Пенсионный вопрос сегодня остается, пожалуй, одной из самых больных социальных тем. Хотя исторически понятие обязательной пожизненной пенсии возникло совсем недавно — в частности, в СССР всеобщее пенсионное обеспечение было введено только в 1956 году, то есть только немногим более 60 лет назад, к настоящему моменту в общественном представлении оно стало прочно восприниматься обществом как безоговорочная обязанность государства. Которая, наплевать как, обязана существовать и обеспечиваться государством. И точка.

Иван Шилов ИА REGNUM
Пенсионерка

И хотя почти три десятка лет мы живем уже совсем в другой стране, убеждение народа на счет того, что пенсию платить страна должна, остается неизменным. Это создает серьезную проблему, так как желания и реальные возможности между собой существенно расходятся.

Причин тому, если в целом, ровно три: а) недостаточность размера российской экономики; б) дефицит ее средней доходности и в) негативный демографический перекос. В деталях ИА REGNUMпенсионный вопрос разбирал уже неоднократно. Потому сейчас имеет смысл повторить только основные выводы.

Когда в Советском Союзе вводили пенсионную систему, ее сразу конструировали в виде большого общего котла. Все работники в него скидывались по чуть-чуть, и так как тогда один пенсионер приходился на 5−6 работающих, пенсионерам на жизнь в целом вполне хватало. Резкий всплеск рождаемости после Великой Отечественной войны обеспечивал вливание трудовых ресурсов в объеме, заметно превосходившем численность стариков.

Кроме того, средняя продолжительность жизни в стране в 1917-м составляла 32 года, в 1939-м — 42, в середине 50-х ее удалось довести до 56 лет. И только в 1985-м она достигла 72. Так что нынешние претензии либеральных критиков из области «где деньги тех, кто до пенсии не доживет сегодня», являются популистской истерикой. Советская система хоть и называлась солидарной, однако она с самого начала предполагала, что до пенсионного возраста доживут не все. Не из какого-то внутреннего людоедства, а ввиду элементарной статистики. И с этой стороны — всё было честно.

Именно отсюда и получалось упомянутое выше соотношение, где 5−6 работающих кормили одного пенсионера. Причем делалось это еще и в крайне непрозрачной форме. Никто толком не задумывался, откуда и за чей счет государство получало деньги на пенсионные выплаты. Они возникали как бы сами собой.

Распад СССР и разрушение социалистической модели экономики в 90-е быстро показали, сколь сильно пенсионное обеспечение было завязано на размер доходов государства. Пока ими считалось всё в стране произведенное, дела шли относительно неплохо, но когда казна стала наполняться только налогами, случился коллапс, последствия которого правительство пытается преодолеть и по сей день.

Благодаря успехам здравоохранения, общему улучшению бытовых условий жизни, мерам по защите условий труда и так далее доля пенсионеров в общей численности населения со времен 50-х годов в России выросла втрое! Из 150 млн граждан страны к категории пенсионеров сегодня уже относятся 42 млн человек. Тогда как доля трудоспособного населения в России составляет всего 47 млн человек.

То есть из соотношения 5−6 работающих к 1 пенсионеру сегодня оно стало выглядеть как 1,1 к 1. К тому же Минтруд до сих пор не знает, чем и как заняты 20 миллионов из них — налоги они не платят, соответственно, страна не получает пенсионных отчислений. То есть ситуация еще хуже — на 1 пенсионера приходится 0,7 официально работающего.

В результате складывается ощущение коллапса солидарного принципа, преодолеть который можно будет только в том случае, если своей будущей пенсией озабочиваться каждый будет сам. Идея «я себе жизнь сам сделаю всяко лучше, чем государство» была популярна еще со второй половины 80-х годов, и особенно сильно она укрепилась с приходом во власть сторонников западной модели либерализма в 90-е. И хотя с тех пор во власти из этой когорты мало кто удержался, сама идея закрепилась и продолжает оставаться доминирующей.

Jürg Vollmer
Егор Гайдар

С тех пор правительство пытается нащупать механизм, способный позволить переложить эту социальную задачу на плечи самих граждан. Хорошо это или плохо — вопрос сильно философский и очень отдельный. К тому же еще и совершенно не такой однозначный, как некоторым может показаться. По крайней мере, предположение, что размер пенсии должен напрямую зависеть от того, как человек персонально трудился в активный период, вряд ли кем станет принципиально оспариваться.

