bp.blogspot.com
На конкурсе звериных символов Венецианской комиссии хамелеон победил бы с большим отрывом

Венецианская комиссия Совета Европы потребовала от России внести изменения в закон о Конституционном суде и отменить предоставленное ему право признавать невозможным исполнение решений Европейского суда по правам человека. Напомним, что соответствующие поправки в закон вступили в действие в декабре прошлого года.

Что такое Венецианская комиссия? Консультативный орган Совета Европы, который по своему составу выходит далеко за европейские рамки, включая представителей разных континентов — от стран Латинской Америки и Японии до США, Канады и Ватикана. Занимается анализом законодательства стран-участниц с точки зрения даже не «конституционного права», о чем заявляется официально, а его унификации и подгонки под европейские «толерантные» стандарты. Как раз об этом — и обращение к России.

Ключевая тематика Венецианской комиссии — права человека и права меньшинств, на которых зациклены европейские структуры и которые, как считается в рамках европейских «ценностей», стоят выше прав, интересов и суверенитетов государств (суверенитет в европейских «ценностях» — слово вообще ругательное).

Что такое Совет Европы? Организация, созданная в целях объединения под англо-американским контролем европейских народов по инициативе Уинстона Черчилля (это известно широко) и рейхсфюрера СС Гиммлера (об этом знают куда меньше). Не верите? Почитайте фрагмент из мемуаров шефа внешней разведки Третьего рейха Вальтера Шелленберга, посвященный проекту «новой Европы» (Лабиринт. Мемуары гитлеровского разведчика. М., 1991. С. 298−306). Как и Гиммлер, передавший весной 1945 года соответствующие эсэсовские разработки Шарлю де Голлю, Черчилль называл условием воссоздания «европейской семьи народов» налаживание партнерства между Францией и Германией (Трагедия Европы. Выступление в университете Цюриха 19 сентября 1946 г. // Мировой кризис. Сборник. М., 2007. С. 761−766). Как и Черчилль, проговорившийся в Фултонской речи об особых правах «народов, говорящих на английском языке», призванных объединить «цивилизованный мир» против «тирании», воцарившейся по ту сторону ими же самими и опущенного «железного занавеса», Гиммлер отстаивал «интернационально-космополитический» вариант фашизма, образчиком которого являлся «интернационализм» формирований Waffen-SS. Прекрасно уживавшийся, заметим, в рамках национал-социалистской концепции с расовой теорией Розенберга. А та, в свою очередь, уходила корнями в идеи колониализма, разработанные и реализованные в Туманном Альбионе, о чем поведал миру вышвырнутый за это из «демократической» ФРГ и запрещенный в «демократической» Британии профессор Гейдельбергского университета Мануэль Саркисянц (см.: Английские корни немецкого фашизма. СПб., 2003. 400 с.).

Добавим, что датой провозглашения Совета Европы является 5 мая 1949 года — через месяц после создания НАТО и за три недели до заключения между США и будущей ФРГ «Канцлер-акта», подчинившего Вашингтону западногерманскую внешнюю и внутреннюю политику (21 мая), и презентации конституции ФРГ (23 мая).

Что из этого следует? Очень простая вещь: послевоенная трансформация Западной Европы была не спонтанным, а строго управляемым процессом, в который было органично встроено и нацистское наследие и который заключался в следующей четырехходовке:

— сначала, пользуясь статусом держав-победительниц, подчинить континентальную Европу островному англо-американскому влиянию (план Маршалла, переросший в ОЭСР, Западноевропейский союз, НАТО, Римский договор и так далее, вплоть до Маастрихта),

— затем, создав «атлантическую» ось Вашингтон — Лондон — Берлин, передать Германии дальнейшую консолидацию Старого Света, но под строгим «островным» контролем (Гиммлер, чисто теоретически, еще хоть как-то мог рассчитывать на послевоенный франко-германский альянс против не только России, но и Британии с США; но не Черчилль, который, без сомнения, добивался такого альянса строго в британских и американских интересах, неразрывно связав их в Фултонской речи, которая, в свою очередь, стала продуктом появившейся за две недели до нее «длинной телеграммы» Джорджа Кеннана, этого «патриарха» холодной войны);

