Сокращение рабочего дня: давняя мечта и неизбежный кошмар

Поль Лафарг. Право на лень. Религия капитала. М.: URSS, 2017

Кажущееся разнообразие общественных движений и правозащитных организаций находится сегодня в резком противоречии с фактическим закатом организованной массовой политики. Требования «общественников» отличаются и умеренностью, и узостью: горячая тема в англоязычном интернете — «social justice warriors» (воины социальной справедливости), требующие от разных корпораций высказать публичную поддержку феминизма, ЛГБТ, расовых и иных меньшинств. Например, добавив в фильм чернокожего персонажа.

Политика же может сводиться к призыву поддержать малоизвестных лиц, без политической программы и массовой организации, в их неудачной попытке даже не выиграть локальные выборы (что затруднительно, когда уже минимальное количество подписей за выдвижение собирается с трудом), а просто принять в них участие.

Так или иначе, даже традиционные экономические требования (повышение зарплаты и пенсии, социальные гарантии, улучшение условий труда) оказываются сегодня редкостью: добиваться их трудно и «небезопасно». Многие же цели, реальные для XIX и XX веков, стали столь невозможными, что люди уже забыли их смысл. Лишь в некоторых странах, более-менее сохранивших традиции гражданственности, можно и сегодня услышать что-то похожее.

Одно из классических, но ныне забытых требований, — сокращение рабочего дня. Восемь часов работы в день кажется сейчас само собой разумеющимся, однако когда-то «разорительным» казалось даже ограничение в 12 часов. Но большую часть ХХ века передовые страны подступались и к дальнейшему сокращению рабочего времени, и к увеличению количества выходных.

Впрочем, ныне и строгое соблюдение 8 часов может стать актуальным требованием: и низко-, и высококвалифицированные работы отнимают одинаково больше времени. Причин — достаточно: завышенные нормы, «авральные» проекты, необходимость актуализировать свои навыки и знания во внерабочее время… Просто неоплачиваемые переработки как «неофициальное» требование для сохранения работы (настоящий бич такой «передовой» страны, как Япония)!

Одним из самых ранних и радикальных сторонников предельного сокращения рабочего дня был французский марксист Поль Лафарг. Этой проблеме посвящён его развёрнутый памфлет, входящий в сборник «Право на лень. Религия капитала». Лафарг выступает здесь как популяризатор марксисткой повестки, делающий общие выводы из подробного анализа Маркса и других левых авторов.

Взглянув на историю человечества в целом, Лафарг отмечает странную тенденцию: несмотря на то, что производственные силы стремительно развиваются и производительность труда растёт, рабочее время не только не сокращается, но и увеличивается.

«Лишний» труд не может уходить в никуда. Лафарг указывает, с одной стороны, на растущую роскошь жизни капиталистов (уже тогда отказавшихся от классических добродетелей умеренности и бережливости), а с другой — на увеличивающийся слой их «обслуги»: от служанок — до проституток и философов-пропагандистов. Особенно возмущает марксиста сфера финансовых спекуляций, щедро черпающая деньги (и материальные блага на содержание финансистов) из «реальной» экономики. Проблема не только в том, что эти слои не просто получают непропорционально большую часть «общественного пирога». Проблема ещё и в том, что это происходит при нищете и банальном недоедании большинства «необходимых» производителей.

При всей «цифровизации» сегодняшней экономики мы должны помнить, что люди из «сферы услуг» и «теоретических» работ потребляют вполне материальные вещи, до сих пор производимые нищими работниками из регионов России или условного Бангладеш. При этом вклад высших слоёв в жизнь общества может быть весьма сомнительным.

Уже во всём мире обсуждается проблема «рабочей нищеты», когда даже стабильное рабочее место не гарантирует человеку приемлемого уровня жизни. Можно подумать, что эффективность труда не повысилась с XV века, и работник не производит достаточно продукта, чтобы прокормить самого себя. Классический пример — когда швея из Азии не может позволить себе купить платье, которые она шьёт сотнями.

В связи с этим особое значение приобретает извечная проблема капитализма — перепроизводство, а также обратная ему низкая платёжеспособность населения:

Наконец, отдельный капиталист заинтересован в том, чтобы выжимать работника без остатка, а затем, при надобности, просто нанимать «свежего». Даже в наше время работодатель старается избавиться, например, от стариков или женщин с детьми. Но труд на износ отнюдь не оздоровляет. Что уж говорить о чисто человеческих потребностях — в культуре, знании, всестороннем развитии? Вспомним общемировое стремление сократить высшее образование как не отвечающее потребностям экономики (о развитии человека вне экономики и речи не идёт!).

