Почему США так озаботились сокращением китайского ядерного потенциала

Прошла неделя после подписания в Вашингтоне первой фазы торгово-экономического соглашения между КНР и США, приостановившего тарифную войну, развязанную под надуманными предлогами Вашингтоном в 2018 году по инициативе президента Дональда Трампа. Подписи под соответствующим документом, как помним, поставили сам Трамп и вице-премьер Госсовета КНР Лю Хэ, который по поручению председателя КНР Си Цзиньпина успешно довел переговоры с американской стороной до документального оформления.

Однако нет ничего более наивного, чем полагать, будто США, получив сдачи в ответ на свои притязания на гегемонию в формировании мировых правил игры, на этом успокоятся. Перемирие это временное. Во-первых, оно обусловлено начинающейся в Америке президентской кампанией. Обстановка для Трампа существенно осложнена процедурой импичмента, из которой он в любом случае без репутационных потерь не выйдет, поэтому придется наверстывать упущенное. Пока хозяин Белого дома отбивался от обвинений, его конкуренты отнюдь не сидели сложа руки. И успели продвинуться вперед, практически догнав, а то и опередив его по части рейтинговой популярности. Так что воевать на тарифном фронте с Китаем, множа враждебные себе сущности, Трампу сейчас не с руки. Вот он и решил замириться на время, обставив все это таким образом, чтобы как минимум не выиграв, а по сути проиграв переговоры и не достигнув изначально поставленных целей, предстать в американском общественном мнении безусловным победителем. По эффективности пускания пыли в глаза действующему президенту США равных нет, да и господствующая в этой стране политическая культура является настолько интровертной, что в вопросах внешней политики американским избирателям нетрудно навешать лапшу на уши. Что там Китай, если Трампа, извините за сленг, попросту «посылают» даже не в Пекине, а в Пхеньяне, предлагая в качестве условий продолжения переговоров удовлетворить предварительные требования, а ему нечем возразить. Но в глазах населения США он все равно герой: первым провел ряд встреч с Ким Чен Ыном, от которых отказывались его предшественники, и теперь трезвонит, что обезопасил Америку от северокорейской «угрозы». Причем, и опровергнуть его здесь трудно потому, что КНДР в действительности США не угрожает и никогда этого не делала. Беспроигрышная игра в одни ворота с исполненным наивности общественным мнением.

Во-вторых, в ожидании победы на выборах, которая, как считают в Белом доме, разблокирует дальнейшую конфронтацию с Китаем по торгово-экономическим вопросам, Трамп времени не теряет уже сейчас, только перенес основной упор в полемике с Пекином на вопросы стратегической военной стабильности. И следуя своей тактике «бури и натиска», судя по всему, всерьез берется за формирование пула претензий к китайской стороне уже на этом поприще.

Но обо всем по порядку. Китайский посол в Вашингтоне Цуй Тянькай, оптимистично охарактеризовав соглашение с США результатом взаимного уважения и равноправных консультаций, направленным на «сбалансированное решение вопросов, вызывающих озабоченность каждой из сторон», предложил американской стороне воспользоваться этой возможностью в интересах реализации «стратегического консенсуса» лидеров двух стран. Выступая по случаю китайского Праздника Весны — Нового года по лунному календарю, дипломат сделал особый упор на историческом характере двусторонних контактов и подверг критике высказывания о «разрыве связей» и «новой холодной войне» как непопулярные, идущие вразрез с объективным ходом истории. Чем ответили на этот явный примирительный жест Пекина, высказанный на очень высоком дипломатическом уровне, в Вашингтоне?

