Переводчики тоже пишут стихи. Книга Григория Кружкова

Когда долго вынужденно сидишь дома, то коротать часы добровольного заточения приятно с книжкой хороших стихов. Хотя писать рецензии на поэтические книги граничит с безумием. Как и сочинительство стихов, собственно говоря. Дело одинаково сомнительное. Некоторый усреднённо-правильный способ писать рецензии на поэтические книги в том, что мы берём особо понравившуюся либо, наоборот, отвратительную строку (строфу, стихотворения целиком) и усиленно комментируем. Находим контекст, хвалим, ругаем, анализируем, сопоставляем. Дело вполне академическое и вроде бы душеспасительное. Мы пойдём другим путём. Я просто напишу то, что мне приходит в голову после прочтения этой книжки. Даже не так. После опыта чтения и общения с автором, с которым удалось чуть-чуть пообщаться посетив две его презентации.

Одной из сложностей рассуждений о поэзии оказывается попытка найти хоть какие-то «объективные критерии» её ценности. Особенно во времена «постмодернизма» и «всеобщего раздрая». Оценки могут быть полярными. Мне лично кажется, что это очень хорошая книга. Даже замечательная. И если стараться искать блох, то, скорее, моя мысль скатывается к этическим или человеческим размышлениям. Но как вообще можно оценивать чужую жизнь? Разговоры об искусстве напоминают мне иногда попытки убедить, почему одна любимая жена или муж лучше, чем другие. Или споры о том, почему аллергия одного человека на яйца лучше, чем другого на горчицу. Если бы я старался искать какие-то поводы для «серьезной критики», то я бы говорил скорее о избыточной «правильности» для своего времени этой поэтики. Можно сказать, что «хор солистов» эпохи Бродского (с которым автор книги стихов был знаком) хорошо известен. Примерно понятны внутренние пружины драматургии того времени, правила «взлётов» и удержания на волне. Обязательная любовь к англосаксам — одна из обязательных ноток в этой симфонии… Вспомним Лосева (Лифшица). Есть ведь ещё гранты, среда, эмиграция, литературная политика и просто политика. Но это вопрос даже не вкуса, а личной судьбы. Иногда национальности.

Остановимся на темах, которые чуть более измеряемы. Книга потрясает тщательностью и аккуратностью. Например, фонетической. Нужно вооружиться лупой, чтобы попробовать найти малейшее неблагозвучие или отступление от качества отделки. Это особенно удивительно для авторов вроде меня, которые часто пишут неряшливо. Книга представляет собой образец огромной работы. Так, например, вызывают у меня уважение люди, которые способны складывать огромные картинки-паззлы из мириада частей или делающие трёхэтажные замки из домино. Не говоря уже о ювелирах.

Другим мотивом, который я бы несомненно отметил, является неизменная страсть к культуре и чужим текстам, и это не только обилие скрытых и явных цитат, реминисценций и прочего типового по нашим дням интертекста, но и трепетное отношение к культурным сюжетам и историческим персонажам, как к почти родным и уж во всяком достойным и доступным для поэзии. Словно бы вся мировая история проходит под окнами во двор. И можно легко крикнуть в форточку любому. И даже дождаться ответа. Вы найдёте на страницах книги не только посвящения отечественным филологам («Двойная флейта»), но и многочисленные стихи, которые опираются на чужие произведения, литературные анекдоты etc. Хотя великолепные стихи в книге могут быть «посвящены» кусту малины или безымянному старику на пляже. С сандалиями. Всячески рекомендую книгу для прочтения. Без дураков.

Другой сквозный мотив книги — это своего рода стоический иронизм. Или иронический стоицизм. Тут уж как угодно. Не секрет, что часто для людей, пишущих стихи, «ласкать кровью чужие души» становится слишком очаровательной в своей простоте идеей. Жалобу на мир можно легко найти во многих поэтических биографиях, которые часто бывают короче, чем могли бы. Что даёт силы на то, чтобы не скатиться в саможалость? В отчаяние? В ненависть и желчь? Возможно, судьба (довольно успешная) переводчика, который обладает дистанцией и трезвым взглядом на общую историю и «всемирное литературное горе». И это позволяет грустной усмешке быть спокойней. Может быть, дело в складе личности. Интересно, что Григорий Кружков, если я не ошибаюсь, физик по образованию, а лирик по призванию. Другой известный переводчик Хоружий, если я не путаю, тоже физик. Стоит ли здесь искать заговор физиков, которые решили применить все строгости своего мышления в гуманитарной сфере? Более того, им это успешно удалось. Тема для диссертаций.

Может быть, последнее, про что хотелось бы написать в рецензии, это про богатство интонации. Что такое поэтическая интонация? Вопрос достаточно сложный. Вроде бы что-то про одновременность чувств, образов, дыхания, ритма, синтаксиса. То есть всего. Очень рекомендую посмотреть видео презентаций и послушать чтения стихов. Возможно, главная ценность этой книги не только в «лица необщем выражении», но и обилии сдержанных полутонов, нюансов, разных пластов. Если был бы автор контрабандистом, то преуспел бы в устройстве не двойного, а пятерного дна. Для провоза своих смыслов. Кстати говоря, это тоже очень интересная тема, поскольку мы можем сравнивать прекрасно известные переводы автора с его собственными стихами, чтобы увидеть насколько он умудряется переписывать других «под себя» или наоборот покорно следовать за чужими мирами. В общем, если бы автор был малоизвестен, то можно было бы только пожелать известности. Но поскольку это сугубо не так, то можно только порадоваться новой книге стихов. И с радостью погрузиться в чтение.