Постсоветская интеграция обретает контуры?

«Большая игра» вокруг Украины, связанная с упрощенным предоставлением гражданства России жителям ЛДНР, а также всем украинцам, вместе с «моментальной» сменой российского посла в Белоруссии, которая произошла после переговоров в Пекине «на ногах» Владимира Путина с Александром Лукашенко в присутствии Нурсултана Назарбаева, — звенья одной логической цепи. Просто на официальном уровне их не сводят воедино, и правильно делают: активизация интеграционных процессов на постсоветском пространстве нуждается не в разговорах, а в действиях, которые, собственно, и предпринимаются. В пользу этого и география участвующих сторон. Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан — это 94% ВВП позднего СССР; все остальные одиннадцать союзных республик — от Прибалтики до Закавказья и Средней Азии — вместе ограничены «статистической погрешностью» оставшихся 6%. Это даже не алгебра, а арифметика реинтеграции, которая многое объясняет.

Сейчас очень модно говорить о транзите власти — 2024 в России и гадать на кофейной гуще о списке потенциальных «преемников». Но при этом не замечать некоторых вполне очевидных вещей. Весна 2024 года, если все пойдет в «штатном» режиме, ознаменуется судьбоносным выбором не только в России, но и на Украине, и одно это уже является предпосылкой к потенциальной дестабилизации. Даже если не иметь понимания того, что к этому сроку готовятся, разрабатывая сценарии, не только у нас, но и среди тех, кто против нас играет. Готовят нам ловушку. Как по команде (впрочем, почему «как»?) на Западе, прежде всего в США, начали появляться сценарии разрушения России, «заточенные» как раз на 2025 год. Это и известное агентство Stratfor, и не менее известное СМИ The Hill. Эти сценарии, несмотря на некоторые отличия, — явно из «одного гнезда», на это указывает территория, которая в них отводится «будущей России». Маленькая, зажатая между Украиной и Белоруссией и окрестностями, как предполагается прожектерами, «бывшей Северной столицы» — с одной стороны, «независимым Татарстаном» и уральскими образованиями — с другой и «отделившимся» Северным Кавказом — с третьей. Вот это общее в этих сценариях — и есть главное, что выдает стратегию этого разрушительного замысла.

Еще одна «лакмусовая бумажка» западных планов — распространяемые «кем-то» в интернете ролики о «Небесном Иерусалиме». То есть о «втором Израиле», который-де будет создан на базе «несостоявшейся Новороссии», «на оси» Днепропетровск — Одесса. Причем, озвучиваемый список персоналий, которых «сватают» в его «руководство» под лидерством в будущем ныне действующего израильского премьера, включает много известных и знаковых российских и украинских имен. Вброс? Возможно. Но, во-первых, далеко не первый: тема муссируется уже несколько лет, а во-вторых, дыма без огня, как известно, не бывает, и распространение слухов — в форме прописанных сценариев или устных «утечек конфиденциальной информации» — тоже инструмент политического планирования, который на определенном профессиональном сленге именуется «активным мероприятием».

Готовиться противодействовать этим угрозам зеркально симметричным способом — это играть в «чужие игры» и, шире, становиться объектом такой игры, утрачивая субъектность. Именно это нам и навязывают «явление Зеленского», пытаясь побудить нас втянуться в отдельные частности, утратить общую картинку и, выражаясь спортивным языком, разбить игру «на эпизоды», каждый из которых в отдельности окажется безнадежно проигрышным. И тем самым предотвратить появление у нас собственной логики и собственного целостного проекта, который только и может привести к успеху. Это понятно, но ясно и другое: что и обнародовать раньше времени такой проект тоже нельзя. Во избежание фальстарта. И поэтому сделав вид, что все «на эпизоды» и разваливается, нужно эти эпизоды обсуждать как можно дальше от эпицентров будущих событий, и Пекин для этого, пожалуй, идеальное место. Особенно тот информационный фон, что создается проектом «Пояса и пути» и обсуждением перспектив его развития несколькими десятками международных лидеров. Не говоря уж о том, что в отношении Китая у глобальных элит тоже существуют свои планы, связанные не только с этническими и конфессиональными меньшинствами, но и с различиями природных условий, менталитета и других особенностей севера и юга «коренной» великоханьской части страны.

Ответ на вопрос о том, куда ведут дело наши геополитические так сказать «партнеры», требует небольшого экскурса в концепции прошлого, от которых, с доворотом в современность, выстраивается вся западная стратегия. Эти воззрения, вопреки усиленно навязываемым мифам о «мире XXI века», «утрате» геополитикой прежнего значения и «замене» ее геоэкономикой, в своих основах не меняются и лишь достраиваются и адаптируются к современности, но строго на прежнем основополагающем фундаменте.