Там даже не ответили, а превентивно отвергли китайское миролюбие в каком-то смысле сжиганием мостов, вернувшись к спекуляциям на теме ограничения и сокращения стратегических ядерных вооружений. Американский постпред при Конференции по разоружению Роберт Вуд 21 января вновь высказался за участие Китая в переговорах по ядерным вооружениям, то есть за превращение привычного двустороннего российско-американского формата таких переговоров в трехсторонний. Еще раньше, 17 января, на эту тему заговорил не дипломат, а военный — заместитель начальника Объединенного комитета начальников штабов генерал Джон Хайтен. Надо отметить, что в этих заявлениях сделан еще и обычный для американской дипломатии подкоп под российско-китайские отношения. Произошло это в виде безосновательных и голословных утверждений, будто бы по этому вопросу США достигли взаимного понимания и с российской стороной, которая, следовательно, тоже выступает за вовлечение Китая в эти переговоры, что не соответствует действительности.

Забегая вперед, отметим, что опровергать ложь Вуда пришлось ни много ни мало главе российского МИД Сергею Лаврову, который подчеркнул, что Москва согласна с продлением последнего из существующих договоров, ограничивающих гонку вооружений в ядерной сфере — СНВ-3, но выступает за то, чтобы это было сделано без предварительных условий, то есть именно в том формате с участием России и США, в котором этот договор подписывался в феврале 2011 года. Конкретизируя, Лавров категорически опроверг наличие у российской стороны стремления побудить Китай к уступкам в этом вопросе.

Но в чем суть проблемы? Разве России невыгодно, чтобы и Китай тоже участвовал в переговорах с США? Нет, невыгодно. И миру это тоже не нужно. По крайней мере в современной обстановке. Почему?

Во-первых, встречный вопрос. Почему на этом настаивают США, хотя раньше тема ракетно-ядерных вооружений КНР с их стороны долгое время не поднималась? Ответ простой. Хотя китайский ракетно-ядерный потенциал — прямой результат сотрудничества в этой сфере в 50-е годы с СССР (даже место для ядерного полигона в Лоб-Норе выбиралось с участием советских специалистов), за время советско-китайской конфронтации 60−80-х годов Вашингтон привык, что «сдерживает» Китай отнюдь не Америку, а СССР. То есть по факту тогда США использовали Пекин в своих интересах, считая его «вторым фронтом» в собственном противостоянии с нашей страной. Но сегодня ситуация изменилась кардинально. И понятно, что в условиях беспрецедентного восстановления отношений и стратегического сближения Москвы и Пекина китайский потенциал сдерживания становится фактором, который препятствует именно американскому гегемонизму и претензиям на глобальное доминирование. Много раз говорилось, что в глобальном треугольнике с участием наших трех стран проигрывает тот, кто оказывается в одиночестве. Вашингтон на самом деле озабочен не ядерным потенциалом КНР, который существенно уступает американскому и российскому потому, что Пекин еще в октябре 1964 года, сразу после первого успешного ядерного испытания, провозгласил ядерную стратегию минимальной достаточности. Смысл ее в том, чтобы не вступать в гонку ядерных вооружений, сохраняя способность нанести противнику неприемлемый ущерб и удерживая его тем самым от нападения. Иначе говоря, если раньше США не считали китайский ракетно-ядерный щит угрозой себе, то сейчас они так считают, чем выдают агрессивную направленность своей ядерной стратегии. Ведь поскольку основным направлением наращивания Пекином этого потенциала является сфера ядерных вооружений средней дальности, то ясно, что он носит оборонительный характер и имеет целью отражение возможной агрессии, а отнюдь не собственное нападение на кого бы то ни было. Значит, у США имеются планы такой агрессии, если их это так задевает.

Во-вторых, в условиях растущего стратегического одиночества в глобальном треугольнике американцы, привыкшие приписывать другим собственные агрессивные побуждения, начинают чувствовать себя неуютно. Поскольку разработку планов ядерного конфликта, если называть вещи своими именами, никто не отменял (для этого и существуют генеральные штабы), то в Пентагоне и других стратегических планирующих органах США растет понимание того, что расправиться с Россией и Китаем поодиночке не получится. Ибо поражение в конфликте с США Пекина не устраивает Москву, а поражение Москвы точно так же не устраивает Пекин. Никто не хочет остаться с США один на один, и чтобы этого не допустить, не обязательно публично говорить о военном союзе; достаточно просто координировать действия, что между нашими столицами не только происходит, но и не скрывается. Например, можно вспомнить упоминание Владимира Путина о российской помощи Китаю в создании системы раннего обнаружения ракетных пусков, а это важнейшая составляющая по-настоящему надежного ракетно-ядерного щита, которая обеспечивает не только живучесть СЯС (стратегических ядерных сил) в условиях реального конфликта, но и эффективность ответно-встречного удара. Не допуская ситуацию до удела отвечать тем немногим, что осталось от «обезоруживающего» удара агрессора по факту его нанесения.

