Иллюзорная экономика: как финансисты обманули мир

Рудольф Гильфердинг. Финансовый капитал: Новейшая фаза в развитии капитализма. М.: URSS, 2017

Идеология подобна моде: раз в 50 лет старые наряды немного приукрашиваются и выдаются за новые. Хотя критика господства финансового капитала, биржевых спекуляций, монополий, сращивания крупного бизнеса с государством и т. д. сегодня весьма распространена, она концентрируется на отдельных аспектах проблемы, на конкретных «перегибах». Базовые же принципы функционирования капитализма и его «финансовой» стадии смазываются и забываются, что позволяет воскреснуть давним иллюзиям и мифам.

Например, тщетным надеждам на «демократизацию» предприятий через раздачу их акций работникам или на развитие «национальных» корпораций и протекционистские меры в их пользу. Конечно, за 100 лет мир усложнился; но именно поэтому многое могут прояснить работы, описывавшие финансовый капитализм как систему в момент её зарождения. Тем более, что системные труды сейчас вообще становятся редкостью.

«Финансовый капитал» австрийского экономиста Рудольфа Гильфердинга является в этой теме хорошим ориентиром. Именно на эту работу опирался Ленин в своём описании империализма. В ней разобрана логика и глубокая противоречивость тех преобразований, что внесло господство финансов в классический капитализм. Парадоксальным образом в ряде своих оценок и выводов Гильфердинг игнорирует описываемые им же противоречия: позднее экономист вообще сделает ставку на цивилизующую и «организующую» роль финансового капитала, который через создание монополий якобы должен был прийти к плановой экономике. Ленин в своём «Империализме» мыслит более последовательно и радикально, подчёркивая ограничения и негативные тенденции нового этапа капитализма, не получившие должного внимания в Гильфердинга.

Принципиальной ошибкой в «Финансовом капитале» является попытка автора в начале книги вывести капиталистические производственные отношения из процесса обмена. Вероятно, Гильфердинг пытается провести следующую мысль: на новом этапе банки (срастающиеся с государством) стали господствовать над промышленностью, направлять её, а значит социалистам достаточно захватить управление государством (и связанным с ним монополистом-центробанком), чтобы взять под свой контроль всю экономику. Однако в дальнейшем изложении автор исходит уже из Маркса с его первичностью производства и теорией денег, что сильно сбивает с толку. В итоге книгу лучше читать держа в голове принципы обращения из «К критике политической экономии» или «Капитала» Маркса.

По сути, Гильфердинг описывает, как финансовый капитал вырастал из интересов крупного производства. Хотя денежно-кредитная форма и финансовые инструменты открывают перед владельцами капитала новые возможности, речь идёт именно о сращивании промышленного капитала и финансового, а не о «господстве» банков (деньги которых берутся не из воздуха, а из промышленности). Даже такое явление, как спекуляция, традиционно считающееся негативным «побочным» эффектом капиталистической системы, Гильфердинг выводит из интересов укрупняющейся промышленности:

Так, акционерные общества вовсе не размывают управление, не делают его более демократичным, а позволяют одному владельцу капитала получить контроль над большим числом предприятий, выкупая их не по полной стоимости (как 100% акций), а по уполовиненной и даже меньше (50% акций + одна). В целом развитие финансовых инструментов позволяет капиталисту собирать деньги «с миру по нитке», задействуя в производстве свои и чужие остатки и накопления, при этом максимально широко распределяя по обществу издержки и повышая свою устойчивость к кризисам и изменению конъюнктуры (опять же, за счёт других).

В ходе укрупнения капиталов, с развитием картелей и монополий, крупный бизнес подчиняет себе всё и вся. Например, Гильфердинг отмечает ослабление в новом обществе классовых противоречий — но не из-за гуманизма и сознательности финансового капитала, а из-за того, что он лишает торговцев, средний и мелкий бизнес, интеллигенцию и иные слои всякой самостоятельности, возможности отстаивать свои интересы. Автор предсказывает превращение всех этих «промежуточных слоёв» в служащих с последующим их расслоением на некий немногочисленный подкупаемый высший слой (условных топ-менеджеров) и на гораздо более обширные массы, сближающиеся по своему положению с пролетариатом.

Гильфердинг признаёт, что противоречия капитализма слишком сильны, чтобы один капиталист (или одна корпорация) смогла бы объединить под собой весь мир. Однако силы и устойчивости картелей оказывается достаточно, чтобы держать в узде политику и экономику отдельных государств. Но вместо планового социалистического хозяйства капитал создаёт некий плановый аппарат по надувательству и выкачке денег из населения. Например, картели допускают наличие некоей конкуренции со стороны средних и мелких предприятий — но только для того, чтобы те взяли на себя издержки колебаний рынка:

Аналогичным образом крупный капитал допускает существование мелких спекулянтов, держателей акций и т. д. Сегодняшняя мода спасать банки и корпорации деньгами налогоплательщиков (даже в ущерб «социалке» и другим отраслям экономики) имеет явно ту же природу.

В условиях такой фиктивной, контролируемой конкуренции крупный капитал начинает по-другому относиться к государственному регулированию. Например, Гильфердинг описывает, как картели используют протекционистские меры для получения сверхприбылей на внутреннем рынке, которые позволяют им демпинговать цены на экспортные товары и заходить на внешние рынки. Конечно, как крайняя мера всегда остаётся прямая военная агрессия, в которой граждане должны будут буквально умирать за интересы капитала. Не говоря уже о том, что военная отрасль является хорошим вложение капитала, а профессиональная армия может стать защитником правящего класса против протестующих внутри страны. Гильфердинг предсказывает и нацизм, и мировую войну, и новый колониализм — превращение других стран в сырьевой придаток новой империи.

Несмотря на эти специфические описания хитростей и агрессии финансового капитала, автор почему-то заостряет внимание на тенденции картелей, поделивших между собой мир и не способных взять в борьбе друг с другом верх, к компромиссу.

Здесь оказался прав Ленин, предсказавший отчаянную борьбу крупных капиталов за передел мира. «Благо», Гильфердинг описал множество механизмов перекидывания издержек этой борьбы с капиталистов на остальной народ. В связи с этим находится вера автора в прогрессивность финансового капитала и картелей, в их стремление не только к миру, но и к совершенству производства. Опять же, история скорее свидетельствует о правоте Ленина, отмечавшего тенденцию корпораций-«победителей» почивать на лаврах, тормозить развитие и ужесточать свою власть над народом. Этот прогноз — больше в духе Маркса, неоднократно подчёркивавшего разрушительную и антигуманную силу капитализма.

Гильфердинг предсказывал угасание спекуляции и тенденцию к рациональной организации экономики под властью картелей. Мы видим, что финансовый капитал, наоборот, развился скорее в сторону механизмов перераспределения, махинаций, перекладывания издержек на широкие массы — в духе формулы Ноама Хомского: «Социализм для богатых, свободный рынок для бедных». Капитал стал столь гибким, настолько контролирующим правила игры, что единственным выходом кажется слом самой игры. Потому сегодня следует прислушаться к тому заключению Гильфердинга, которому сам автор не последовал: