В начале 1920-х и потом, вплоть до смерти Мустафы Кемаля в 1938 году, в вилке Закавказье — Турция оставалось много взаимосвязанного. Но простых решений не было. Москва и Анкара продолжали внимательно смотреть друг на друга, продвигать свои интересы, и в зависимости от формирующейся политической и геополитической ситуации (в мире и на Ближнем Востоке) в отношениях двух стран менялась тональность. Кемалистское движение оказало поддержку Советской России во время продвижения ее армии в Закавказье. Москва поддерживала освободительную борьбу турецкого народа, но не скрывала, что намерена трансформировать ее в элемент мировой революции на Востоке. В стратегическом отношении Кемаля устраивал проект большевиков по восстановлению Османской империи даже под коммунистическими знаменами. Большевики, сделав ставку на ислам, перспективу его идеологической модернизации — синтез большевизма с исламизмом — выводили в Закавказье за скобки планируемой геополитической трансформации Армению и Грузию, что предопределило важные нюансы при подписании Карского договора 1921 года. Шла большая игра.

Иосиф Сталин

Анкара ловила Москву на нюансах. Кемаль в беседах с российскими дипломатами и военными в Анкаре, как отмечалось в их отчетах, говоря о готовности проводить в Турции большевистские реформы, заявлял, мол, если вы говорите о будущем коммунистическом Интернационале, «всемирном государстве рабочих и крестьян», то включите в состав Турции нефтеносный Баку, поскольку англичане, захватив нефтеносные районы в Ираке, лишили ее всех энергетических источников. «Бакинская нефть будет поставляться московским большевикам в любом необходимом количестве», — пообещал он. Москва отказалась от такого предложения.

Правда, по оценке историков, проблема взаимного недоверия возникла еще осенью 1920-го, когда созданная в Баку в 1918 году Турецкая компартия заявила о намерении расширить свои действия и в Анатолии. Более того, кемалистское правительство не было приглашено на организованный в Баку Конгресс восточных народов, хотя к тому времени по распоряжению Кемаля в Турции была создана еще одна коммунистическая партия, которая обратилась с официальной просьбой в Коминтерн за признанием. Но в Баку появился в статусе почетного гостя один из лидеров иттихадистов, бывший министр обороны Османской империи Энвер-паша. Существующий документальный материал позволяет говорить о том, что в лице Энвера Москва готовила «дублера Кемалю», хотя и Энверу большевики не доверяли. Это при том, что между Кемалем и Энвером был налажен специальный «канал связи», хотя первый являлся турецким националистом, второй — откровенным пантюркистом.

Ранее мы отмечали, что после советизации Азербайджана, Армении и Грузии Кемаль не исключал ввода частей Красной армии в Анатолию и ее участие в освободительной борьбе. Москва отказалась и от такого хода. Сохранилось письмо Кемаля турецкому представителю в Москве, Али Фуату, в котором он обозначил свое видение ситуации: «Если бы большевики верили в успех коммунизма в Турции, они бы не поддержали националистов». Наконец, нельзя обойти вниманием и такой «экзотический» эпизод, о котором пишет историк Халит Дюндар Акарджа (Принстон, США) со ссылкой на опубликованный в 1963 году Ричардом Пайпсом запрос Кемаля, адресованный генералу Врангелю, с перечнем вопросов и условий, на которых могли основываться будущие переговоры: 1) Будут ли совместные действия секретными или открытыми в случае соглашения? 2) Будет ли политическая деятельность националистов поддержана: а) непосредственно правительством Врангеля? б) одновременно и правительством Врангеля, и европейским правительством, которое поддерживает националистов (Италия)? в) правительством Врангеля и любой другой нейтральной страной? г) или правительством Врангеля и европейскими державами, враждебными к националистам? 3) Если националисты не будут сотрудничать с другой страной, каковы будут компенсации, предлагаемые правительством Врангеля? После эвакуации из Крыма Врангель, его штат и армия расположились в основном в Галипполи. «Врангель предлагал союзникам использовать российские войска против турецких националистов», — пишет Акарджа. Но только работа советской разведки и неблагоприятная для кемалистов международная политическая конъюнктура сорвала этот проект. Тем не менее все свидетельствовало о том, что в отношениях между большевиками и турецкими националистами обозначились серьезные проблемы.

Кемаль продолжал серьезно наблюдать за событиями в Советской России. По дипломатическим каналам он получил сообщения из Москвы, что в Кремле начались серьезные политические перемены: Сталин устранил из высших эшелонов партийной и государственной власти Троцкого. Вот как описывал ситуацию советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП (б) и Коминтерне в 1922—1940 годах Вадим Роговин: «В 1932 году Сталин опубликовал статью, специально посвящённую опровержению суждений о том, что он отказался от доктрины мировой революции. Эта статья была написана в связи с выходом в США книги американского технического специалиста Т. Кэмпбелла, работавшего в 20-х годах в Советском Союзе. В этой книге, озаглавленной «Россия — рынок или угроза», Кэмпбелл проводил идею о том, что Советский Союз больше не представляет угрозы для мирового капитализма, а является выгодным рынком для сбыта капиталистическими фирмами своих товаров. В подтверждение этого он ссылался на свою беседу со Сталиным, состоявшуюся в январе 1929 года. В этой беседе, как рассказывал Кэмпбелл, Сталин утверждал, что «при Троцком действительно пытались распространить коммунизм во всём мире, что это было первой причиной разрыва между Троцким и им (Сталиным.), что Троцкий верил в мировой коммунизм, тогда как он, Сталин, хотел ограничить свою деятельность собственной страной». В декабре 1932 года Троцкий откликнулся на сообщение Кэмпбелла статьёй, в которой подчёркивал, что эти слова Сталина, подтверждаемые его политикой на дипломатической арене и в Коминтерне, доказывают, что «сталинская фракция будет поворачиваться спиною к международной революции».

