Почему российские партии не готовы к демократии?

***

Морис Дюверже. Политические партии. М.: Академический проект, 2020

Одним из самых недооценённых новшеств ХХ века является создание массовых партий. Сильная партийная структура способна объединить уравновешивающие друг друга ветви власти, протолкнуть поправки к конституции, манипулировать процессом выборов, выдвинуть новые элиты и лидеров мнений. Партия служит связующим звеном между народом и властями, между денежной силой капитала и политиками — именно от её структуры зависит, как будут развиваться эти отношения.

И классические представления о демократии, и сегодняшний цинизм в отношении официозной политики легко упускают значимость данного закулисного механизма, концентрируясь на отдельных личностях или, в лучшем случае, на партийной доктрине. Вероятно, большинство избирателей слабо представляют себе внутреннее устройство партий, да и не понимают, зачем вдаваться в такие тонкости. Даже у политических мыслителей обычной темой является участие «граждан» в работе «государства».

Прямая демократия, минующая коррумпированные партийные образования, является, конечно, прогрессивным идеалом. Но его достижение требует политической борьбы, а политическая борьба (тем более низовая, не сводящаяся к кабинетным интригам сильных мира сего) требует коллективных усилий и организации. Так мы снова приходим к изучению устройства и проблем партий — объединений, до сих пор доминирующих в политике. Этот же вопрос встаёт и перед низовой самоорганизацией, комитетами и союзами, желающими действительно что-то поменять.

Исследованию партий и политических систем ХХ века посвящена книга французского политического социолога Мориса Дюверже «Политические партии». Автор прослеживает основные направления развития партийной структуры как в капиталистических странах, так и в соцблоке. Он предлагает на удивление трезвое описание коммунистических и фашистских объединений (строго их различая, несмотря на общий ярлык «тоталитаризма»), разбирает их новации и проблемы наряду с негативными тенденциями в других партиях.

Дюверже отказывается от простого разделения народа и властей, различая избирателей, спонсоров, членов партии (симпатизантов и активистов), парламентариев и партийных функционеров (низших и высших). В целом проблемы демократии рождаются из несоответствия интересов и ценностей всех этих групп (например, активисты более радикальны, чем избиратели). Чьи интересы и в какие моменты берут верх — зависит от структуры конкретной партии и партийной системы в целом. Важным аспектом здесь является соотношение выборов и кооптации (решением руководителей), определяющее механизм продвижения человека по иерархии, а также динамика (или её отсутствие) отношений между конкурирующими фракциями и подразделениями внутри партии.

Можно сказать, что в книге представлена усложнённая версия «железного закона олигархии» Роберта Михельса. Дюверже констатирует неизбежность выделения элит, но не считает, что этот процесс обязательно должен заканчиваться диктатурой и вырождением. Скорее, автор видит в ротации кадров и введённой в некоторые рамки политической борьбе способ постоянного обновления политического «организма», будь то отдельная партия или политическая система в целом.

Дюверже отмечает, что прямые выборы не всегда дают лучший результат: например, молодые таланты блокируются в первую очередь авторитетом низовых руководителей, обладающих поддержкой большинства местной секции или ячейки, даже когда высшее руководство заинтересовано в обновлении состава. Также внутрипартийная борьба ведётся обычно на уровне делегатов, поскольку им легче собрать многочисленную оппозицию, чем разрозненным низовым отделениям. С другой стороны, автор подробно критикует тенденцию левых партий к умножению уровней делегирования, поскольку это даёт большой простор для манипуляций функционеров, вплоть до создания замкнутых кругов, войти в которые можно только через решение партийной элиты (хотя на каждом этапе вроде бы идёт широкое голосование).

Крайним примером в книге предстаёт излишняя закрытость и самодовольство фашистских «орденов», после взятия власти не готовых кооптировать людей со стороны (лишь дотошно отобранных членов молодёжных организаций), искореняющих инакомыслие и революционность (привлечённую популистскими лозунгами), обрывающих связь с широкой базой (милитаризированных отрядов), а потому стремительно теряющих энергию и связь с реальностью. Интересно, что Дюверже доказывает слабость нацистской и фашистской партий, вынужденных уступить интересам правительственных чиновников, армии, спонсоров из крупной буржуазии — вопреки распространённому мифу об отлаженной «гитлеровской машине» (опровергаемому, в частности, в мемуарах нацистских министров).

По мнению автора, историческая задача партийной структуры — изменение социального состава элит (пусть даже это будут не «рабочие», а «выходцы из рабочих»), объединение и политическое просвещение масс. Отмечается, что внезапные расширения избирательных прав в XIX веке приводили лишь к голосованию народа за знакомых старых элитариев, то есть развитие демократии требовало развития организации и выдвижения новых лидеров. Соответственно, однопартийная система предстаёт в книге одновременно и современным способом осуществления диктатуры, и механизмом перехода от монархических режимов к демократическим.

