В марте — апреле 1935 года лорд-хранитель королевской печати Антони Иден посетил Париж, Берлин, Москву, Варшаву и Прагу. Поездка началась с Парижа, где союзники совещались на предмет того, что можно предпринять в свете действий Германии. Выяснилось, что дальше слов дело не пойдет. 24 марта Иден вылетел в Берлин. Маршрут проходил через Ипр и Бельгию, где ему приходилось сражаться с немцами в годы Первой мировой войны. Память о ней не покидала политика. 24−26 марта 1935 года Гитлер встречался с посетившими Берлин главой Форин-офис Джоном Саймоном [1] и Иденом. Совместное коммюнике зафиксировало «полную откровенность и дружественность» этих встреч. В частности, выяснилось, что Гитлер хочет заключить морской договор с Англией. В результате переговоров британская делегация уяснила и то, что Германия явно не хотела связывать себя обязательствами в отношении коллективной безопасности.

Пьер Лаваль по возвращении из Москвы в 1935 году

Беседы с Гитлером убедили британских представителей, что Германия будет активизироваться на австрийском направлении и не откажется от наращивания своих вооружений. При этом нацисты подчеркивали свое желание установить добрые отношения с Британией. Участвовавший в переговорах Риббентроп отметил:

«Визит проходил в атмосфере согласия, что видно по беседам, к которым я тоже был привлечен. Гитлер разъяснил британским государственным деятелям необходимость введения всеобщей воинской повинности. Он предпринял этот шаг, чтобы внести, наконец, ясность в данный вопрос. Как и прежде, он заявлял о своей готовности заключить с другими государствами соглашения об ограничении морских и воздушных вооружений. Кроме того, он подчеркивал свое искреннее желание прийти к широкому соглашению с Великобританией. Была достигнута договоренность, что участники встречи будут поддерживать между собой связи дипломатическим путем по вопросу установления взаимопонимания в области морских вооружений».

27 марта Иден отправился в Москву. Переговоры в советской столице, казалось, были более продуктивными. Литвинов заявил о том, что в ближайшее время Гитлер займет Рейнскую зону, стороны довольно откровенно обменялись мнениями о Германии и Японии. Иден мог быть уверен — Москва опасается курса, который выбрал Берлин, и не доверяет словам о приверженности Германии миру. Москва заявила об отсутствии намерений каким-либо образом вмешиваться во внутренние дела Британской империи, Иден — о важности строительства системы коллективной безопасности в Европе. Относительно последнего не могло быть сомнений о позиции Москвы. Литвинов заявил: «Советское правительство озабочено не просто своими границами, но миром в Европе».

Далее последовали встречи с Молотовым и Сталиным, который произвел сильнейшее впечатление на британского гостя. Советский лидер обратил внимание на разницу между 1913 и 1935 годами. Тогда был только один потенциальный агрессор — Германия, теперь их стало два — Германия и Япония. Остановить опасность войны, по его мнению, можно было только одним способом: Берлин должен понимать, что, в случае агрессии с его стороны, против Германии выступит вся Европа. В номере «Известий», в котором восхвалялись результаты переговоров, была опубликована статья заместителя наркома обороны Тухачевского. Он предупреждал:

«Германская военная промышленность практически вступила на путь всепрогрессирующей мобилизации. Возможная продукция мобилизованной германской промышленности общеизвестна. В один-два года она может вооружить армию, какая была у кайзера к концу империалистической войны».

Советская пресса дала исключительно высокую оценку визиту. Редакционная статья «Известий» от 1 июля констатировала отсутствие противоречий между интересами Великобритании и СССР. Она сообщала читателям:

«Англия заинтересована в первую очередь в региональном ЗАПАДНОМ пакте. СССР — в региональном ВОСТОЧНОМ пакте. Эти пакты ДОПОЛНЯЮТ друг друга, организуя мир в двух концах Европы (везде выделение источника — А.О.)». Целью политики советского правительства называлось «не изоляция и окружение кого-либо из государств, а создание гарантий равной безопасности для всех участников пакта, и что участие в пакте Германии и Польши приветствовалось бы как наилучшее решение вопроса».