Сталин опубликовал в ноябрьском номере журнала «Большевик» статью «Господин Кэмпбелл привирает». Процитировав приведённое выше сообщение Кэмпбелла, он заявил, что оно представляет «бессмысленную нелепицу, переворачивающую факты вверх дном… На самом деле беседа с Кэмпбеллом не имела никакого отношения к вопросу о Троцком и имя Троцкого не упоминалось вовсе во время беседы». Между тем в 1936 году, когда Сталин почувствовал себя значительно увереннее как внутри страны, так и на международной арене, он фактически повторил версию Кэмпбелла в интервью американскому журналисту Рою Говарду. Отвечая на вопрос последнего о том, оставил ли Советский Союз «свои планы и намерения произвести мировую революцию?», Сталин заявил, что «таких планов и намерений у нас никогда не было» и приписывание их большевикам является «плодом недоразумения». На это заявление Говард отреагировал вопросом: «Трагическим недоразумением?» Сталин ответил: «Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим».

В той ситуации смысл разрыва Сталина с Троцким в коренном вопросе политической стратегии лучше всего уловили в Турции, где в перерождении марксистской доктрины интернационализма в национально-государственническую доктрину чувствовалось нечто родственное. Анкаре импонировало и то, что в тот момент основные политические цели Сталина сводились к сохранению status quo на международной арене. И вот почему.

Курды оставались единственным крупным нетурецким этносом на территории Турецкой Республики. В 1927 году началось Араратское восстание во главе с полковником Ихсаном Нури-пашой, провозгласившим в Араратских горах курдскую республику. А в 1936 году в районе Дерсим, населённом курдами-заза (алавитами), поднялось еще одно восстание. На этих событиях нам бы хотелось остановить внимание, поскольку они стали определять новую расстановку этнических и конфессиональных сил в Турции. К тому же эта рана в Турции кровоточит до сих пор. Восстание продолжалось до 1938 года. Его лидеры были схвачены и повешены. Военное положение в Дерсиме продолжалось 10 лет, до 1948 года. Два года назад занимавший тогда пост премьер-министра Турции Реджеп Тайип Эрдоган на расширенном заседании правящей партии «Справедливость и развитие» обнародовал четыре архивных документа из огромного дерсимского досье, которые находятся в архиве общего доступа. Остальное — засекречено до сих пор. В итоге выяснилось, что в Дерсиме правительственными войсками было убито 13 тысяч человек. Одновременно содержались глухие намеки на участие в этой трагедии внешних сил.

Но каких? Москва в 1929 году закрыла в Закавказье проект «Красный Курдистан», тогда как Лондон на основе данных специальной комиссии в Мосульском вилайете (современный Ирак) отмечал: «Если учитывать только этнический аспект, необходимо сделать вывод, что следует создать независимое курдское государство, ибо курды составляют здесь большую часть населения». Вообще, во 2-й половине 1920-х годов вся Восточная Анатолия была охвачена партизанским движением. В 1928—1929 годы, как пишут курдские историки, главным убежищем курдов становится седловина между Большим и Малым Араратом, создается комитет «Хойбун», который поддерживался находившимися в эмиграции дашнаками. Могли ли тогда большевики еще раз запустить в приграничную зону между Закавказьем и Турцией геополитический шар? По нашей версии нет, поскольку Дерсим находился в удалении от советских границ в Закавказье и ему не могли оказывать ожидаемую восставшими военную и другую поддержку.

Высока вероятность того, что Лондон осуществлял оперативные мероприятия упреждающего характера. В 1948 году руководителем азербайджанской партийной организации Мирджафаром Багировым были озвучены контуры нового геополитического проекта, который — по всем признакам — разрабатывался во времена существования Красного Курдистана. Багиров предлагал Сталину воссоздать Красный Курдистан, но не на прежнем месте, а на севере Нахичеванской АССР Азербайджана — в Норашенском районе, граничащем с Арменией и Турцией. По его мнению, такое расположение округа помогло бы установить более тесные связи с курдами Турции и Ирана. Затем автономию планировалось расширить за счет курдских районов Игдыр и Нор-Баязит в турецкой части Западной Армении, которую намечалось вернуть Армянской ССР. Но в 1930-е годы Сталин рассчитывал на выстраивание новых отношений с Кемалем, полагая, что после Дерсима события станут развиваться по иному сценарию и Анкара обозначит в качестве главного вектора в своей внешней политике Советский Союз. Почему?

