Сегодняшнюю новогоднюю среду, 1 января, на литургии звучит Послание Евреям апостола Павла, конец пятой и начало шестой главы. Сократим немного из положенного на сегодняшнем чтении Апостола:

Апостол Павел

«О сем надлежало бы нам говорить много; но трудно истолковать, потому что вы сделались неспособны слушать. Ибо, судя по времени, вам надлежало быть учителями; но вас снова нужно учить первым началам слова Божия, и для вас нужно молоко, а не твердая пища. Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец; твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла. Посему, оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству; и не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога, учению о крещениях, о возложении рук, о воскресении мертвых и о суде вечном. И это сделаем, если Бог позволит. Ибо невозможно — однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему».

Павел говорит, что трудно объяснять что-либо людям, которые «все знают». То есть нахватались духовного образования — и оно, как затычка разума, делает людей неспособными усваивать, «слушать». Цитируемый фрагмент лишь средняя, промежуточная часть рассуждений апостола. То, о чем «надлежало бы нам говорить много», касается объяснения Первосвященства Христа, прообразом чего в рассуждении Павла служит ветхозаветный царь Мелхиседек. О нем идет речь прежде и после приведенных слов.

Диего Веласкес. Святой Павел. 1619

Здесь, в послании Евреям, Павел применяет особо изощренный метод экзегетики, привлекая внимание иудеев, «собаку съевших» на изучении Писания. Читатели его — явно не новички, знакомы и с Писанием, и с толкованиями, и на каждое слово отыщут десяток возражений. Павел сразу, с первых строк, погружает своих корреспондентов в свои собственные изыскания, объясняя почему со старым богословским багажом невозможно войти в «покой Божий» и отчего священство ныне потребовало иного «чина». Не только вечного, но и по «законным» даже меркам — первородного. Павел снова здесь использует тот же прием, о котором мы говорили совсем недавно, когда объяснял, что обетование веры дано прежде закона — и по той причине имеет высший статус, не отменяемый законом.

И тут, снова называя Христа «Первосвященником по чину Мелхиседека», напоминает, что «чин» этот возник прежде, чем состоялся институт формального священства: «Видите, как велик тот, которому и Авраам патриарх дал десятину из лучших добыч своих… И, так сказать, сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину: ибо он был еще в чреслах отца, когда Мелхиседек встретил его. Итак, если бы совершенство достигалось посредством левитского священства — ибо с ним сопряжен закон народа, — то какая бы еще нужда была восставать иному священнику по чину Мелхиседека, а не по чину Аарона именоваться?»

Левий еще не родился, говорит Павел, когда праотец Авраам признал этот чин священства. Следовательно, и все левитские священники, и весь народ также должны признавать этот чин, почитая его старшим. Мелхиседек, напомним, упоминается в книге Бытия, глава четырнадцатая, и в Псалмах, откуда Павел и находит соответствие Христа этому «царю Салима»: «Так и Христос не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником, но Тот, Кто сказал Ему: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя; как и в другом месте говорит: Ты священник вовек по чину Мелхиседека. … Ибо Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего … во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда».

Апостол подтверждает здесь свою способность быть «соучастником Евангелия» (1Кор.9:23), находя понятный язык с каждым собеседником, которого приглашает, призывая к этому соучастию: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу — чтобы приобрести чуждых закона». С законниками сложнее всего, признается апостол. Они полагают, что все уже знают. Но раз вы все знаете, предлагает им Павел, то не проще ли сразу перейти к главному, оставить в стороне простейшие вопросы, свойственные неофитам и неокрепшим в вере людям?

«Оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству; и не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога, учению о крещениях, о возложении рук, о воскресении мертвых и о суде вечном», — пишет Павел. Главным же, как мы много раз уже говорили, он считал приведение Христова учения в действие, то есть веру, приводом служащую к исполнению Благой Вести. Апостол демонстрирует и проводит своеобразный мастер-класс фарисейского метода богословия — в хорошем смысле — показывая, сколь много в толковании фарисеев обычно упускается из вида. Но сам полагает, что даже глубокое толкование есть всего лишь «начатки», за которыми должно последовать деятельное исполнение обетования.

Василий Суриков. Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста. 1875

По той причине, что в этом послании «все не так», многие библеисты, то есть каста сегодняшних фарисеев, в основном светской ориентации, «изучающих» Писание так, чтобы разобрать его на бессмысленные фрагменты, считают данное послание не принадлежащим апостолу Павлу. Не увидели знакомых букв. То есть их тоже касается все, сказанное тут в послании Павлом, ибо понимать ничего уже не способны, но усердно тужатся объяснять. Работают, впрочем, по старинке. Один какой-нибудь, выжив уже из ума, то есть достигнув высокого градуса авторитета, издаст умозаключение, и все давай хором повторять как попугаи. Это научный метод, не стоит удивляться. Слово ученого мастодонта крепче даже, чем слово старца.

Закостенелая «мудрость», с которой апостолу приходилось постоянно сталкиваться, оказывается хуже народного простецкого невежества, ибо груз «знаний» считается у них ценностью, хотя обычно он есть не более, чем зарытый глубоко талант, когда человек, взявшись за дело, не увлекся, а посчитал для себя достаточным не рисковать головой или репутацией и делать как все. То есть ничего не делать. На таком ничего не делании многие и делают свою духовную карьеру, не только, по словам апостола, «питаясь молоком», но и других вынуждают пребывать в инфантильном и неразвитом состоянии.