Лафарг, конечно, перегибает здесь палку, прославляя размеренный быт крестьянина (скорее вынужденный и нищенский) или абсолютную леность древних греков. Правильней кажется позиция его соотечественника из ХХ века, писателя Антуана де Сент-Экзюпери:

Труд не ради другого человека, не ради общей цели, а труд как товар и как производство товаров на продаж, — это и есть работа при рыночном капитализме.

С развитием монополий и переходом капитализма на более «плановые» рельсы (что проявилось, помимо прочего, в опоре корпораций на аппарат государства) сокращение рабочего времени по перечисленным выше причинам стало находить поддержку и среди представителей бизнеса. Известнейший пример — Генри Форд, сокративший на своих предприятиях рабочий день, увеличивший зарплаты (именно для улучшения покупательной способности рабочих) и т. д. Но примеры приводит и сам Лафарг.

Собственно, ещё в 1968 году перспектива сокращения рабочего времени казалась на Западе реалистичной. Во Франции за неё выступали социалисты — например, Ги Дебор. В США о необходимости уменьшения рабочей недели высказались в письме Конгрессу 1200 экономистов.

Снятие этого вопроса с повестки после неудач протестного движения 1960—1970-х годов и последовавшей либерализации мировой экономики — неслучайно. Лафарг подмечает, что наличие дешёвой, бесправной и неистово преданной труду рабочей силы делает ненужным технический прогресс (а значит, и рост производительности труда). Зачем создавать и внедрять, условно, машину, кладущую плитку, если можно нанять бригаду копеечных рабочих-мигрантов?

Сегодня, когда новые технологии резко подорожали, этот вопрос стоит совсем остро. Помимо этого, чтобы сохранять спрос, капиталисты искусственно занижают срок годности продукции, снижают её надёжность.

Почему же граждане России так настороженно отнеслись к идее главы правительства Дмитрия Медведева о сокращении рабочей недели до четырех дней? Производительность труда уже давно выросла настолько, что она может удовлетворить все мыслимые и немыслимые потребности класса капиталистов. Никто больше, кроме них самих, капиталистов не интересует. Поскольку производительность продолжает расти, а спрос «кончился», логичным шагом станет простое сокращение производства, увольнение рабочих. Или, что наблюдается уже давно в развитом мире, — перевод их на неполную занятость: так, экономист Гай Стэндинг указывает, что в Японии с конца 1990-х по 2010 год треть всех работников оказались переведены на неполную ставку с понижением зарплаты на 40%, сокращением льгот и т. д.

Читайте также: Работа без отдыха и без перспектив: новый мировой тренд?

Для Лафарга очевидно, что сокращение рабочего дня должно сопровождаться справедливым перераспределением продуктов труда во всём обществе (даже между странами), иначе оно станет просто урезанием затрат бизнеса на рабочую силу. Всё это невозможно осуществить при патриархальном господстве капиталистов и их идеологов, без политической активности самих работников.

Лафарг оказывается очарованным прошлым, «золотым веком», в котором, как ему кажется, царствовал коллектив и демократия — свергнутые впоследствии властью собственника-патриарха. Большая часть сборника посвящена поэтому именно его работе с прошлым, с историей религии. Современное Лафаргу христианство явно защищало капиталистическую иерархию, интенсивный и безропотный труд работника, которому запрещалось претендовать на продукт собственного труда. Марксист пытается доказать, что такое положение вещей не является извечным; что это — лишь идеологический продукт определённой эпохи. В древней религии, а также сюжетах, подобных мифу о Прометее, Лафарг находит остатки этого нужного ему «альтернативного мироустройства».

Кажется, однако, что матриархат и «первобытный коммунизм» для него — всё же нечто большее, чем просто доказательства исторически преходящей природы капитализма и патернализма. Вместо того чтобы преодолевать существующие противоречия в будущем, на новом этапе развития, Лафарг пытается преодолеть их в прошлом, в возвращении в «радостную» крестьянскую жизнь, но с большей производительностью труда. Примерный сегодняшний аналог — желание вернуться к организации труда и распределения, работавшей при СССР. Несмотря на то, что Ленин в 1914 году, а Сталин — в 1952 году писали о шестичасовом рабочем дне, в нашей стране он так и не был введён. Напротив, говорилось о необходимости в производстве «догнать и перегнать». Вопрос, что делать с людьми, вытесняемыми автоматизацией, также не был внятно решён.

Впрочем, сложно представить, что с подобной задачей справится текущая капиталистическая администрация. Как минимум необходимо увеличение свободного времени дополнить улучшением материального положения и расширением социалки, что позволило бы занять освободившиеся часы с толком. Такое изменение было бы большим шагом вперёд для всей страны, а то и мира. Однако оно требует большей сознательности и организованности от народа, чем большинство обсуждаемых сейчас «реформ».