У Ататюрка особое восхищение вызывало то, что во главе СССР стоял грузин. Сам же Ататюрк был по происхождению албанцем, мать, возможно, македонкой. Правда, среди противников Кемаля было распространено мнение, что его отец принадлежал к иудейской секте дёнме, одним из центров которой был город Салоники. Этот аспект политической жизни того времени не стоит недооценивать. На Востоке ему придавалось большое значение. Ататюрк расправился со своими противниками, в том числе и коммунистами. Сталин также вел жесткую борьбу с троцкизмом как в центре, так и на местах. По нашим данным, наиболее жесткий удар был нанесен тогда по закавказским партийным организациях, которые обвинялись сначала в национал-уклонизме, а потом и в троцкизме. Более того, на период укрепления власти Сталина в Кремле фактически пришелся последний этап реформ в Турции, продолжавшийся до 1935 года. Религия была отделена от государства, государство стало светским, окончательно провозглашалась республика, ислам перестал быть государственной религией Турции. Учреждался однопалатный парламент (меджлис). Конституция провозглашала принципы национализма, базовыми принципами конституции стали лаицизм, социальное равенство, равенство всех граждан перед законом и еще многое другое. В 1927—1928 годах и в СССР вновь началось наступление на традиции прошлого, стали закрывать мечети и медресе, шариатские суды. Наряду с этим была осуществлена «революция письменности» путем перевода десятков тюркских языков на латинский алфавит, что оправдывали ссылками на аналогичные меры в Турции.

Однако в начале 1930-х годов для Кемаля Сталин являлся важной, но уже не главной внешней политической фигурой. В 1933 году к власти в Германии пришел Гитлер. Эта страна вступала на путь модернизации, укрепляя свое внешнеполитическое положение. Кемаль, который в годы Первой мировой войны на службе в Османской армии воевал в коалиции с Германией, придавал этому фактору огромное значение. Вот что пишет по этому поводу немецкий историк Стефан Ириг: «Если верить Гитлеру, Ататюрк был его «сияющей звездой» во тьме 1920-х годов. Революция Ататюрка и новая Турция увлекли немецких националистов и крайне правых в ранние годы Веймарской республики, как ни одна другая тема того времени… В своей защитительной речи 1924 года Гитлер утверждал, что Ататюрк произвел наилучшую из двух революций; вторая — революция Муссолини. Такая иерархия его ролевых моделей была значима и в 1938 году, когда Гитлер описал Ататюрка как великого учителя, чьим первым учеником стал Муссолини, а вторым — сам Гитлер».

Внешняя политика Турецкой Республики стала претерпевать изменения как в отношении Советской России, так и в отношении империалистических держав. Одна линия в политике кемалистов, которая в середине 1930-х годов оказалась в меньшинстве, была направлена на укрепление дружеских отношений с Советской Россией. Другая, которую турецкие историки называют правым крылом, была направлена на примирение с Антантой. Третья линия, состоящая в основном из ветеранов-иттихадистов, ориентировалась на тесное сотрудничество с Германией и предполагала возможный альянс: Анкара — Берлин — Москва. Но как бы то ни было, Кемалю не удалось последовательно придерживаться принципа «равноудаленности», несмотря на то, что в 1935 году был продлен подписанный еще в 1925 году между Турцией и СССР договор о дружбе и нейтралитете. В 1936 г. на долю Германии приходилась половина всей внешней торговли Турции, что сказалось и на определенном крене в политике и, как писала недавно турецкая газета Zaman, «Турции теперь предлагалось собственными руками развязывать уже германский узел халифата против Англии в Мосуле».

Недавно на первых страницах турецких газет появились результаты расследования историка Садыка Турала, опубликовавшего засекреченные архивные материалы о взаимоотношениях между двумя историческими лидерами — Сталиным и Ататюрком. По рассказу профессора, Ататюрк, прибывший в посольство СССР в Анкаре на празднование Дня основания Турецкой Республики в полвторого ночи в компании личных друзей и девушек, обратился к российскому послу с вопросом: «Почему ваш лидер не поздравил меня с нашим праздником?» Посол СССР в Турции Карахан заявил, что турецкого лидера с праздником поздравил председатель ЦИК Михаил Иванович Калинин. На это Ататюрк задал следующий вопрос: «Ваш председатель ЦИК является и вождём?» — «Нет». — «Кто ваш лидер?» — «Сталин». — «Тогда он пусть меня и поздравляет. Я и председатель, и вождь страны. Пусть не Калинин, а Сталин присылает мне поздравление». После этого эпизода Мустафа Кемаль Ататюрк произнёс якобы «исторические слова»: «Я знаю, у вас есть сильная и механизированная армия, но я ни её, ни вас не боюсь. За меня стоят 18 миллионов человек. Достаточно одного моего слова. Что захочу, то народ и сделает. Я могу принести большой вред, хотя, конечно, никогда не пойду на это, потому что моё слово и моя дружба священны». Слова Ататюрка были записаны и посланы послом в Москву под грифом «совершенно секретно» с надписью «для личного прочтения Сталина и Молотова». Сталин промолчал.