«Предпосылки и вероятность формирования оси Москва-Тегеран в меняющемся мире: проекции на Центральную Азию, Прикаспий и Кавказ» — такова была тема очередного ситуационного анализа, проведенного общественным фондом Александра Князева и аналитической редакцией ИА REGNUM в Актау (Казахстан). В закрытом экспертном совещании приняли участие Мандана Тишияр — заместитель директора Института изучения Ирана и Евразии, IRAS (Тегеран, Иран); Владимир Пластун, профессор Новосибирского государственного университета; Александр Князев — эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку (Россия); Фабрисси Виельмини — исследователь программы «Евразия» Института высших геополитических исследований и смежных наук (IsAG), Италия; Александр Колесников — представитель РИСИ в Турции; Константин Сыроежкин — главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований при президенте Казахстана; Рафик Сайфулин — независимый эксперт, бывший директор Института стратегических и международных исследований при президенте Республики Узбекистан; Игорь Панкратенко — шеф-редактор журнала «Современный Иран»; Михаил Пак — замредактора отделов «политика» и «бывший СССР» «Ленты.ру», шеф-редактор аналитической редакции ИА REGNUM; Андраник Дереникьян — представитель Ассоциации приграничного сотрудничества.

Отчет представляет собой обобщенное отражение высказанных мнений и оценок, каждая из которых не обязательно совпадает с мнением отдельных участников ситуационного анализа.

Отчет публикуется в сокращенном (преимущественно в рекомендательной части) виде, как и предыдущие из этой серии [Мнение экспертов: Разделение Афганистана или создание сети военных объектов в Средней Азии? 27.02.2013,

«Новая шоковая терапия» — вступление Киргизии в ТС: закрытый ситуационный анализ. 26.03.2013,

Необходим «тройственный союз» — Россия, Казахстан, Узбекистан: закрытый ситуационный анализ. 28.05.2013,

Угрозы и риски зимы-2013 — весны-лета 2014: закрытый ситуационный анализ. 21.09.2013,

Узбекистан является ключевой страной в сфере безопасности Центральной Азии: закрытый ситуационный анализ. 17.03.2014].

Участники экспертного совещания отметили не универсальный характер «геометрического» подхода к геополитическим и политическим проектам: формирования «осей», «треугольников» и т.д. В каждом конкретном случае необходимо анализировать прежде всего не формальные признаки, а сущность рассматриваемого проекта. Российско-иранская «ось» как вектор межстрановых отношений существовала, существует и будет существовать. И рассматривать перспективы этой «оси» необходимо с точки зрения оценки качества этих отношений, о возможности выведения их на уровень стратегического партнерства, формирования многостороннего союза/альянса с высоко эффективной функциональностью.

Правомочность самой постановки вопроса о наличии политических и экономических предпосылок для формирования стратегического партнерства между Москвой и Тегераном участниками экспертного совещания была оценена как вполне очевидная. Несмотря на противоречивость истории двусторонних отношений, в течение последних десятилетий в обеих странах присутствуют политические силы, стремящиеся к сближению. Являясь региональными державами с общей границей в достаточно взрывоопасной геостратегической точке — на Каспии, имея общие позиции в вопросах приоритета суверенности, невмешательства во внутренние дела, выступая против внерегионального участия в конфликтных ситуациях на Ближнем и Среднем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе, Москва и Тегеран объективно «обречены» на тесное политическое партнерство. Координируя свои региональные стратегии, две страны могли бы играть не просто более важную, но принципиальную важную роль в формировании нового порядка и соответствующих исполнительных структур во многих периферийных областях региональной политики [здесь и далее квадратными скобками обозначены сокращения]. В частности, на Каспии появляется возможность серьезно решать вопросы в формате «Каспийской пятерки» и окончательно прекратить все спекуляции по поводу прокладки по дну Каспия нефте- и газопроводов, а также наращивания здесь военного присутствия внерегиональных игроков.