Другое сообщение ТАСС подводило итоги всем встречам Идена с советским руководством, в ходе которых произошел «исчерпывающий и откровенный обмен мнениями». Сообщение подводило итоги обмена мнениями:

«В свете этих соображений как г. Иден, так и беседовавшие с ним т.т. Сталин, Молотов и Литвинов укрепились во мнении, что дружественное сотрудничество обеих стран в общем деле коллективной организации мира и безопасности представляет первостепенную важность для дальнейшей активизации международных усилий в этом направлении»

Британская пресса также дала весьма высокие оценки переговорам и их возможным последствиям для положения дел в Европе, но советская пресса явно с особым удовольствием отметила, что теплый отклик переговоры в Москве получили и в Праге.

Антони Иден на Тегеранской конференции стоит за спиной Черчилля

После Москвы представитель Лондона проследовал в Варшаву. «Правда» провожала его цитатами из французских газет, утверждавшими, что настало самое время для того, чтобы Варшава сделала выбор между политикой Гитлера и политикой блокирования с Францией, Англией и СССР. По дороге Иден отправил телеграмму на имя Литвинова, в которой он выразил уверенность, что возобновление личных контактов «окажет благотворное влияние на развитие дружественных отношений между нашими странами и на дело мира». В Варшаве Иден быстро убедился в том, что единства «всей Европы» не будет. Встреча с маршалом Пилсудским не была продуктивной. Он посоветовал Лондону не вмешиваться в дела Европы. Его министр иностранных дел полковник Бек был большим поклонником политики Гитлера в отношении евреев и коммунистов, идея союза с Германией его полностью устраивала. В январе 1935 года Липский провел ряд встреч с Гитлером и Герингом в Берлине. Те убеждали польского посла в общности интересов Польши и Германии в деле сотрудничества против СССР. Бек сделал вывод об особой заинтересованности в его стране. Это позволило ему сформулировать принцип политики баланса: «Ни на миллиметр ближе к Берлину, чем к Москве». Министр мечтал о «третьей Европе», в которую вошли бы Польша, Венгрия, Румыния, Югославия и Италия. Бек мечтал о лидерстве Польши в этой комбинации и о том, чтобы роль Франции в Европе унаследовала бы Италия Муссолини. Неприязнь к французам делала Бека проитальянским политиком.

Первые же переговоры с Беком убедили Идена, что того полностью устраивает ухудшение советско-германских отношений, но озабоченности советского руководства относительно планов Берлина Бек не разделял. Польшу к тому же, по его словам, полностью устраивали и её границы, и отношения с соседями. Министр разъяснил Идену, что Польша предпочитает проводить самостоятельную политику и сохранять свободу рук, опираясь на договоры о ненападении с Берлином и Москвой. Пилсудский и его окружение верили, что удельный вес Польши достаточно велик, чтобы своими действиями оказывать решающее значение на европейское равновесие. Им не нужен был уравнивающий Польшу с другими странами Восточный пакт.

Официальное сообщение о результатах переговоров констатировало, что «имевший место обмен мнениями информационного характера соответствовал своей цели». Собственно, к этой формуле и сводились результаты поездки британского политика в Польшу.

«В политических кругах результатам варшавских переговоров в общем дают отрицательную оценку, — гласило сообщение ТАСС. — Остается бесспорным, что по самому существенному вопросу — о Восточном пакте — Польша не изменила своей отрицательной позиции».

3 апреля Иден отправился в Прагу. Бек торжествовал. На приеме 9 апреля он часто и с удовольствием повторял, что пакт «надо считать похороненным». «Я вынес твердое убеждение, — докладывал советский полпред Я. Х. Давтян, — что Бек, «похоронив» Восточный пакт, не придает никакого значения и всяким его вариантам». Британский гость, по мнению полпреда, ясно понял, что его польские собеседники более всего хотят сохранить свободу рук в отношении Германии и СССР и поэтому не нуждаются в коллективной безопасности.

Геббельс на приеме у Пилсудского. Справа — Юзеф Бек. 1934

Иден тем временем завершил свою поездку в Прагу. Город ему очень понравился, как, впрочем, и местные политики. В беседах с Эдуардом Бенешем, министром иностранных дел республики, который в декабре того же года станет ее вторым президентом, Иден ознакомился со взглядами «Града» — то есть правительства ЧСР на положение в Европе. Бенеш заявил о поддержке Восточного пакта и высказался против попыток изоляции СССР, так как подобная политика рано или поздно приведет Москву к соглашению с Берлином за счет Запада. Насчет поляков и их гигантомании Бенеш не испытывал никаких иллюзий. Он напомнил своему гостю выступление польского представителя в Лиге Наций в 1925 году, заявившего, что Первая мировая война началась потому, что в 1914 году не было Польши. Иллюзий относительно Восточного пакта не было, а он, по позднейшему признанию Идена, мог бы предотвратить Мюнхен. «Коллективная безопасность, — отмечал британский историк, — должна была предотвратить войну в будущем. Эта доктрина никогда не функционировала эффективно».