— распространить модель такого контроля на страны советского блока и республики СССР путем реализации нацистской концепции «Drang nach Osten»,

— и на завершающем этапе, с помощью так называемой «еврорегионализации», перемкнуть национальные рычаги управления на европейские центры, контролируемые через Берлин Вашингтоном и Лондоном, и выдвинув в этих целях концепцию-симулякр якобы «всеевропейского объединения» вокруг другой, мифологической оси «Париж — Берлин — Москва». (Именно поэтому за распадом СССР последовало создание Европейского союза, в который бывшие советские республики собирались «интегрировать» целиком, а Российскую Федерацию — по частям).

В целом ничего нового! Обыкновенная англосаксонская геополитика: идеи Маккиндера об экспансии в «Хартленд» (центр Евразии) в целях мирового господства, соединенные с концепцией Спайкмена о «Римленде» — подвижных лимитрофах, которые передвигаются вглубь «Хартленда», расширяя на его пространстве сферу внешнего контроля и сужая сферу внутреннего.

Что такое «еврорегионализация»? Если в двух словах, без детализации, то это «пилотный» проект глобализации — тотальной и одновременно тоталитарной унификации человечества с помощью сочетания двух процессов, хорошо известных специалистам в сфере глобалистики:

— глокализации — поэтапного разрушения государств с передачей их полномочий и предметов ведения наверх, в транснациональные и глобальные структуры и вниз, в локальные: региональные и местные

— и фрагмеграции — разрушения (фрагментации) цивилизационных, культурных, социальных и исторических идентичностей с интеграцией их экономик.

Грубо говоря, «еврорегионализация» — это проект разрушения нынешней политической карты Европы государств с созданием на ее месте другой карты, делящей Европу (а за ней и мир) на сферы влияния транснациональных корпораций (хотя полуофициально «Европе государств» противопоставляется «Европа народов и племен»). Не случайно, что в Хартии об основных правах ЕС (2000 г.) черным по белому записано положение о «демократическом глобализме будущего» — цели, которую и преследует пресловутая «европейская интеграция».

О многом говорит и время создания Венецианской комиссии — 1990 год, канун распада СССР, когда «отвязавшаяся», «сорвавшаяся с катушек» и обалдевшая от счастья европейская «тусовка» в рамках Парижской хартии для новой Европы (того же 1990 г.) радостно присягала вечной дружбе с США. И списывала в архив бывшие христианские ценности, давно преданные и «слитые» к тому времени и самим Святым престолом.

Приоритет европейских норм, и прежде всего прав меньшинств, над суверенными государственными с тех пор — ключевое правило, оселок европейской секулярной, постхристианской догматики, и отказ от него, по понятиям, принятым на европейской масонской «зоне» (то есть в ложе), усиленно маскирующейся под христианский «храм», — это категорически «не по-пацански».

Легче всего послать их с этими нормами и претензиями туда, где им и место. На саму Европу при этом, честно говоря, можно не обращать внимания: решать вопросы следует не с ней, а с заокеанскими хозяевами, настоящими владельцами европейского «коллективного суверенитета». («Что такое Европа, какой у нее номер телефона?» — говаривал по этому поводу старина Киссинджер). Но такой «посыл» ни в коей мере не способствует разблокированию отечественных мозгов, насквозь промытых за 25 лет европейскими холуями из числа доморощенных либероидов с психологией полицаев при оккупантах. Поэтому нужно терпеливо разъяснять, как бы противно ни было копаться в этой европейской навозной, с голубым оттенком, жиже. И возникает закономерный вопрос: почему они так зацепились за конституционное законодательство и права — человека и меньшинств? Неужели эту банду отпетых и законченных циников «в законе» и вправду волнуют какие бы то ни было «ценности», кроме собственного кошелька, содержимого желудка и «портфеля» с активами? Да и в каком соотношении права меньшинств находятся с правами человека? Это одно и то же или разное? Попробуем разобраться.