Даже на уровне текущей актуальной проблематики объединением внешнеполитических усилий Москвы и Тегерана в рамках стратегического партнерства/оси могли бы быть решены, как минимум, такие проблемы, имеющие ключевое значение для безопасности Ближнего и Среднего Востока:

— ось «Москва-Тегеран» вполне способна стать инициатором новой региональной инициативы «реконструкции» Афганистана, в котором, помимо Ирана и России партнерами стали бы Китай и, вероятно, Индия, крупнейшие, на сегодняшний день, инвесторы в афганскую экономику.

— стратегическое партнерство РФ и ИРИ сделало бы эффективным противостояние экспансии «джихадистов» в Ираке, Сирии и Леванте в целом.

— совместные внешнеполитические усилия оси «Москва-Тегеран» могут привести к формированию нового, более устойчивого баланса сил на Ближнем Востоке и новой, столь же устойчивой системы «сдержек и противовесов», разрушенной сначала американским вторжением в Ирак, а затем — «арабской весной».

— военно-политический альянс ИРИ и РФ в Каспийском регионе стал бы гарантом отказа неустойчивых в плане своих внешнеполитических предпочтений государств (Азербайджана, Туркмении) от навязываемых извне проектов, включая и несущие внешний (некаспийский) военный компонент […..]

Если говорить о формах стратегического партнерства РФ и ИРИ, сложным для политических элит обеих стран является вопрос: подразумевается ли партнерство тактическое (то есть, эпизодические совместные действия по локальным проблемам)? Либо стратегическое, что предполагает выработку общего курса и комплексных подходов к решению вопросов региональной безопасности и ограничению иностранного, в первую очередь — американского, вмешательства? И если реализация локально-эпизодического сотрудничества имеет позитивные примеры, то с пролонгированным комплексным взаимодействием оказывается значительно сложнее.

Непросто, в частности, с экономическими предпосылками. Объемы экономического сотрудничества ни в коей степени не соответствуют его взаимовыгодному потенциалу. Примером может служить, в частности, полное отсутствие какого-либо системного взаимодействия в банковской сфере. Тесное экономическое партнерство с Ираном, безусловно, крайне выгодно для российской экономики, но только для «экономики промышленной», производящей конкретный продукт. Для «сервисной» же экономики иранский рынок никакого интереса в России не представляет. Иран, в свою очередь, с одной стороны, заинтересован в приходе российского бизнеса на иранский рынок. Но с другой стороны, в силу «родовых дефектов» самого российского бизнеса — технологической отсталости, зависимости от западных финансовых институтов, незнания специфики иранского рынка — экономическое сотрудничество с российской стороны возможно только в рамках государственных корпораций. Это обстоятельство, в свою очередь, переводит решение вопросов экономического сотрудничества в плоскость принятия политических решений, не всегда определяемых национальными интересами каждой страны. Яркими и широко известными примерами являются срыв поставок Ирану ракетных комплексов С-300, затянувшееся на десятилетия вхождение России на иранский атомный рынок, продолжающееся торможение этого сотрудничества. Определенными силами в Москве «иранский фактор» используется и просто как «разменная монета» в отношениях с Западом.

Как для Москвы, так и для Тегерана, основным препятствием в активизации сотрудничества, не говоря уже о формировании полноценной геополитической оси, является общее для двух наших стран тесное переплетение вопросов стратегического партнерства с внутренней политической борьбой. Борьбой, которая, в большей степени — в России, в меньшей — в Иране, происходит между, условно говоря, экономическими элитами, ориентированными на Запад, и частью элит, преследующих национальные интересы собственных стран.

Основные внешнеполитические препятствия созданию оси «Москва-Тегеран» можно разделить на два уровня — международный и региональный. Существующие в Москве лоббистские группы США и ряда их союзников занимают позиции, позволяющие влиять не только на решения по линии отдельных финансово-экономических, групп, а также госкорпораций, но и на решения сугубо политического характера. Естественно, что для Запада стратегическое партнерство Ирана и России является крайне нежелательным фактором международных отношений, то он, соответственно, провоцирует внутриполитическую борьбу против данного партнерства, используя для этого те экономические и политические рычаги, которыми располагает в Москве и Тегеране. Прозападное либеральное лобби в Тегеране также имеет достаточный ресурс влияния, несмотря на известные общие политические установки руководства ИРИ. Результатом этих действий является стратегический саботаж многих экономических и политических партнерских проектов, многих достигаемых договоренностей между руководством двух стран. Эта предыстория в значительной мере влияет на существующий уровень взаимного доверия политических и бизнес-элит в негативную сторону. Необходимо признать, что не способствует росту доверия и позиция части политической элиты в России, ревностно относящейся к росту регионального влияния Ирана.