Поэтому — и предельно коротко. Немецкий географ Фридрих Ратцель обосновал связь политики с географией и вывел законы экспансии растущего народа (цивилизации) в его борьбе за Lebensraum — «жизненное пространство». Рудольф Челлен, шведский ученый, работавший на англичан, ввел термин «геополитика» и связал ее с расширением Lebensraum, территориальной монолитностью и свободой передвижения; первый из этих трех функциональных признаков геополитики впоследствии взяли на вооружение нацисты, второй и третий — англосаксы. Альфред Мэхан, американский адмирал и военный дипломат, вывел стратегию морского господства, которое составляет основу англосаксонской геополитики. В отношении России она действует следующим образом: охватить с запада, юга и востока «кольцом анаконды» и выдавить на север, в непригодные для жизни широты. Позднее, уже после Второй мировой войны, в процессе формирования концептуальных центров, распространяющих влияние англосаксонской элиты на континентальную Европу, идея «анаконды» была подхвачена уже в сухопутной проекции. Сейчас, когда американцы замахиваются на Северный морской путь, — это новая фаза ее продвижения в расчете на полное окружение нас «кольцами» этого геополитического удава.

Британский идеолог Хэлфорд Маккиндер уточнил этот расклад и ввел базовые категории современной геополитики: Море и Суша, показав принципиальную разницу тех и иных интересов. По Маккиндеру, центром мира является Хартленд — север Евразии, то есть Россия, и миром владеет тот, кто контролирует Хартленд; отсюда главный вектор морской геополитики — экспансия в Хартленд, и этот вывод был сделан на основании обобщения итогов российско-британской «Большой игры» XIX века. Заметим здесь, что соединение Мэхана с Маккиндером на выходе дает морскую блокаду Хартленда с сухопутной экспансией в его пределы. Именно этим англосаксы занимались весь XX век и продолжают сейчас. Зафиксируем это и перейдем к немецким геополитическим разработкам, использованным нацистами. Внимание заслуживают две. Карл Хаусхофер развил концепцию Lebensraum, посчитав пространство «самостоятельным фактором силы». С одной стороны, он солидаризовался с Маккиндером, направив экспансию этой концепции nach Osten — на Восток; с другой, напротив, определил континентальную Европу и прежде всего Германию форпостом Суши против Моря, отсюда его идеи о «великоконтинентальном» альянсе Востока с Западом, а СССР — с Германией (Хаусхофер входил в состав прибывшей в августе 1939 г. в Москву делегации во главе с Риббентропом). Гитлер заимствовал у Хаусхофера его интерпретацию концепции Lebensraum, но как англофил, развернул ее против нашей страны.

Еще Хаусхофер был метафизиком-мистиком, считавшим, что геополитика предопределяет историческую судьбу народов. Потому он и сделал ставку на Гитлера, когда, будучи генералом рейхсвера, беспрепятственно посещал его и Гесса, отбывавших срок после «пивного путча», и, по некоторым сведениям, диктовал им мысли и даже некоторые главы для будущей Mein Kampf. В этом смысле он своими идеями, как и участием в ряде немецких тайных обществ начала XX века, из которых впоследствии вышел нацистский оккультизм, может считаться одним из идейных основателей «Черного ордена» СС.

После вступления в противостояние с «восточным» вектором гитлеровской агрессии, Хаусхофер был отодвинут и подвергнут фактической изоляции. Его сын Альбрехт, участник покушения на Гитлера в июле 1944 года, накануне казни нацарапал на стене камеры стихотворение с такой оценкой роли Хаусхофера-старшего в современных ему событиях:

В моем отце был фатум воплощен.

Повелевая демонами, он

Мог в Преисподней удержать их стадо.

Но, не внимая голосам Сивилл,

Отец замки железные разбил,

И ринулись на Землю слуги ада.

Другой немецкий геополитик Карл Шмитт, продолжая идеи Хаусхофера и его предшественников, раскрыл особенности мировоззрения и организации морских и сухопутных народов. Первым, по его мнению, свойственны торговое, демократическое и республиканское начала, вторым — военное, иерархическое и имперское. Эта мысль перекликается с идеями родоначальников российской геополитической школы, прежде всего — с поэтом и дипломатом Ф. И. Тютчевым и генералом А. Е. Едрихиным-Вандамом, которые увидели коренное различие Моря и Суши в религии — несовместимости западного и восточного христианства — и метафизическом противостоянии Революции и Империи. А также в том, что сухопутные народы живут своим созидательным трудом, а морские — пиратскими грабежами и международным разбоем. В связи с этим следует обязательно вспомнить еще одно имя — П. Н. Савицкого, автора геополитической концепции евразийства. Он указывал, что российская цивилизация неразрывно соединяет в себе славянско-православное начало с тюрко-исламским, и эти начала куда ближе друг другу, нежели их связи как с нынешним «глобальным городом» постхристианского Запада, так и с «глобальной деревней» исламистской архаики Юга.

