Strategist: из-за COVID-19 главным в отношениях РФ и КНР может стать Пекин

Хотя до сих пор ведутся некоторые споры о том, вступает ли международное сообщество в новую эру Pax Sinica — Китайского мира — после пандемии COVID-19, похоже, что на глазах у всех появляется более агрессивный и напористый Китай, который намерен благодаря вызванным пандемией геополитическим и экономическим потрясениям защищать свои интересы и продвигать свою повестку дня. Такой более решительный курс Пекина может в течение следующего десятилетия обернуться рядом проблем для России, руководству которой следует спросить себя, стоит ли такой риск приобретений, пишет бывший сотрудник министерства иностранных дел и торговли АвстралииКоннор Диллин в статье, опубликованной 29 мая в The Strategist.

Читайте также: National Interest: США должны разводить РФ и КНР, а не давать им сближаться

Как неоднократно указывалось рядом экспертов, Москва явно выиграет от своих отношений с Пекином, но она должна позаботиться о сохранении своего полного суверенитета и независимости. Проблема Кремля в мире после COVID-19 заключается в том, что он неуверен, что у него есть для этого средства. Еще до начала нынешней пандемии всеобъемлющее стратегическое партнерство с Пекином предполагало подключение Москвы к китайско-центристскому силовому блоку, хотя и в качестве младшего партнера. Коронавирус обострил асимметричный характер этого партнерства, сделав Россию потенциально зависимой от китайских инвестиций и доступа к своим рынкам.

Как и в большинстве стран, столкнувшихся с пандемией, по российской экономике карантинными мерами был нанесен сокрушительный удар, который усугубился из-за падения цен на нефть. Пострадал и имидж российской власти. По мнению эксперта Московского центра Карнеги, именно в этом контексте Кремль и российские элиты возлагают свои надежды на то, что Китай пойдет на поддержку российской экономики, не даст росту безработицы стать причиной социальных волнений, а также продолжит вкладывать в строительство и инфраструктуру, включая ускорение развертывания сетей 5G, гигантских центров обработки данных и так далее.

При этом Кремль не только будет впадать в долговую зависимость от КНР, но и неизбежно окажется вынужденным вести переговоры с Пекином о правилах инвестирования с позиции слабости. Как следствие, Москва может заплатить высокую цену за обеспечение столь необходимых китайских инвестиций — включая своей интеллектуальной собственностью, передовыми военными разработками и полным контролем над природными ресурсами. Проблема для Москвы заключается в том, что китайские инвестиции будут осуществляться на условиях Китая, и у Пекина, вероятно, будет план Б в своей инвестиционной стратегии, который смягчает риски, связанные с инвестированием в коррумпированную и нестабильную экономику России.

Инвестиционная стратегия КНР в России будет, скорее всего, преследовать три цели — обеспечение коммерческого доминирования на российских рынках, получение доступа к российским технологиям и разработкам, а также к богатым природным ресурсам страны. Для достижения этих целей у Пекина широкий набор инструментов. До пандемии Москва уже потенциально подвергалась китайскому промышленному шпионажу в результате «высокотехнологичного партнерства» с Пекином, которое охватывало сотрудничество и инвестиции в телекоммуникации, искусственный интеллект, робототехнику, биотехнологию, новые медиа и цифровую экономику.

Москва также предоставила Пекину важнейший плацдарм в российской телекоммуникационной инфраструктуре, в том числе путем создания представительства China Telecom во Владивостоке, которое будет заниматься предоставлением телекоммуникационной инфраструктуры частным, коммерческим и государственным клиентам на российском Дальнем Востоке. Пекин постарается извлечь выгоду из этой позиции. Он также активизирует запланированное расширение инфраструктуры 5G вдоль Цифрового шелкового пути, который охватит Россию, Центральную Азию и большую часть Европы.

Пекин также имеет все возможности для того, чтобы воспользоваться желанием российских властей под видом борьбы с пандемией развернуть повсеместную инфраструктуру надзора таким же образом, как это сделано в КНР. По иронии судьбы, эта инфраструктура будет зависеть от китайского оборудования, технологий искусственного интеллекта и распознавания лиц, что даст Пекину дополнительные возможности получить скрытый доступ к критически важной национальной инфраструктуре России.

Подвергая себя этим рискам, Москва, похоже, ничему не научилась на опыте Запада в борьбе с кражами интеллектуальной собственности и секретной информации в промышленных масштабах. Кремль также, похоже, проигнорировал предупреждения российских официальных лиц о рисках, связанных с китайскими технологиями, и об опасностях предоставления китайским телекоммуникационным компаниям привилегированного доступа в основе развивающейся российской телекоммуникационной инфраструктуры 5G.

В краткосрочной перспективе увеличение китайских инвестиций, телекоммуникационных технологий и предоставление более широкого доступа российских природных ресурсов на рынок КНР, несомненно, обеспечит значительные экономические выгоды в период после пандемического спада. Но лица, принимающие решения в России, должны признать, что нынешняя «антанта» с Китаем может оказаться невыгодной, поэтому им следует рассмотреть такие варианты развития событий, при которых интересы двух стран будут расходиться. Российско-китайское партнерство по-прежнему лучше всего классифицировать как «ось стран, объединенных общими обстоятельствами», основанную на взаимной антипатии к Вашингтону и стремлении противостоять гегемонии США. Но ключевая проблема для Москвы заключается в том, что партнерство становится все более асимметричным, благодаря чему у Пекина появляется всё больше рычагов влияния на Кремль. И, впуская китайские компании в российскую коммуникационную инфраструктуру, Москва также потенциально предоставляет Пекину доступ к важнейшей государственной инфраструктуре страны. Потом отказать Пекину в этом доступе будет крайне сложно.

По некоторой иронии судьбы, по мере того как отношения Пекина и Москвы стали всё более асимметричными, в Москве стали со все большим подозрением относиться к мотивам Китая и со всё большим беспокойством к тем рычагам воздействия, которые есть у Пекина. Тем не менее, несмотря на эти подозрения, Кремль всё равно принимает решение допустить китайские инвестиции в критически важные области своей инфраструктуры и пойти на сотрудничество в технологической области и цифровой экономике.

Со временем подозрения России в отношении намерений Китая могут оказаться вполне обоснованными, и российский медведь может оказаться вынужденным танцевать под дудку Пекина.