В США об этом известно; там очень хорошо понимается главная коллизия треугольника в его нынешнем виде и состоянии. Вашингтон имеет существенные преимущества перед Россией в экономике и перед Китаем в стратегической ядерной сфере. Но у Москвы с Вашингтоном паритет в СЯС, а у Пекина — в экономической области. Поэтому сумма российской военной и китайской экономической мощи уравновешивает США, лишая их шансов на продолжение глобального доминирования. Кроме того, в этих условиях именно обезоруживающий удар в войне, как и устранение конкурентов и выведение главного оппонента на себя лоб в лоб, с тем, чтобы удушить его средствами гибридного противостояния в мирных условиях, — это альфа и омега американской стратегии. И это доказано опытом холодной войны. Вашингтонские стратеги не считают нужным даже скрывать, что «ночной кошмар» для них — формирование в Евразии силы или альянса, способного бросить вызов США, для чего Америке рекомендуется проводить политику «разделяй и властвуй». Об этом в «Великой шахматной доске» писал Бжезинский, в «Дипломатии» — Киссинджер и т. д. Поэтому стремление Вашингтона включить Китай в число участников ограничения и сокращения СЯС обусловлено подспудным пониманием собственного одиночества и необходимостью минимизации его издержек и последствий в стратегической сфере. Соглашаясь сокращаться самим, США требуют одновременного сокращения и России, и Китая, рассчитывая таким хитрым способом сохранить собственное доминирование и пережить неблагоприятные времена, вбивая между двумя нашими странами клин. И когда и если Москва и Пекин снова поссорятся, думают в Вашингтоне, Америка с помощью расширения процесса СНВ до тройственного формата сможет получить односторонние преимущества, нарастив собственную даже не безопасность, а потенциал агрессии до безусловного доминирования над каждой из наших сторон. Подлая и далеко идущая игра. Но в другие игры англосаксы никогда не играли и, похоже, играть не умеют.

В-третьих, исходя из логики треугольника, США попросту боятся договариваться с Россией, опасаясь, что после того, как они это сделают, у Китая будут развязаны руки. Причем в условиях, когда интересы Москвы и Пекина совпадают, в том числе и в оппозиции интересам Вашингтона. США добиваются для себя перестраховки в виде односторонних гарантий, и особенно показательны здесь привычные для них двойные стандарты: когда превентивных гарантий от американской стороны требует КНДР, то это нельзя, а самим американцам требовать такие гарантии для договоренностей с Москвой от Пекина считается незазорным. Очень показательный и красноречивый момент! И самое некрасивое в этой грязной вашингтонской дипломатической игре — потому-то они к ней и возвращаются раз за разом — провал в собственной исторической памяти. На одном из завершающих этапов холодной войны прошлого века был момент, когда советское руководство поставило вопрос точно так же, как ставят его сегодня США: чтобы в переговорах по ОСВ и СНВ принимали участие остальные ядерные державы Запада — Великобритания и Франция. Предсказуемым ответом тогда был решительный отказ на том основании, что у СССР и США самые большие арсеналы, вот им и нужно договариваться, а остальным — ждать сокращения главных до сопоставимого уровня. Сорок лет назад американцы сами продвигали эту логику, когда она была им выгодна, а сейчас, когда невыгодна, делают «хорошую мину при плохой игре». Или, в просторечии, «включают дурака»: я — не я и лошадь не моя!

