Почему Пушкин сочувствовал янычарам

Когда в начале января Первый канал начинал показ российско-турецкого сериала «Султан моего сердца», известное турецкое издание Hürriyet поведало непростую историю этого проекта. Оказывается, в июне прошлого года сериал уже транслировался на турецком телеканале Star, но после показа шести серий «в связи с отсутствием достаточного количества просмотров» был удален из сетки вещания. В России же, как утверждает Hürriyet, «рейтинги просмотра достигли чуть ли 30%» и даже «Великолепный век» не вышел на такой уровень».

В связи с этим египетское издание NoonPost отмечает, что «определенные сюжеты турецких исторических сериалов полностью поддерживаются действующим правительством и другими оппозиционными партиями через предоставление необходимых средства для создания тех сюжетов, которые могли бы представить их интерес и донести до общества «посыл» о сходстве событий сериала с конфликтами, которые переживает в настоящее время Турция». Такое кинопроизводство набирает силу. Даже несмотря на то, «сценаристов обвиняют в том, что факты у них сфальсифицированы, что исторические реалии переданы недостаточно точно и правильно». Масла в огонь подлил комментарий президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, который выразил свой гнев: «У нас нет таких предков, как те, кого показывают в сериалах». Большая доля справедливости в подобных суждениях есть. Действительно, сюжет сериала «Султан моего сердца» является вымышленным, никакой Анны (в исполнении русской актрисы Александры Никифоровой) в жизни реального султана Османской империи Махмуда II (в исполнении турецкого актера Али Эрсана Дуру) не было.

Но прямо или косвенно «Султан моего сердца» повествует о важных и немного подзабытых сегодня сюжетах, затрагивающих историю Османской и Российской империй. Османский султан Махмуд II правил империей с 1808 по 1839 годы. Он был младшим сыном султана Абдул-Хамида I. А его матерью — седьмая жена султана, то ли черкешенка, то ли грузинка по происхождению. Махмуд II вошел в историю как реформатор, взявший курс на модернизацию европейского типа практически во всех сферах общественно-политической и экономической жизни империи. Его можно считать первым султаном, который по-настоящему стал осознавать слабость своей страны. Тогда Стамбул сталкивался с серьезными вызовами: война с саудитами, которые провозгласили создание первого саудовского государства — Дирийского эмирата и запретили подданным османского султана посещать священные города Мекку и Медину, стремление выйти из подчинения египетского паши Мухаммеда Али, две тяжелые войны с Россией (1806−1812 годы), Бухарестский договор 1812 года (отнимал у турок зависимые территории Бессарабию и Молдавию), борьба греков за независимость и так далее.

В Европе открыто заговорили об Османской империи как о «больном человеке», предсказывали ее неминуемый развал. Так что реформы назревали. Махмуд II начал вводить в обиход европейскую одежду, предметы мебели и обстановки, молодежь отправлялась за рубеж ради получения западного образования, появлялись профессиональные военные и общеобразовательные учебные заведения, создавалась индустрия книгопечатания, шла реформа госуправления, формировалось с заимствованиями из Европы законодательство. За преобразованиями внимательно следили в России, часто сравнивая политику европеизации Османской империи с политикой Петра I в России. Но самый повышенный интерес в Санкт-Петербурге к Стамбулу определился тогда, когда Махмуд II в июне 1826 года подавил восстание янычаров и упразднил этот корпус. Российская империя, сама пережившая в декабре 1825 года восстание декабристов, внимательно следила за ходом событий, о чем свидетельствуют многочисленные материалы российской периодики того времени.

Так появляется один острый сюжет. В 1827 году Россия вступает в коалицию с Англией и Францией для поддержки греков, восставших против турецкого владычества. Коалиция послала к берегам Греции союзную эскадру, которая уничтожила османский флот в Наваринской бухте. После этого Махмуд II призвал к «священной войне» против России. Турция закрыла проливы для русских судов и расторгла Аккерманскую конвенцию (1826 год), регулирующую русско-турецкие отношения. В ответ 14 апреля 1828 года император Николай I объявил войну Турции. Она велась на двух театрах военных действий — Балканском и Кавказском. Летом 1829 года должен был начаться Эрзрумский поход. В стратегический план главнокомандующего отдельным кавказским корпусом Ивана Паскевича входило завоевание черноморских портов Трапезунда и Самсуна. Именно в это время на Кавказском фронте оказывается Александр Пушкин, который позже в своем «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года» привел знаменитое стихотворение, якобы начало сатирической поэмы, сочиненной янычаром Амином-Оглу:

Стамбул гяуры нынче славят, / А завтра кованой пятой, / Как змия спящего, раздавят, / И прочь пойдут — и так оставят, / Стамбул заснул перед бедой. / Стамбул отрекся от пророка; / В нем правду древнего Востока / Лукавый Запад омрачил…

Пушкинисты называют эти стихи «странными». До нас они дошли в двух вариантах. Первый, более длинный, был написан в 1830 году в Болдино, остался незаконченным, при жизни Пушкина не публиковался. Странность в том, что строки проникнуты симпатиями к янычарам, которые в Европе воспринимались одним из важных символов отсталости Османской империи. В чем же дело? 30 июня 1829 года Николай I отправил депешу Паскевичу: остановить войска «в связи с международными трудностями». «Я предполагаю, — писал царь, — что Трапезонт не уйдет из рук ваших». От Арзрума до побережья Черного моря оставалось всего 200 верст — три дня военного перехода. Султан запросил мира, который был подписан 2 сентября 1829 года в Адрианополе. Россия выставила требования, признанные умеренными. Санкт-Петербург закреплял за собой устье Дуная и восточное побережье Черного моря. Княжества Молдавия и Валахия (нынешняя Румыния), а также Сербия получали автономию, гарантом которой становилась Россия. Широкую автономию получала Греция. К России переходила большая часть восточного побережья Черного моря, включая города Анапа, Суджук-кале, Сухум, и дельта Дуная. Османская империя признавала российское верховенство над Грузией и частями современной Армении.

Что же касается беглых янычаров, то с Кавказского фронта поступали донесения об их тесном сотрудничестве с российским командованием, вплоть до того, что будто бы «они сдали русским Арзрум». В таком контексте аллюзии на расправу над янычарами стали приобретать иной смысл, их недовольство нововведениями султана находило определенное понимание у русского командования. Не случайно Виссарион Белинский, говоря о стихотворение «Стамбул гяуры нынче славят», отмечал, что оно «как будто написано (авторство Пушкина при этом не ставилось под сомнение, — С.Т.) турком нашего времени». Говоря иначе, мы видим типичную проекцию политических реалий того времени на поэзию. Поражение в войне с Россией не только побудило Махмуда II продолжать и углублять реформы, но и способствовало в начале 1830-х годов русско-турецкому сближению. «Нынешние перемены в Османской империи, — отмечал один из российских публицистов того времени, — не могли бы быть выполнены, если б она не опиралась на великодушную помощь Севера, то есть Российской империи». В противном случае «Стамбул, как змия спящего, раздавят».

Дело дошло даже до того, что Николаю I докладывали на высоком уровне: Махмуд II якобы «склонен к принятию, в случае крайности, христианской веры». Сближение Стамбула и Санкт-Петербурга осуществлялось на основе консервативной политики и дистанцирования от Европы. И янычар в России быстро перестали воспринимать в качестве угрозы, им стали создавать идеализированный образ благородного «восточного рыцаря». По решению Паскевича, взятые в плен в бою на подступах к Арзруму жители города были отпущены домой. Среди таковых оказался бывший начальник янычаров, Мамиш-Ага, который вызвался быть русским агентом. Кстати, именно он предупредил направлявшегося в Арзрум на переговоры генерал-майора Бековича-Черкасского об угрожающей ему опасности, за что удостоился «золотой медали на шею». Во второй половине 1832 года и в течение первых месяцев 1833 годов, пишет историк Евгений Тарле, «непокорный вассал Махмуда II Мехмет-Али, паша Египта, продолжал и продолжал успешную борьбу против султана, находя поддержку у Франции и только сочувствие у Англии».

Султан обратился к Николаю I, и тот ему помог. 8 февраля 1833 года русская эскадра под начальством контр-адмирала Лазарева подошла к Золотому Рогу и высадила на берег Босфора два пехотных полка, казачью конницу и несколько артиллерийских батарей. Вскоре в местечке Ункиар-Искелесси был подписан новый русско-турецкий договор, который обязывал Россию и Турцию оказывать друг другу помощь всеми сухопутными и морскими силами в случае войны с третьей державой. Увы, об этом в телесериале «Султан моего сердца» не сказано ни слова.