Пока же можно только констатировать, что запущенная в конце нулевых комбинированная модель анонсированных целей достичь не смогла. Во-первых, потому что изменение соотношения пенсионеров и работников уже не покрывается размером собираемой с работников страховой части пенсии. По статистике, для выплат текущего уровня федеральный бюджет вынужден перечислять в ПФР примерно столько же денег, сколько туда поступает от работающих граждан. Теоретически это оформляется в виде займа, но динамика баланса показывает, что в текущем положении вещей вернуть кредит пенсионная система не сможет никогда.

Дарья Антонова ИА REGNUM
Министерство финансов

Во-вторых, потому что те 6 процентных пунктов из 22% пенсионного налога на фонд заработной платы, которые теоретически должны были уходить в накопительную часть, сами оказались отдельным источником проблемы.

С одной стороны, их некуда вкладывать. Учитывая назначение денег, инвестировать пенсионный фонд может только в высоконадежные активы, которых, во-первых, немного, во-вторых, они предоставляют слишком низкую доходность. Согласно расчетам, чтобы к наступлению периода выплат накопить хотя бы минимально достаточную сумму, требуется обеспечивать доходность инвестирования, не менее чем на 7−8% превышающую инфляцию. Сегодня она составляет 4,7−5,2%. Стало быть, необходимо вкладываться под 13−14% годовых, что объективно в текущих экономических условиях невозможно никак.

Именно потому частные пенсионные фонды в среднем дают хорошо если 4%. Нет, отдельные успехи у них, конечно, тоже бывают, но и платой за них оказываются последующие провалы вплоть до минусов. А речь идет, напоминаю, о пенсионных капиталах, проедание которых недопустимо. Если же играть строго консервативно, как это делает ПФР, то итоговая доходность накопительных счетов лежит вообще стабильно ниже уровня инфляции.

В результате накопительная часть формально существует, но ощутимого практического результата не приносит. Тем более, и это вторая сторона проблемы, что из 22% пенсионных отчислений 72,7% все равно приходится отдавать в общий котел страховой части. Потому что 42 млн уже находящихся на пенсии ни в какие новые схемы встроиться не могут по определению. Обеспечивать наполнение источника им выплат требуется уже сейчас.

Плюс к тому еще существуют как минимум около 10 млн человек предпенсионного возраста, у которых «до рубежа» осталось не более 10−15 лет, следовательно, сколько-нибудь существенного индивидуального пенсионного капитала они накопить не в состоянии технически.

Не удивительно, что столкнувшись с положением, когда страховой части мало, а накопительная массового положительного эффекта не дает (она вообще имеет смысл лишь для верхней трети децилей с высокими доходами), правительство еще с 2014 года в общий котел страховой пенсии стало направлять обе ее части, и страховую, и накопительную. Продолжив при этом поиски какого-нибудь нового решения, способного проблему пенсионного обеспечения как-либо решить.

Однако, судя по последней инициативе, сами поиски продолжены в прежней либеральной парадигме минимизации казенных издержек, только в этот раз под другим названием.

Министерство финансов РФ разработало законопроект с тенденциозным названием «О гарантированном пенсионном продукте». В его основе лежит как бы новая концепция индивидуального пенсионного капитала, призванного заменить собой накопительную часть ныне действующей системы.

При красивой риторике про новизну, по сути, речь идет о попытке рестайлинга всё той же концепции «а давайте каждый за себя начнет платить сам». Разве что раньше работодатель обязывался дополнительно перечислять в ПФР 22% от ФЗП, а теперь дополнительно к ним еще и каждый работник уже из своей зарплаты станет дополнительно выделять от 1 до 6% в индивидуальное накопление.

Выйти из такой идеи не может ничего. Простая математика. При средней медианной зарплате в 23 тыс. рублей в месяц даже 6% составят лишь 1380 рублей. В год это даст 16,5 тыс., а за 40 лет стажа — 662,4 тыс. Чтобы обеспечить, допустим, 15 тыс. дополнительной ежемесячной пенсионной выплаты, они должны приносить 180 тыс. годовой доходности или 27,1% годовых.

Где возьмутся столь шоколадные источники доходности — Минфин, естественно, не уточняет. Зато постоянно подчеркивает, что именно так устроены пенсионные системы всех развитых стран, и вообще, хорошо бы перевести работника на самостоятельную заботу о собственном будущем.