Одним из используемых антироссийскими (в Иране) и антииранскими (в России) инструментов являются и существующие в общественном мнении стереотипы в представлениях друг о друге, во многом пессимистичные и даже откровенно негативные. Часть иранского общества испытывает недоверие к российской политике, основываясь на ряде исторических эпизодов. В России, за исключением незначительной части общества, население в основном вообще не имеет четкого представления об иранском обществе. В этой ситуации действия прозападных лоббистов в Москве и в Тегеране получают и поддержку в соответствующих структурах, в том числе аналитических, в спецслужбах, внешнеполитических ведомствах, предлагающих высшему политическому руководству стран рекомендации по выработке стратегических решений и в том числе как по двусторонним отношениям РФ и ИРИ, так и по позициям, занимаемым в отношении Запада.

Существует и достаточное количество региональных акторов, для которых возникновения подобной оси стало бы крайне неблагоприятным фактором.

Априори, для Израиля и Саудовской Аравии возникновение оси «Москва-Тегеран» просто недопустимо, поскольку означало бы резкое усиление Ирана, «сдерживание» которого является краеугольным камнем внешнеполитических доктрин Эр-Рияда и Тель-Авива. И если говорить о саудовском или израильском лобби в Тегеране представляется практически невероятным, то, в Москве именно израильское лобби является в рассматриваемой тематике едва ли не самым влиятельным [….]. Российско-иранские отношения неоднократно возникали и как тема обсуждений в российско-саудовском формате, хотя говорить о саудовском лобби в Москве не приходится.

Турция — прямой и непосредственный конкурент Ирана в борьбе за региональное лидерство. Возникновение оси «Москва-Тегеран» будет означать не только серьезные проблемы с лидерством Анкары в сформулированном турецкой элитой пространстве «тюркского мира», но и серьезные экономические издержки: во-первых, жирный полумесяц можно поставить на планах Турции по диверсификации зависимости от экспорта российских и иранских энергоносителей. Во-вторых, те немалые преференции, которые турецкая экономика получала от деятельности «черных рыцарей», субъектов бизнеса, работавших в обход западных санкций, перейдут к Москве. Впрочем, происходящие процессы заставляют и задаться вопросом: о какой Турции нужно вести речь? «Турция Эрдогана», — это примерно половина активного электорального населения этой страны. «Антиэрдогановская» Турция разделена на ряд фракций, как, собственно и лагерь сторонников Эрдогана. Политическая система страны находится в крайне разбалансированном состоянии. В этом разностороннем спектре можно выделить условно проамериканские, как и пророссийские силы, а также сектор крайних исламистов. Часть политических сил и их электората вообще не приемлют продолжения какого-либо сотрудничества Турции с Россией, препятствуют этому и будут препятствовать в дальнейшем. Часть — не приемлет какого-либо позитивного развития отношений с Ираном. И существует совершенно мизерная часть турецкой политической элиты, готовой обсуждать вопрос создания альянса Турции, России и Ирана. Можно вспомнить как несколько лет назад обсуждалось создание оси Москва-Анкара-Тегеран-Дамаск, результаты сегодняшнего дня показывают слишком высокий потенциал влияния западных сил, использующих и радикальных исламистов.