Проще всего отыскать причину такой заинтересованности и настырности европейских структур в целом и Венецианской комиссии в частности: она в том самом проекте под названием глобализация. Права человека, перечень которых составляется западными центрами и отражает секулярные интересы западной постхристианской цивилизации, — это и есть тот самый инструмент глобальной унификации, которая позволяет вмешиваться во внутренние дела государств. Что до прав меньшинств, то им отводится особое место ввиду того, что генеральный смысл глобализации как раз в выведении их вперед и замене традиционной нормальности нетрадиционной ненормальностью, которую впаривают как «новую нормальность».

В сентябре 1995 года Североатлантическим альянсом было выпущено «Исследование о расширении НАТО». Поясним, что этот документ уточняет перечень критериев отбора в блок новых членов из числа участников программы «Партнерства ради мира» (ПРМ). Вообще-то базовым принципом эти критерии провозглашают «обеспечение и продвижение основных прав и свобод человека». Однако в этом «Исследовании», подготовленном, к слову, американской частной корпорацией RAND, на самом деле говорится о правах не человека, а меньшинств. Именно они укладываются в контекст «соответствия подхода стран-участниц ПРМ в этой сфере требованиям ОБСЕ» (Партнерство ради мира: рамочный документ. Принят в Брюсселе 10 января 1994 г. на встрече глав государств и правительств стран-членов НАТО). Иначе говоря, документ НАТО признает высшим авторитетом точку зрения не кого-нибудь, а именно ОБСЕ, причем на весьма двусмысленную и деликатную проблему — права меньшинств. И здесь мы подходим к самому важному — соотношению прав меньшинств с правами человека, которые отнюдь не являются идентичными. Начнем с принятой в 1948 году Всеобщей декларации прав человека. Ее авторы увязали соблюдение изложенных в ней прав и свобод с определенным, унифицированным, социальным и международным порядком (Ст. 28).

Несмотря на все проблемные места Всеобщей декларации, а их немало, упор в ней все-таки делался на индивидуальных, а не коллективных правах. Именно на правах человека, а не на правах меньшинств. И даже само слово «терпимость» — синоним современной «толерантности», применяемой, прежде всего, к меньшинствам, в этом документе употреблено только один раз, в Ст. 26, п. 2. И касается это упоминание не «всего в целом», а лишь проблем народного образования.

Однако еще в 1947 году, то есть за год до принятия Всеобщей декларации прав человека, в рамках Комиссии ООН по правам человека была создана «Подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств». Несмотря на ее преобразование в 1999 году в «Подкомиссию по поощрению и защите прав человека», в ее составе по-прежнему функционирует «Рабочая группа по меньшинствам».

Кроме того, в документах «Подкомиссии» содержится апелляция к «Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам» (1992 г.). И тот же самый тренд — от прав человека к правам меньшинств — наблюдается и в документах ОБСЕ.

Иначе говоря, отношение к меньшинствам, на которое ссылается упомянутое исследование НАТО, выделяется из общего ряда проблем, связанных с правами человека. А сами права человека также вынесены из Устава ООН, в котором с них начинается преамбула, в отдельный документ — Всеобщую декларацию.

Но устав явно выше такой декларации уже по своему международно-правовому статусу, и зачем это делается, вроде бы непонятно…

Хотя на самом деле — очень даже понятно. И все логично. Концепцию «прав человека», не имеющую ничего общего с подлинными его правами, кому-то очень нужно было поднять на недосягаемую высоту, сделать знаменем западной идеологии и западного доминирования, навязать их всем остальным, и… явочным порядком подменить правами меньшинств. Чтобы получить возможность под видом прав человека протаскивать именно их, решая тем самым в «подопытных» странах сразу две подрывные задачи — внешнего гуманитарного контроля и внутреннего размывания и разрушения устоев морали и нравственности. Однако при этом выделение прав меньшинств не только не афишируется, но и делается все для того, чтобы смешать их в общественном сознании с правами человека.