Проще всего в этой ситуации объяснить, почему не заинтересована в ограничениях китайского ядерного потенциала наша страна. Все банально: чем больше у США будет оппонентов, чем в большей изоляции в стратегических вопросах они будут оказываться — а число игроков на ядерной поляне крайне ограничено — тем с большими проблемами будут сталкиваться американские амбиции, и тем легче будет им противостоять. Причем, даже не объединяясь в таком противостоянии, чтобы не провоцировать «слона в посудной лавке», а диверсифицируя потенциал ответа и выстраивая для каждой его части собственную дипломатию. Каким бы большим ни был гегемонистский потенциал Вашингтона — он не бесконечен. И логики неизбежного сверхдержавного перенапряжения при его исчерпании, за которым следует «перестроечный» упадок, тоже никто не отменял.

Матерого волка, чтобы взять, обкладывают флажками, постепенно сужая пространство его безнаказанности; то же самое, разумеется, со скидкой на метафору, происходит и здесь. Российский ядерный потенциал — это флажки с трех сторон, китайский — с четвертой. И видно, как США из-за этого нервничают: в мае 2019 года Пентагон обнародовал доклад о стратегическом потенциале и военных разработках КНР, из которого следовало, что Китай имеет как минимум 90 межконтинентальных баллистических ракет шахтного и мобильного базирования. Потенциалы и средства доставки постоянно обновляются, отыскиваются новые решения. Предание гласности данных разведки было рассчитано прежде всего на собственное, американское общественное мнение: его запугивают «китайской угрозой» точно так же, как запугивали советской, распространяя брошюры о военной мощи СССР. Но не только. Учитывая, что как сторона, не принимающая участия в процессе СНВ, Китай сохраняет в секрете количественные и качественные параметры своего ракетно-ядерного потенциала, публикация еще и ставит целью психологически дестабилизировать китайское руководство, втянув его в информационное противостояние по вопросу о показателях собственного потенциала. Стоит на это клюнуть, и инициатива окажется в руках у Вашингтона. Именно поэтому, а не из-за стремления уклониться от обсуждения вопросов глобальной важности, КНР не втягивается в полемику, а дает притязаниям США отповедь на официальном дипломатическом уровне. Вот и в данном конкретном случае официальный представитель китайского МИД Гэн Шуан обратил внимание на стремление Вашингтона переложить ответственность за выполнение собственных обязательств по уже действующему договору с Россией на третьи страны, которые таких обязательств на себя не принимали и субъектами переговоров не являются. Заявив американской стороне в связи с неоднократными попытками вовлечь Китай в переговоры по СЯС протест, дипломат уличил США во лжи, отметив, что Россия, как и другие члены мирового сообщества, китайскую позицию приняла и с ней согласна.

Так что, развернув очередной информационный фронт в очередном вопросе глобальной повестки, Вашингтон своих целей не достиг и рискует увязнуть в обмене с Пекином соответствующими дипломатическими посланиями. И поскольку такое происходит не только с Китаем или Северной Кореей, но даже и с сателлитами США, становится ясно, что американская сторона с помощью такого поведения попросту затягивает процесс нормализации международных отношений, создавая в нем все новые точки напряженности. Генеральная причина здесь прозрачна: историческое время и тенденции в мировых делах работают не на США; очень похоже, что их время стремительно движется к закату. Не имея возможности этот тренд переломить, американцы стараются его заморозить и похоронить, как говорится, явочным порядком. И последовавшее на этом фоне предложение Владимира Путина о саммите постоянных членов Совета Безопасности ООН — ответный ход в этой глобальной игре. Не исключено, что согласованный с Пекином, ибо по сути речь идет о двух вещах: расширении круга вопросов глобальной повестки за рамки отдельно взятой ядерной темы и о встречном наделении Лондона и Парижа той самой глобальной ответственностью, которой США спекулируют в отношении Китая. А также — о полном переформатировании глобальных институтов и о смещении в них центра тяжести от западного доминирования в лице «большой семерки» и даже «двадцатки» к паритету коллективного Запада с Востоком, который все более и более тоже становится коллективным.