2018 год запомнится всем, кого волнуют проблемы российского образования и науки, неожиданно острыми спорами не о десятках образовательных стандартов, решения о введении которых постоянно вывешиваются на сайте Минобрнауки, а странной дискуссией только о ФГОС по литературе.

Нам представляется, что дискуссия такого рода принципиально бесплодна. Трудно представить себе результат спора между примерно 1000 учителей, подписавших письмо одного из профессиональных объединений «Гильдия словесников», выступивших резко против стандарта, и 15 000 родителей, поддержавших Минобрнауки.

Недаром в итоге обсуждение отложено по решению вице-премьера О.Ю. Голодец до июня, т. е. до начала работы нового правительства, которое мы узнаем после майской инаугурации.

Нам представляется, что необходимо обсуждать не столько конкретный документ, сколько всю образовательно-научную повестку, связанную с гуманитаристикой в целом.

1

В настоящее время в РФ существует немалое разнообразие видов и типов школьного образования, которые объединяются на территории страны только ЕГЭ.

Это и обычные средние школы, и школы IB (International Baccalaureate), религиозные средние учебные заведения, частные школы и гимназии, основанные на разнообразных методиках от «финских» до «вальдорфских», не говоря уже о национальных школах во многих районах РФ.

Эти школы имеют принципиально разные цели. Если средняя школа готовит учеников для работы и продолжения учебы в РФ, то IB (International Baccalaureate) напрямую готовит школьников для поступления в иностранные вузы. Выпускники IB могут, в соответствии с их желаниями, не получать российский аттестат и не сдавать ЕГЭ.

Именно это разнообразие и требует создания стандартов, позволяющих реализовать идею равенства граждан в рамках Закона об образовании РФ.

Очевидным образом, базой такого стандартизованного образования являются русский язык и русская литература на базе российской истории. Разумеется, все эти дисциплины должны быть вписаны в европейский и мировой историко-литературный контекст.

Стандарт по литературе содержит минимальный объем текстов, которые должен знать школьник, получающий российский аттестат и тем самым подтверждающий свою способность взаимодействовать с культурным каноном России.

Вопрос о свободе учителя в выборе преподавательской позиции либо в выборе дополнительных авторов и сочинений и, при необходимости, частичной замены изучаемых произведений, включенных в программу, здесь решается в рамках 30% учебного времени, предоставленного учителю для такой работы, что существенно превышает аналогичные показатели в европейских странах и США.

Исключительно важной особенностью новых стандартов становится увеличение количества уроков литературы в старших классах с 2 до 3 в неделю, что позволяет учителю в рамках педагогической ставки работать с двумя, а не с тремя классами.

И обсуждению подлежит как раз материал и идеи, которыми учитель должен заполнять как эти 30%, так и «стабильные» 70: существующая «методическая литература» в значительной своей части неадекватна предмету изучения. Нужна внятная, компетентная и прозрачная экспертиза всей этой продукции.

Николай Богданов-Бельский. Устный счёт. В народной школе С.А. Рачинского. 1895

Остаются и другие серьезные проблемы.

Прежде всего, это невыполнимое количество часов, которые должен давать учитель на полную ставку, соответствующую указам Президента РФ. Стремясь выполнить эти указы, директора школ по указанию соответствующих руководящих органов не имеют права брать учителей на части ставки или вне штата.

Учитывая, что 80 и более процентов учителей — женщины, не многие из них, имея детей, смогут качественно выполнять нагрузку, в реальности часто предполагающую работу с четырьмя, а то и с пятью классами, в диапазоне от пятого по одиннадцатый.

Отсюда отток учителей из школ. Одновременно оказалась нарушена система связей школ и университетов. На протяжении многих лет преподавание в школах вели ученые и специалисты, которым никогда не была нужна целая ставка, но именно они обеспечивали преподавание в спецшколах и гимназиях на повышенном уровне, оставаясь сотрудниками университетов и академических учреждений. Теперь такой возможности школа не имеет.

Бурное развитие частного репетиторства в сегодняшней России явилось ответом на кризис современной школы, независимо ни от компьютеризации, ни от часто сомнительного «креатива» в преподавании и обучении.