Это далеко не полный перечень произошедших на этом поле событий, но он вполне достаточен для определенных выводов. Главный из них: будучи инструментом Совета Европы, Венецианская комиссия реализует глокализационно-фрагмеграционный проект глобализации с целью тотального демонтажа всего сущего, разборки его «до винтиков и колесиков» и, после этого новой «сборки», уже не на национальной, а на транснациональной и глобальной основе. Именно поэтому внешние законы должны быть выше внутренних, иначе в странах, где имеется приоритет внутреннего законодательства над внешним, как это теперь установлено в России, модель Совета Европы работать не сможет. Отсюда и требование скорректировать принятый в декабре закон, позволяющий российскому Конституционному суду по сути отменять решения того же ЕСПЧ. А за ним — лиха беда начало — надо полагать, последует обструкция и других международных решений и институтов. Инструментарий воздействия на внешнюю и, главное, внутреннюю политику России у глобализаторов таким образом резко сужается.

Как его восстановить? Только одним способом: апеллируя к либероидной пятой колонне, которая, в отличие от широкой общественности, очень чувствительна к подобным упрекам. Ибо «разделяет» европейские «ценности» потому, что «приверженность» им служит пропуском на европейские элитарные тусовки, участие в которых будоражит воображение пятой колонны куда больше национальных интересов. Учитывая уровень влияния этой «колонны» на российскую властную верхушку, европейцы заранее предполагают, что, нажав на нее «на рубль», они получат внутренний «нажим» с ее стороны на власть и общественность как минимум «на червонец».

Что касается общественного большинства, то «суверенное» решение Конституционного суда, позволившее президенту страны подписать соответствующий закон, встречает у него самую широкую поддержку и одобрение. И это ясно показывает, какова пропасть неразрешимого, натурально антагонистического противоречия между кардинально, на 180 градусов расходящимися интересами околовластного, в том числе «болотно-оппозиционного», но тем не менее включенного в определенные «башенные» расклады, «креативного» меньшинства и большинства общества. Того самого, советско-православного большинства, которое все эти «инновации», в тупую переписанные с криво переведенного на плохой русский язык европейского законодательства, уже «достали» по «самое не могу». Как и сама проповедь ложно понимаемой «креативным меньшинством» элитарности — как не высочайшей компетентности и персональной ответственности за результаты своей деятельности, а приоритета и особых прав на эксклюзивное участие в распределении и потреблении общественных благ. Хотя оснований для этого у нынешних псевдоэлитариев нисколько не больше, а даже намного меньше, чем у их предшественников, поплатившихся за подобное асоциальное поведение в Октябре 1917 года.

Учитывая все эти обстоятельства, не будет преувеличением предположить, что требование Венецианской комиссии, с одной стороны, будет отвергнуто российским официозом, а с другой, вокруг этой темы в «элитарных» верхах начнут ломаться копья. И найдется немало «паршивых овец», особенно в олигархическом «стаде», которых капитуляция перед европейским ультиматумом устроит куда больше, чем защита национальных интересов страны и ее сограждан. Поэтому за развитием этой ситуации нужно внимательно наблюдать и тщательно «мониторить» любую информацию на данную тему, обращая особое внимание даже на отдаленные признаки возможного сговора компрадорской части нынешней антиэлиты с Западом. Личную «шерсть» нельзя путать с государственной, а любые «размены» принципов на интересы недопустимы и глубоко аморальны.

Поэтому домогательства Венецианской комиссии, каким бы «высоким» интересам у нас в стране они ни отвечали, должны получить однозначный и решительный отказ. Тем более твердый, чем более очевидным при выяснении всех обстоятельств этого демарша будет становиться непреложный факт, что Запад с помощью своей пятой колонны стремится создать некий прецедент, с помощью которого подобные «подкопы» под российский суверенитет можно будет ввести в систему.