствоваться начавшими появляться брошюрками с анекдотами без указания точного имени героя (всё-таки дворянин, и его гнева опасались).

Охотничий павильон в его имении стал известен как «павильон лжи». Для обозначения барона придумали специальный термин, который на русский переводится как «баронлжец», но его истории обладали такой убедительностью и внутренней силой, что захватывали слушателей без оглядки на достоверность. Доказательство тому — и уверенность самого барона в истинности своих историй. Ведь когда сделавший его известным в англоязычном мире Рудольф Распе опубликовал в Лондоне сборник историй о нём, Мюнхгаузен вознамерился проткнуть ничтожного писаку шпагой. Еще бы, ведь к его замечательным рассказам про охоту и Россию (которую он любил и не принижал) осмелились добавить какие-то несуразные морские похождения. Что, в общем-то, понятно — Распе просто хотел вызвать дополнительный интерес у англичан, обожавших морскую тематику. Кстати, фантазия самого Распе, внесшая морские эпизоды, заняла свое законное место в позднейших представлениях о бароне, добавив к образу бравого кавалериста черты отважного капитана. Как пелось в замечательной песне в советском мультфильме про этого человека:

Коварная пучина

Напрасно ждет поживы,

Кто трус — тот не мужчина,

Вперед, пока мы живы!

И вот тут возник тот самый Мюнхгаузен. Не человек, а мифический герой, способный пробудить воображение слушателя — сначала слабую искру, а потом и целый каскад фантазии, могущий увлечь за собой всех, кроме самых отъявленных скептиков и мещан из числа тех, что не потерпели баронский мостик. Именно эта черта, способность будить воображение, великолепно подмечена в советском фильме «Тот самый Мюнхгаузен». Кстати, в России первые сборники рассказов Мюнхгаузена и его подражателей появились еще в 1780 году под говорящим заголовком «Не любо — не слушай, а лгать не мешай».

Привычный нам портретный образ Мюнхгаузена создан знаменитым иллюстратором Гюставом Доре и к реальной внешности прототипа не имеет ни малейшего отношения. Барон был статен, красив, с правильными чертами лица и обладал значительной физической силой, без чего в кирасиры, да еще и в их элитные подразделения, попасть было невозможно.

А вот личная жизнь барона сложилась грустно. С женой Якобиной они прожили 45 лет душа в душу, а спустя четыре года после ее смерти барон в возрасте 74 лет женился на семнадцатилетней Бернардине фон Брун. Которая за три года довела его и до разорения, и до смерти. Ухаживал за обессилившем от передряг Мюнхгаузеном его верный егерь. Но даже в такой печальный ситуации барон не прекращал шутить, рассказывая своему другу-слуге о том, как был покусан в России белым медведем, который даже отгрыз ему пару пальцев на ноге.

Ныне в баронском доме находится музей его имени, где собраны и реальные документы, и описание вымышленных похождений, составивших целую библиотеку. Есть там и статуя, подаренная российским скульптором, изображающая очаковский подвиг бравого кирасира Карла Фридриха Иеоринима фон Мюнхгаузена, да пребудет его слава в веках.