Продолжая обсуждение регионального контекста, участники совещания отметили, что очевидным из активных противников формирования оси «Москва-Тегеран» в силу достаточно большого количества и политических, и экономических причин выступают некоторые постсоветские государства, в первую очередь — Азербайджан, в меньшей степени — Туркменистан и Казахстан. Доминирование ирано-российского альянса на Каспии и в прилегающих регионах Кавказа и Средней Азии во многом сокращало бы возможности маневрирования этих стран, особенно Азербайджана, в их отношениях со странами Запада в самых разных сферах, включая военную и энергетическую. Наиболее лоялен к «оси» был бы, вероятно, Казахстан, как страна, соучаствующая с Россией в ТС / ЕАЭС и ОДКБ, да и в целом способная осуществлять гибкую внешнюю политику. Значительно интереснее рассмотрение вопроса о позиции КНР в отношении к подобному стратегированию. Если конечные цели создания такой оси не будут согласованы с Пекином, то Китай отнесется к ее возникновению со вполне обоснованной настороженностью. Очевидно также, что без активного вовлечения Пекина в интересные для КНР общие проекты, стратегическое партнерство «Москва-Тегеран» может носить достаточно ограниченный характер, как по политическим, так и по экономическим причинам. В рамках реализации китайской стратегии «экономического пространства Великого Шелкового пути», выдвинутой нынешним руководством КНР, стратегическое сближение Москвы и Тегерана может встретить поддержку и одобрение Китая, что, в свою очередь, позволит и России, и Ирану включиться в качестве полноправных участников в ряд перспективных и экономически выгодных трансграничных проектов. Будучи замкнуты только в двухстороннем формате, возможности партнерства будут серьезно ограничены буквально по всему периметру границ двух стран и эффективность его будет значительно ниже. Подобный формат вовлечения третьих стран в отдельные проекты был бы актуален не только для Китая. К примеру, Узбекистану при определенных условиях было бы интересно трехстороннее сотрудничество в авиастроении […].

Формирование стратегического партнерства РФ-ИРИ в целом оценивается экспертами как позитивное, поскольку в условиях усиления тенденций регионализации придало бы дополнительный политический импульс развитию таких организаций как ШОС, ТС/ЕАЭС, обусловленный антизападной направленностью внешнеполитического курса высшего руководства Исламской республики Иран. Экономический потенциал Ирана, в свою очередь, серьезно усилил бы позиции названных объединений.

Не менее любопытно выглядят и прогнозируемые последствия возникновения оси «Москва-Тегеран» для мирового рынка энергоресурсов.

Во-первых, своеобразная нефтегазовая ТНК «Россия-Иран» была бы в состоянии полностью перекрыть объемы экспорта энергоресурсов в Китай и Юго-Восточную Азию (Южная Корея и Япония), а кроме того — в Индию. Это сделало бы мировые цены на углеводородные энергоресурсы более взвешенными и менее привязанными к спекуляциям, связанным с политическими факторами. Задачей альянса в сфере энергетики могло бы стать формирование нового дискурса между производителями и потребителями энергоносителей, включая и актуализацию давней инициативы по созданию газового аналога ОПЕК. Очевидно, что «ответным ходом» Запада стал активный поиск путей диверсификации экспорта, то есть — активизация усилий по установке контроля над запасами энергоресурсов в Ливии, Алжире, Нигерии и так далее. Ну, а кроме того — неизбежно последуют новые «вложения в безопасность и стабильность» монархий Персидского залива, что, по сути, будет означать новый виток гонки вооружений в этом регионе. Что подразумевает и новый уровень военного сотрудничества ИРИ и РФ.

Ось «Москва-Тегеран» могла бы стать ключевым фактором формированию новой системы сдержек и противовесов в регионе Ближнего и Среднего Востока. С учетом того, что российские и иранские взгляды на фундаментальные принципы стабильности совпадают с принципами, легшими в основу международного права после второй мировой войны. В свою очередь, эти послевоенные принципы, худо-бедно, поддерживали мир в достаточно безопасном состоянии полвека, а потому — их «возвращение», отказ от «экспорта демократии» и противодействие западной экспансии, прикрывающейся лозунгами «войны с международным терроризмом», оздоровить ситуацию в регионе в целом. Новая конъюнктура глобальных отношений, происходящие изменения в системе международных отношений, включая так называемый «поворот России на Восток», очень позитивно воспринимаемый политическим руководством Ирана, создают для формирования «оси» достаточно благоприятные условия, актуализируя этот вопрос для обеих стран.