Настоящей бедой, уничтожившей лучшие школы, по крайней мере, г. Москвы стало укрупнение школ. Теперь директор такой школы руководит 3−5 школами и 10−12 детскими садами, образующими «митрополичий» образовательный округ. Понятно, что своей лидирующей школой, которая и должна была «поднимать» остальные, такой директор управлять уже не может, а его лучшие учителя вынуждены для выполнения ставки работать на нескольких территориях в школах очень разного уровня.

Ответом явился отток учителей, по крайней мере в Москве, в новообразованные частные школы. И это тоже симптом тревожной ситуации.

Новая проблема возникла в связи с появлением Московской электронной школы. Теперь учителя, с одной стороны, получают надбавку к зарплате за использование ее медиа ресурсов, а с другой, вынуждены использовать чужой электронный контент на своих уроках во вполне контролируемом системой объеме. В настоящее время идет работа уже над Российской электронной школой.

В этой работе принимают участие наиболее жесткие критики нового ФГОС по литературе, часть из которых являются и авторами соответствующих учебных комплексов. Вероятно, подобная деятельность не противоречит их представлениям о творческой свободе учителя.

Сегодня уже звучат предложения о применении подобной системы и в вузах.

А ведь любой современный учитель всегда сможет подготовить себе любой интерактивный контент, соответствующий его взглядам, программе, учебнику и уровню учеников. Если только это действительно учитель, а не служебное приложение к обязательным «электронным ресурсам».

В условиях же нормативной «Электронной школы» ни о какой свободе учителя речь идти не может, не говоря уже о психологических проблемах систематического использования технических средств обучения такого рода на уроках.

Разумнее и эффективнее было бы создание интерактивных курсов лекций для учителей, которые могли бы использовать полученные приемы и идеи в своей повседневной живой работе с учениками. В соответствии с собственным пониманием потребностей и возможностей своих учеников.

Часто можно слышать, что сегодняшний школьник «сидит» сразу в нескольких социальных сетях и владеет компьютером как велосипедом. Поэтому и надо школе соответствовать этому тренду. На наш взгляд, все должно быть наоборот: школа — это то место, где ученик из виртуальной реальности возвращается при помощи учителя в реальность жизни.

Не продолжая список проблем (а он далеко не исчерпан), скажем, что в области преподавания литературы все «меры» последних лет приводят к одному и тому же результату: к отрыву ученика от текста произведения и принижению роли учителя, и идейной, и социальной.

Николай Богданов-Бельский. В сельской школе. 1890-е

2.

Особая проблема — ЕГЭ. Его состав понятным образом привязан к существующим стандартам. Однако чисто табличная оценка работы опять же ведет только к схематизации образования в старших классах и натаскиванию на результат в двух-трех дисциплинах.

Следует вернуться к идее большого выпускного сочинения, которое заставит ученика научиться читать и писать длинные тексты, а не приводить обучение чтению и письму в школе в соответствие схематизму и длине текстов «Твиттера». Представьте себе дореволюционную классическую гимназию, преподаватели которой избрали бы в качестве образца письменной речи слог телеграмм. Даже чеховскому Беликову это не могло прийти в голову. Не говорим уже о стиле авангардной поэзии и прозы, которому в какой-то мере соответствуют некоторые нынешние интернет-ресурсы, в т.ч. названный, но который никто не пытался свести к такого рода прямолинейному примитиву.

Порочной представляется идея единого ЕГЭ на территории всей страны как единственного способа поступления в высшие учебные заведения.

Исторически сложилось так, что десятилетия тому назад наиболее сильные кадры были перемещены в две столицы.

Всем известно, что количество сдающих ЕГЭ и, соответственно, их проверяющих экспертов, различается на полтора-два порядка в небольших субъектах федерации и в Москве.

Это исключает независимую рассылку работ из одного региона в другой.

Более того, в ряде регионов знание русского языка и преподавания русской литературы и истории настолько разнится, что такой процесс принципиально лишается смысла.

Таким образом, ЕГЭ в реальности не выполняет свою задачу равной и независимой оценки уровня знаний выпускников на территории всей России.