Противоречия между идеями Маккиндера и Хаусхофера своей концепцией Римленда разрешил американский геополитик Николас Спайкмен. Между англосаксонским миром и российским Хартлендом он выделил систему лимитрофов — подвижных промежуточных пространств, в которых и протекает геополитическая конкуренция Моря и Суши. В условиях гибридной войны наступление и отступление определяются не линиями фронта на театрах военных действий (ТВД), а происходящей фрагментацией и/или консолидацией лимитрофов с их переходом из-под одного под другой контроль.

Для ясности. В эпоху СССР лимитрофом-Римлендом на Европейском ТВД являлась Восточная и Юго-Восточная Европа, отделенная от Западной «железным занавесом». Здесь, кстати, и следует искать ответ на ту дилемму европейской двойственности, которую так и не смог разрешить Хаусхофер. Когда на смену единому государству пришло аморфное СНГ, так и не ставшее хотя бы конфедерацией, восточноевропейское лимитрофное предполье было утрачено и консолидировано Морем с помощью НАТО и Европейского союза в ходе их стратегического наступления. Римленд передвинулся на территорию СССР в результате фрагментации его периферии. И теперь он проходит по бывшим союзным республикам. И может ли быть более яркий пример этому, чем современная Украина? После 2014 года, после Крыма, в этой безрадостной для нас геополитической динамике обозначились предпосылки к встречному обнадеживающему тренду. С одной стороны, дальнейшее стратегическое наступление Запада предполагало перенос Римленда с формированием лимитрофов уже на российской территории. Для начала, вслед за Прибалтикой, еще и на Северный Кавказ; предложение отделить его в качестве «условия для интеграции в Европу» было привезено в Москву посетившим нашу страну в начале 2006 года правящим князем Монако Альбером II (Гримальди). В. Путин наотрез отказался, ответив через год мюнхенской речью. Возвращение Крыма и частичная фрагментация Украины в Донбассе — это пример геополитического контрнаступления России-Хартленда. Другим таким примером в 2008 году стало российское признание Абхазии и Южной Осетии, то есть «обратная» фрагментация грузинского лимитрофа.

Свою лепту, надо признать, уже внес и Зеленский; в рамках осмысления итогов выборов происходит пока еще сугубо ментальная, но набирающая инерцию фрагментация Галиции, которая осуществляется под рефрен усиливающихся разговоров о возврате к ЗУНР — Западно-Украинской народной республике столетней давности, непонятно, впрочем, в какой конфигурации. Лед, возможно, трогается и здесь.

В этом, собственно, и заключается суть и смысл геополитики постсоветского пространства и тех событий, что на нем происходят. В этом ряду находится и вовлечение российской и других постсоветских элит в глобализацию через вхождение в международные финансовые институты или участие в миротворческих миссиях под эгидой ООН (все эти институты и миссии двойного подчинения — ООН и западным концептуальным центрам, которые контролируют и саму ООН). А также в сомнительные проекты, вроде «устойчивого развития» и «борьбы с климатическими изменениями», которые наносят серьезный ущерб национальным интересам и обеспечивают Западу доступ к контролю над природными ресурсами. Сюда же можно отнести и «перетягивание каната» между Россией и Западом, с поддержкой последним «цветных революций», а также проекты интеграции постсоветских республик с НАТО и ЕС — «Партнерство ради мира», ГУАМ, «Восточное партнерство».

Именно поэтому, возвращаясь к самому началу, в единую логику можно уложить и пекинский разговор Путина с Лукашенко, в центре которого — это ясно — оказалась интеграционная тематика, зацепившая заодно и инициатора этого разговора — «елбасы» Назарбаева. И отставка Михаила Бабича — мавр сделал свое дело и имеет полное право уйти, оставив последователям тактику технической реализации стратегически решенного вопроса. И перспективы массового обмена паспортами между Россией и Украиной, которые на фоне очевидного провала бандеровцев на президентских выборах отнюдь не выглядят невероятными. Правда, что касается Украины, этот тренд на отрезвление от коричневого угара должен еще пройти контрольный тест предстоящими парламентскими выборами, на которые, это надо признать, националисты двинутся «свиньей», как в последний бой.

Если же говорить об общей картине, то в ее основе, на наш субъективный взгляд, находится растущее понимание как бесперспективности механической, «экономоцентричной» интеграционной модели, так и опасности упорства в этом заблуждении, чреватого окончательной узурпацией Западом, его концептуальными центрами, стратегической инициативы на постсоветском пространстве. И если эти центры привязывают свою подрывную инициативу к 2025 году, то сам Бог велел нам сыграть не только ассиметрично, но и на опережение. И запустить реализацию своего проекта таким образом, чтобы уже к 2021 году, к думским выборам, его контуры себя успели проявить в той мере, в какой это будет необходимо для будущей легитимации интеграционных инноваций с международно-правовой точки зрения. Если «комар» в этом «не подточит носа», то могут сложиться не только необходимые, но и достаточные на первое время условия такой игры, при которой в российском фарватере окажется уже сам Запад. Со всеми его многовековыми интригами против России, еще и толкающими, помимо всего прочего, в пропасть «конца Истории» все или большую часть человечества.