Нет, определенный резон в подобной аргументации действительно имеется. Если говорить о справедливости, то требования высокой пенсии при условии безразличия к размеру фактической зарплаты выглядят не слишком логично. Однако не стоит забывать, что даже в наиболее успешной в Европе немецкой пенсионной системе коэффициент замещения (отношение размера пенсии к размеру средней зарплаты работника) составляет 48%, и этот показатель стабильно снижается. Пять лет назад он равнялся 50%, а к 2030 году упадет до 44,3%.

Важно здесь следующее. Немецкая пенсия значительно превосходит средний уровень по ЕС. Эксперты ООН считают обязательным иметь замещение в 40%, и много где в развитых странах целевой уровень не достигается. Например, в Канаде — 39,2%, Ирландии — 36,7%, Швеции — 33,9%, Великобритании — 32,6%, Швейцарии — 32%.

На этом фоне январский показатель 2018 года в России в 34,7%, мягко скажем, совсем не выглядит каким-либо ужасом. Стало быть, и разговоры о равнении на мировую практику носят больше демагогический, чем реальный характер. Никто не спорит, всегда хочется иметь больше, но оснований полагать, что в России с этим делом дела обстоят кардинально хуже «развитых стран», нет.

Зато есть большое желание согласно либеральной модели мира постараться официально снять с государства конкретное социальное обязательство, оставив за ним лишь право рулить и устанавливать правила. Не неся ответственности за отсутствие, скажем, семикратного роста ВВП, критично необходимого, чтобы система частных пенсионных фондов реально заработала как того желается по доходам.

Кивать тут на пример Пенсионного фонда Норвегии неуместно тоже. Мало того, что в нём сосредоточено денег на 1 трлн долларов при собственном ВВП страны в 434,9 млрд. Эти деньги не просто в 2,29 раза превышают размер собственной экономики страны, они инвестированы в 41 иностранное государство, чьи граждане, таким образом, своим трудом обеспечивают норвежцам хорошие пенсии.

Может ли позволить себе подобную схему Россия — полагаю, вопрос риторический. Достаточно вспомнить санкционную войну против нас и хотя бы историю попытки отжатия алюминиевой корпорации «РусАл». Кстати, американские санкции против российского суверенного долга также смотрятся рельефно.

Иными словами, однозначно получается, что копировать западную модель у нас смысла нет. Как потому, что она сама уже перестает работать, так и по причине ее принципиальной системной уязвимости. Или кто-то всерьез верит, что, имей возможность заблокировать российские деньги на манер иранских, Вашингтон бы этим не воспользовался?

Равно как не имеет смысла педалировать либеральную тему «каждый только за себя». По той простой причине, что накопить на старость индивидуально в ней смогут лишь 8−9% трудоспособного населения, имеющего доходы минимум втрое выше среднего (что обычного, что медианного).

Из остальных 91% жителей России один процент — это богатые, которым пенсионный вопрос актуален мало, а из прочих оставшихся половина окажется вынуждена хоть как-нибудь работать буквально до гробовой доски, а у второй половины шансы накопить хоть что-то формально будут, но мизерные. Не только ввиду традиционно низкой финансовой грамотности населения в целом, но что гораздо важнее — по причине отсутствия достаточно надежных и достаточно доходных долгосрочных инвестиционных механизмов.

Впрочем, можно рассмотреть и китайский вариант, где вполне официально пенсиями обеспечиваются лишь отдельные категории. В принципе, очень похоже на то, что в свое время реализовал Пётр Первый, назначавший пожизненный казенный пенсион только за особые персональные заслуги перед государством.

Вряд ли нужно являться выдающимся провидцем, чтобы предсказать массовое недовольство итогами практической реализации как того, так и другого подходов. Следовательно, в условиях России никакой иной схемы, кроме солидарной, существовать не может. Только она обеспечивает максимальный охват граждан социальной пенсионной гарантией, хотя при этом уровень замещения доходов в районе 35−37% останется всегда.

Пенсионный фонд по-прежнему для обеспечения обязательств половину денег будет вынужден получать из казны. А все эти гарантированные пенсионные продукты на основе индивидуальных отчислений на персональные счета есть сказка про белого бычка, только в красивой современной дизайнерской упаковке.