Спектакль «Свой дом – красный дом»: увидеть Париж и умереть

Париж… как много в этом звуке… Да простит меня великий русский поэт, но в наши дни, кажется, именно такой вариант знаменитой строки заменил во многих сердцах наших соотечественников оригинал. О Париже большинство их знает в основном по романтическим фото, пейзажам и стихам. Уютные уличные кофейни под цветущими каштанами, тенистые бульвары, Мулен Руж, набережная Сены, Монмартр… совсем недавно — Нотр Дам де Пари, но теперь — увы… При этом ностальгические вздохи вполне искренни. В Париж, в Париж!

Впрочем, Париж был всегда излюбленным вариантом эмиграции для русского человека. О том, что реальная жизнь в столице Франции для рядового двуногого без перьев, а тем более иностранца, на вкус не слишком напоминает тёплый круассан, писали не только коммунист Маяковский, но и белоэмигрантка Тэффи. Но ведь это всего лишь слова на бумаге…

Спектакль «Свой дом — красный дом или Домой» — о судьбе мотылька, улетевшего из родной страны на свет парижских фонарей и мечтаний о славе. Мотылька одарённого, но очень наивного, с почти французским именем Кюри, что в переводе звучит гордо — Сокол. Но гордое имя не помешало тут же на пути к манящим огням запутаться во множестве липких нитей паутины. Сперва обаятельный приятель-ловчила уговорил остаться навсегда и уничтожил документы, затем в иммиграционной службе внезапно не впечатлились желанием расписывать холсты треугольниками именно во Франции, потом как-то незаметно рассосались деньги, а с работой охранником не повезло, потому что он слишком усердно ловил магазинных воришек…

В общем-то, никаких ужасов с героем до какого-то момента не происходит, его злоключения, скорее, комичны, как и причудливые коммерческие затеи Хайдарбека, этакого Остапа Бендера мелкого калибра. Впрочем, этот персонаж, давно забывший не только родину, но и честь с совестью, забавен только на первый взгляд. Через его ужимки то и дело проглядывает нечто зловещее. Он постоянно «учит жить» главного героя и убеждает, что все вокруг, как и он, исповедуют веру в то, что «человек человеку волк», на что Кюри замечает, что такие люди больше похожи на шакалов… Не случайно, что именно Хайдарбек дает интервью журналистам от имени приятеля, где выливает на Россию ушат помоев.

Постепенно комедия перерастает в трагедию. Вроде бы жизнь налаживается, герой обретает старшего друга-художника — русского эмигранта, получает возможность писать свои картины, а потом и встречает любовь. Он мечтает, наконец, устроиться и привезти в Париж на лечение мать. Но мать внезапно умирает. Героем овладевают чувство вины и тоска по родине, он понимает, что его поступок был ошибкой, что его место дома. Только вдали от родной земли он осознает свою к ней любовь и пишет картину, посвящённую стремлению к дому, которую старый художник называет «настоящей», в отличие от прежних треугольных фантазий. Но без документов и с испорченной репутацией вернуться домой — слишком сложная задача. К тому же Кюри тяжело заболевает. Чувствуя близость смерти, он ловит в аэропорту артиста из гастролировавшего в Париже народного ансамбля и просит его передать в родной аул свою картину. Кюри уговаривает артиста спеть песню о Чечне и слушает её на коленях. Финал открыт, но всё указывает на то, что к родным горам долетит разве что душа героя — сокола, который по глупости отрёкся от своих крыльев.

В спектакле задействована практически вся труппа театра, что позволяет создать на сцене атмосферу обыденной жизни. Прохожие, публика, глазеющая на уличного фокусника, пассажиры в аэропорту, художники, демонстранты… Перед Кюри проходят разные судьбы его соотечественников — обитатели поселка для беженцев, страдающие от своих же бандитов и хулиганов, солидный господин, у которого в Норвегии ювенальные чиновники отобрали детей, человек, вынужденный изображать на улице памятник Наполеону, выкрасившись бронзовой краской… Повсюду в Париже Кюри встречает чеченцев, и почти никто из них не счастлив, кроме, разве что, мелкого жулика Хайдарбека и сотрудницы иммиграционной службы — людей продажных и беспринципных.

В отличие от многих современных спектаклей, «Свой дом — красный дом или Домой» прямолинеен и прост и по своей драматургии, и по сценическому языку. Иногда даже слишком. Удачным решением является треугольник в центре сцены, на который транслируются парижские виды. Это и узнаваемая пирамида Лувра, и «любовный треугольник», в котором запутался главный герой, по примеру Ильи Эренбурга «влюбившийся в чужую страну». В остальном спектакль напоминает старые советские постановки «на моральные темы». Может быть, это и неплохо, от излишних экспериментов и трюков на сцене порой хочется отдохнуть, но вот дидактическая, почти фельетонная прямолинейность сильно мешает.

Возможно, автору пьесы Мусе Ахмадову и режиссеру Хаве Ахмадовой не следовало обрушивать на главного героя «кармическое воздаяние», словно тонну кирпича, пытаясь создать впечатление, что любой чеченец, пожелавший уехать за границу, непременно там и сгинет или продаст душу дьяволу. Тема эмиграции куда тоньше и сложнее. К тому же люди остаются теми же хомо сапиенсами, к какой бы национальности ни принадлежали, и странно думать, что именно чеченцы не способны благополучно адаптироваться за рубежом, не испытывая при этом миллион терзаний и не становясь подлецами. В конце концов, множество чеченцев живут по всей России вдали от «соплеменных гор». Конечно, это не эмиграция, а всего лишь миграция, но все же… Любование некой национальной исключительностью вносит в постановку фальшивую ноту.

Не удержались авторы и от того, чтобы в очередной раз напомнить о грехах русских перед чеченским народом. Антирусские инвективы, надиктованные жуликом, можно не брать в расчёт, хотя они зачитываются со сцены вслух. Но вполне положительный персонаж — старый художник Юрий Борисович — кается перед Кюри за депортацию и рассказывает о том, что и его отец, служивший в те времена шофёром и свозивший чеченцев к поездам, тоже всю жизнь каялся. Является ли для авторов вечное покаяние непременным условием, чтобы считать русского другом?

На мой взгляд, в спектакле куда важнее и актуальнее другая тема — людей-мотыльков, живущих, как бы не приходя в сознание, и принимающих в этом помрачённом состоянии судьбоносные решения. Они уезжают за границу, насмотревшись картинок и видео, принимают участие в демонстрациях и митингах, сами не понимая, против чего, без разбору слушают чужие советы. С таким порхающим отношением к жизни можно легко угодить в беду, даже никуда не уезжая из дома. А ведь инфантильная, бездумная импульсивность — слишком распространённый недуг в наши дни.

Несмотря на некоторые спорные моменты, постановка чеченского театра всё же вполне состоялась и пришлась ко времени. Мало кто сейчас в России заявляет во весь голос со сцены или экрана о том, что дома всё же лучше, чем в гостях, что бросать близких даже ради Великой Мечты — нехорошо, что нужно обдумывать свои поступки и отвечать за них, каким бы гением ты себя ни считал. Отрезвляющий голос среди хора голосов, призывающих всегда и всюду потакать только своим «хотелкам», сегодня жизненно необходим.