Дюверже отмечает сознательное стремление КПСС избежать изоляции лидеров, свойственной авторитарным режимам, найти способ держать руку на пульсе народных настроений и мягко их направлять — впрочем, слишком жёсткая и всеохватывающая дисциплина, отторжение всяких фракций или альтернативных течений, вкупе с превращением развитой марксистской философии в примитивное учение, обожествляющее партию-государство, явно мешали этому благому устремлению. Неудивительно, что к 1983 году партия «не изучила… общество, в котором живёт и трудится» (удивительно, что карьеризм и двурушничество не помешали это заметить). Риторика сегодняшней китайской компартии, впрочем, следует той же логике. Тем не менее КПСС весьма активно включала в свой состав новых людей (особенно после 1939 года), направляла усилия на внутренние преобразования (в противоположность активному экспансионизму фашистов), хотя обратной стороной этого в условиях «тотальной» партийной структуры стали регулярные чистки — от простых исключений (впрочем, сильно затруднявших жизнь) до репрессий.

Дюверже отдаёт должное эффективности компартий (скорее в подрыве и перехвате других партий, чем в привлечении электората), в том числе в Центральной Европе. Он даже замечает, что однопартийная система является для них скорее нежелательным побочным следствием тотальности, чем корыстной целью. Но автор явно предпочитает пример кемалистской Турции, допускавшей свободное развитие фракций внутри правящей партии, пытавшейся «сверху» создать умеренную оппозицию и независимых кандидатов (без особого успеха) — что обеспечило относительно мирный переход к демократии. Впрочем, в турецком случае изначально не шло речи о жёстких структурах и дисциплине; Кемаль рассчитывал войти в демократический западный мир, и теперь, с крушением этих надежд, Турция повернула к религиозной диктатуре. Автор неуверенно предполагает, что политика в рамках КПСС, предполагающая хотя бы формальные процедуры выборов, собраний и т. п., также привьёт массам минимальную организацию и политическое сознание (пусть замешанное на недовольстве «очковтирательством») — к сожалению, исторически результат оказался прямо противоположным, особенно в сравнении с репертуаром массовых организаций революционной и раннесоветской эпохи.

Анализируя все возможные комбинации выборных систем, количества и типов партий, Дювердже отдаёт предпочтение двухпартийной мажоритарной системе с не слишком тотальными партиями, допускающими существование фракций (интересен пример системы, в которой партийные списки расширяются до фракционных). В частности, многопартийная система предполагает создание альянсов — что гарантирует отклонение парламентариев от ожиданий избирателей (особенно если вариантов альянсов много, и они постоянно распадаются и перезаключаются); двухпартийная же облегчает консолидацию оппозиции. Впрочем, местами автор пускается в странные рассуждения о том, что любая проблема обычно имеет два противоположных решения, общественное мнение распадается на две тенденции, при капитализме борются два класса (хотя наличие многих партий даёт ему «расползаться» на более узкие слои)… Рациональное зерно здесь в том, что, поскольку общественное мнение само по себе весьма аморфно и «кристаллизуется» лишь вокруг политических субъектов (или просто подкреплённых действенной структурой вариантов решения), то из практических соображений имеет смысл сосредоточить его в двух полюсах, подчинив им (структурно, в виде фракций) все детальные расхождения.

Очевидный минус в том, что две партии имеют тенденцию бороться за «нейтральных» и умеренных избирателей, а не следовать за самыми ярыми своими сторонниками. Дюверже парирует замечанием, что и большинство сторонников на самом деле не такие ярые, как их подчас рисует пропаганда, и практическая политика располагает к компромиссам. К тому же автор довольно оптимистично обыгрывает тенденцию партий «праветь»: левое поле освобождается, и на него приходит прогрессивная сила, либо вытесняющая старых левых, либо заставляющая их влиться в ряды правых (как социалисты потеснили либералов). Но более убедителен довод, что после взятия власти решения принимаются скорее под воздействием членов партии и её элиты, а не избирателей; и в конечном счёте важно обеспечить влияние масс активистов (обычно более смелых и радикальных) в противовес осторожным руководителям.

В этой связи не может не вызывать беспокойство состояние отечественных партий. Для России характерен тип, причисляемый Дюверже к архаичным: закрытые комитеты элитариев, публичных или богатых персон без внятных низовых секций или ячеек. Автор отмечает большие проблемы с адекватным подсчётом численности партий, но даже официальные данные по КПРФ или «Справедливой России» говорят о порядка 150 тысячах членов в каждой — показатель удручающе малый, особенно в сравнении с приводимой в книге таблицей численности социалистических партий в западных странах (из современных примеров: в лейбористской партии сейчас порядка 500 тысяч членов; в бразильской партии трудящихся — 1,5 миллиона, а в компартии — 400 тысяч). Сомнительно, что мы имеем дело с отмеченной в книге тенденцией смещения внимания с голосования за депутатов ко вступлению в партии. Соответственно, под угрозой находятся и «исторические» задачи партий: обновление социального состава элит и вовлечение масс в политику.

Несмотря на формальную возможность регистрировать новые партии, им нужно взять высокую планку, чтобы получить парламентские места. Следуя логике Дюверже, вариантов обновления левого поля остаётся немного: борьба за региональную власть (также весьма ограниченная) или создание сети общественных организаций (профсоюзов, объединений потребителей и т.п.), способной сформировать сразу довольно сильную партию. По сути, задача реального современно-демократического партийного строительства в России ещё не решена; и чтобы только приступить к ней, необходимо начать с более фундаментальной организации (или самоорганизации) гражданского общества.