Поскольку эта комбинация была явно невозможной, Москва активизировала попытки заключения трехстороннего соглашения между Францией, Чехословакией и Советским Союзом. Успехи первых пятилеток позволили начать масштабную модернизацию и перевооружение Красной армии, что явно повышало привлекательность СССР в качестве военно-политического партнера. Нельзя сбрасывать со счетов и рост влияния левых сил во Франции, выступавших за союз с Москвой. Опасения вызывало и явное усиление фашистских государств. Тем не менее единства в правительстве Третьей республики не было. Её МИД предпочитал избегать жестких внешнеполитических схем, тем паче, что восточные клиенты Франции с неприязнью относились к перспективе франко-советского сотрудничества. 4 января 1935 г. премьер-министр Франции Пьер Фланден, обсуждая с советским полпредом отказ Варшавы от французского предложения примкнуть к «Восточному пакту», отметил: «Польша явно укрывается за Германией, полякам придется раскаиваться, что они избрали такого партнера». В любом случае, Польша, сотрудничающая с Германией, делала систему коллективной безопасности в Восточной Европе невозможной.

Лаваль был категорически против схемы, предлагаемой советской дипломатией, предпочитая дополнить имеющийся франко-чехословацкий договор двумя отдельными договорами между Францией и СССР и между СССР и ЧСР. Разногласия вызывал и механизм оказания помощи союзников. Москва предлагала самый простой — автоматическое введение в силу в случае опасности. Лаваль предлагал сложную процедуру проведения обсуждения уровня опасности через Лигу Наций. 2 мая 1935 года в Париже был заключен советско-французский договор о взаимопомощи. Падение уверенности в ценности союза с Польшей и рост вооружений Германии увеличивали и заинтересованность французов в этом соглашении. Активными его сторонниками были военные.

Юзеф Бек, Игнаций Могицки и Пьер Лаваль. Варшава, май 1935 года

Реакция даже на опубликованный проект этого соглашения в Варшаве была крайне негативной. Польские газеты выражали недоумение — как Франция пошла на такое, не информировав предварительно своего польского союзника? Подписание же договора попросту вызвало шок. Польские политики до последнего надеялись, что переговоры будут сорваны, и поначалу не знали, как отреагировать на новость о советско-французском соглашении. Центральная советская и партийная печать немедленно отреагировала на него публикациями. Было объявлено о приезде Лаваля в Москву в ближайшее время. Между тем новый глава МИД Франции не был настроен на сотрудничество с СССР. Перед поездкой министр заявил своим подчиненным:

«Не мешает, чтобы по возвращении из Москвы я мог бы сказать здесь, на заседании Совета министров и в парламенте, что я лишил франко-советский пакт его существа и что французская армия не имеет никакой связи с Красной армией!»

Текст договора также был немедленно опубликован. Центральной частью этого документа была статья 2:

«В случае, если, в условиях, предусмотренных в статье 15, параграф 7, статута Лиги Наций, СССР или Франция явились бы, несмотря на искренние мирные намерения обеих стран, предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, Франция и взаимно СССР окажут друг другу немедленно помощь и поддержку».

Очевидно, что размеры и обязательства помощи и поддержки не конкретизировались, а сам ввод в действие союзных обязательств был ограничен географически Европой и сложными, не конкретными условиями. Париж не хотел вмешательства в возможное советско-японское столкновение. Поэтому действие советско-французского пакта распространялось исключительно на Европу. И тем не менее — это было признание. «В наше время, — сказал Сталин в докладе XVII съезду партии, — со слабыми не принято считаться, — считаются только с сильными».

[1] лидер Национал-либеральной партии, министр иностранных дел в правительстве Рамсея Макдональда (1931−1935), министр внутренних дел в правительстве Стенли Болдуина (1935−1937), канцлер казначейства в правительстве Невила Чемберлена (1937−1940)