Оставляем в стороне проблемы статуса, оплаты и форм работы экспертов ЕГЭ, которая сегодня является едва ли не добровольно-принудительной.

Сама по себе школьная оценка знаний учащегося тоже оказывается очень разной в разных регионах, а в вузы выпускники поступают по результатам ЕГЭ. К тому же и школьная «5» в системе ЕГЭ находится около 70 баллов из 100 возможных. Тем самым признается невозможность обеспечения максимальной оценки без специальной подготовки вне школы. Отсюда возникают дополнительные занятия по подготовке к ЕГЭ и, неизбежно, массовое репетиторство, в котором не было бы большой беды, если бы оно, в свою очередь, не было бы откровенно разнокачественным. Только школа, находящаяся под контролем государства и общества, может обеспечить минимально необходимый уровень преподавания, и, если она с этим не справляется, нужно менять образовательную политику.

На сегодняшний день качество подготовки поступающих оказывается принципиально разным, что приводит к большому отсеву на первых курсах обучения в вузах.

Олимпиады проблемы не решают: неслучайно «главные» университеты страны вводят свои внутренние экзамены.

Все это говорит о том, что придется вернуться к принципиальному разделению выпускных и вступительных испытаний, в какой бы форме они ни проводились. В таком случае ЕГЭ окажется формой допуска к вступительным зкзаменам в вузы, но не будет решать судьбу человека. Все, что уже сейчас целенаправленно и последовательно «работает» на социал-дарвинистскую парадигму, мы считаем абсолютно неприемлемым.

Дарья Антонова ИА REGNUM
ЕГЭ

Внутренние экзамены в вузах при такой системе должны быть максимально прозрачны, что вполне возможно в наш креативный и электронный век. Вуз должен заранее объявлять принципы проверки, утверждаемые в Минобрнауке, что позволит реально сертифицировать способности и возможности будущих студентов из любых регионов России. Результаты работы членов комиссии должны учитываться в эффективном контракте. Во всех случаях после проведения экзаменов необходима публикация как экзаменационных заданий, так и ответов на них.

3.

Необходима «традиционная средняя школа».

Если интерактивными играми, компьютерным обучением и психологическими тренингами заменяется обычная, но традиционно трудная учеба, минимально необходимый в современных условиях уровень интеллектуального развития личности гарантированно недостижим.

Традиционность такой школы предусматривает ведущую роль учителя в учебном процессе, воспитании и оценке знаний учащегося.

Главным результатом учебного процесса в такой школе должно стать формирование способности получать серьезные знания в условиях новейшей информационной среды, которая является лишь средством, но не целью образования и, тем более, последующей научной деятельности.

Особое место в такой школе должны занять гуманитарные дисциплины: только они формируют творческую личность, способную критически анализировать информационные потоки разных типов, а значит становиться подлинным профессионалами, чем бы они ни занимались. При этом изучение истории и литературы должно быть синхронизировано и взаимообусловлено: в противном случае мы получим только «единое пространство» постмодернистских игр и в их наиболее примитивном и разрушительном варианте.

Но выпускные государственные экзамены в такой школе должны сдавать по всем дисциплинам, которые в ней изучаются (за вычетом, естественно, факультативного «домоводства» и т.п.). Только в этом случае можно будет говорить о средней школе как источнике разносторонних знаний, позволяющем ученикам сделать осознанный выбор профессиональной сферы деятельности.

В этой ситуации возможно введение многоуровневой системы экзаменов в зависимости от выбора области интересов учащихся, при этом все предметы школьной программы обретают смысл своего существования, особенно в старших классах, а школьное образование возвращает себе целостность и всеобщность.

Экономисты, не знающие историю, физики, не читавшие даже базовую классику, политики, не способные даже на элементарные подсчеты, никому не нужны.

4.

Особую проблему представляет соответствие структуры среднего и высшего образования. Необходимо рассмотреть вопрос о типах высшего образования, допускающих и не допускающих и поступление только с ЕГЭ, и использование т.н. Болонской системы.

Эта система англо-романской структуры высшей школы не соответствует традиционной российской, наиболее близкой к немецкой, с ее двухступенчатой системой аттестации: доктор и доктор хабилитат.

В сегодняшних условиях, когда эта система тотально внедрена в ЕС и России, выходом является разрешение серьезным вузам выдавать дипломы магистров после 6-летнего традиционного специалитета.

Основная проблема здесь в том, что российское и советское школьное образования существенно отличалось и отличается от западного. Российским школьникам даже сегодня не требуется четырехлетний пропедевтический курс базовых дисциплин с последующей специализацией. Здесь высшая школа только теряет будущих специалистов.

Дарья Антонова ИА REGNUM
В школе

Кроме того, социальная структура РФ не предусматривает возможность неспешного образования «вечных студентов» за счет родителей до 30 и более лет. А потому 4-летний перерыв между напряженной старшей школой и, пусть даже и подготовкой к ЕГЭ, и профессиональным образованием в РФ не требуется. Нет смысла превращать традиционную систему российского образования в глобальные «школы подготовки к жизни» или глобальные IB (International Baccalaureate) только для того, чтобы наши дипломы, якобы, «автоматически признавались на Западе».

Опыт упомянутого IB (International Baccalaureate), вообще не предусматривающего обучение в России, показал, что наших выпускников чаще всего ждут лишь в третьестепенных университетах, которые, ради своего выживания, готовы принимать на платное обучение кого угодно. А ведь выпускники IB (International Baccalaureate) далеко не всегда достойны именно этого.

Необходимо решить проблему ранжирования российских вузов по отношению к критерию «преподаватель/студент», существенного ограничив его значение. Разумеется, есть вузы, преподающие традиционные и вполне контролируемые этим показателем предметы. Однако древние языки и древняя история, культуры, религии и языки стран Востока, комплексные политологические специальности, и мн. мн. другое требуют абсолютно невозможного для типовой схемы соотношения «преподаватель/студент». Нужно дать право ведущим университетам страны запрашивать разрешение на получение права преподавания таких дисциплин у Минобрнауки, не рискуя, по примеру Российского государственного гуманитарного университета, оказаться «неэффективными», наряду с театральными, художественными, архитектурными и т.д. вузами. Этот казус до сих пор не забыт в вузовском сообществе.

В заключение вновь вернемся к спорам о ФГОСах по литературе, которые и породили всю дискуссию. «Гильдия Словесников» на правительственном уровне решает свои проблемы. Но проблемы эти касаются тех школьников, которые уже ориентированы гуманитарно, и тех учителей, которые признают за «Гильдией» то значение, которое она себе приписывает. А ФГОСы принимаются для всех без исключения.

И надо еще задуматься, что дает российской науке и образованию, например, идея Всероссийской олимпиады школьников по литературе, когда почти академические и явно внешкольные требования творческого задания оцениваются вровень с разного рода креативными играми. Неужели не понятно, что история и филология — это одно, а «креативные умения» — совершенно другое?

Сегодня креативная логика привела уже к появлению за океаном т.н. «дальнего чтения», когда тексты прошлых веков принципиально не читаются, а оцениваются по формальным параметрам, создается «контекст» нескольких писателей-классиков, и данный вид деятельности победоносно противопоставляется «медленному чтению». Мы хотим, чтобы будущие филологи, сдающие сегодня ЕГЭ, стали бы для начала профессиональными читателями, а не «креативными» социологами-статистиками. Последнее само по себе не плохо, но это другая профессия.

Итак, вперед к тексту, вслед за учителем.

Ивинский Дмитрий Павлович, д.филол.н., профессор МГУ

Кацис Леонид Фридович, д.филол.н., профессор РГГУ

Полонский Вадим Владимирович, д.филол.н., профессор РАН, директор Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН

Шайтанов Игорь Олегович, д.филол.н., профессор РГГУ, главный редактор журнала «Вопросы литературы»

Шкаренков Павел Петрович, д.ист.н., профессор, проректор по непрерывному образованию, директор Института филологии и истории РГГУ

Гурович Надежда Михайловна, к.филол.н., учитель Школы №45 г. Москва