Особенности атомного регулирования США

Основная цель Парижского соглашения по климату, подписанного руководителями практически всех государств планеты, заключается в необходимости добиться того, чтобы повышение глобальной температуры к 2050 году сократилось до полутора градусов. Конечно, можно спорить о целесообразности этого документа, ведь далеко не весь научный мир согласен с тем, что вклад человеческой деятельности в глобальное потепление имеет решающее значение, да и с доказательствами самого факта глобального потепления далеко не все однозначно. Но энергетики предпочитают эти споры оставить политикам и климатологам, считая более важным для себя то, что Парижское соглашение подписано руководителями государств, а потому задачи, которые предстоит решать, перешли в практическую плоскость. Задача, поставленная перед энергетическим сектором, имеет вполне инженерный характер: нужно изменить топливный баланс мировой энергетики в пользу безуглеродной генерации, добиться сокращения доли тепловой энергетики.

Хочешь сохранить климат — сократи углерод

Безуглеродная энергетика — это ГЭС, энергетика солнечная и ветровая и энергетика атомная. Европейские государства в последние годы делают упор на ВИЭ-энергетику, но уже очевидно, что за счет ВИЭ невозможно обеспечить устойчивое развитие не только промышленности самой Европы, но и проблем, стоящих перед развивающимися странами. Около миллиарда человек на планете не имеют доступа к электроэнергии, рост экономики, повышение уровня жизни невозможны без роста энергетики, без увеличения базовой генерации. Солнечная и ветровая энергетика имеют «ахиллесову пяту» — эти источники генерации не поддаются диспетчеризации, такие электростанции работают прерывисто, в зависимости от капризов погоды. Базовую, не зависящую от погоды и времени суток безуглеродную генерацию могут обеспечить только ГЭС и АЭС. Однако строительство ГЭС требует не только строительства плотин, но еще и согласия жителей страны на то, что часть их территории уйдет под воду, с чем согласны далеко не все. Простая цепочка рассуждений приводит к совершенно логичному выводу: обеспечить рост энергообеспеченности при одновременном соблюдении требований Парижского соглашения без активного развития атомной энергетики просто невозможно. Тот рост радиофобии, который так характерен для некоторых европейских стран, — отдельная тема для разговора, серьезного и обстоятельного. На наш взгляд, процентов 90 этих страхов связаны с элементарным незнанием того, какого уровня безопасности достигла атомная энергетика в наше время, того, насколько тщательно учтены все ошибки и недоработки, которые приводили к крупнейшим авариям и к менее масштабным инцидентам. Но эта тема настолько обширна, что ей нужно посвятить не одну статью, а сейчас попробуем рассмотреть «инженерные» проблемы, препятствующие началу активного строительства новых атомных энергетических блоков.

АЭС — всему голова

В настоящее время собственные АЭС есть у 34 государств, по свежим данным МАГАТЭ, в мире работает 454 атомных энергетических блока, статус строящихся имеют 54 энергоблока. Всемирная ядерная ассоциация, объединяющая ведущие атомные компании, брала эти данные в качестве базы для определения алгоритма действий, которые позволят выполнить основную задачу. Задача была сформулирована следующим образом: не выходя за рамки, налагаемые Парижским соглашением по климату, обеспечить устойчивость развития энергетики с тем, чтобы сделать ее доступной и качественной для всей мировой экономики и для населения развивающихся стран. Задачка очень непростая, но решение она имеет вполне инженерное. Для исключения антропогенного вклада в изменение климата необходимо, чтобы в топливном балансе мировой энергетики доля безуглеродной энергетики выросла до 50%, из которых половина должна приходиться на атомную генерацию, вторая половина — на ГЭС, геотермальные станции и на ВИЭ-энергетику. Для того чтобы обеспечить доступность электроэнергии, с учетом того, сколько атомных энергетических блоков до 2050 года предстоит вывести из эксплуатации, к этому же сроку необходимо построить новые энергоблоки общей установленной мощностью в 1000 ГВт.

В этом и заключаются основные положения программы «Гармония», разработанной Всемирной ядерной ассоциацией. У «Гармонии» имеется и календарный график — для того чтобы к 2050 году построить такое количество новых АЭС, начиная с 2030 года необходимо ежегодно вводить в строй 31 ГВт новых мощностей. 55 блоков со статусом «строящиеся» на этом фоне — очень мало, и даже законтрактованные Росатомом 36 новых блоков, что является рекордной отметкой для мировой атомной энергетики, погоды не изменят, причем в самом буквальном смысле. Строительство новых АЭС нужно ускорять, при этом ни на секунду не забывая о парадигме безопасности, о необходимости самым тщательным образом учитывать все постфукусимские требования к системам безопасности. Возможно ли «разогнать» строительство до темпов, предложенных в программе «Гармония», с чисто технической стороны? В далеком 1984 году в мире было введено в строй атомных энергетических блоков общей мощностью 34 ГВт, так что никакой «ненаучной фантастики» в программе нет. Нужно «всего лишь» добиться того, чтобы для мировых атомных компаний на первое место вышла необходимость кооперации, разумного объединения усилий, а привычная, «родная» для нас конкуренция стала менее значимым фактором — при всей ее важности и необходимости.

Американский подход к ядерной безопасности

Каким способом, за счет чего можно добиться ускорения темпов строительства новых атомных энергоблоков, но при этом не допускать снижения уровня безопасности? Алгоритм был сформулирован в середине 70-х годов в США, которые тогда были безусловным мировым лидером атомной энергетики. В 1974 году в этой стране вступил в действие «Закон о реорганизации энергетики», в соответствии с ним Комиссию по атомной энергетике разделили на две части — Управление энергетических исследований и разработок и на Комиссию по ядерному регулированию (далее — КЯР), она же NRC, Nuclear Regulatory Comission. Принцип простой — Управление занимается развитием атомной энергетики, Комиссия, которая организационно от Управления совершенно независима, самым тщательным и беспристрастным образом контролирует, чтобы при этом развитии никто не нарушал выработанные критерии безопасности. Управление в 1977 году выросло до уровня Departament of Energy, или просто DoE. Его функции во многом схожи с функциями нашего министерства энергетики, но приумножены за счет возможности самостоятельно вести НИОКР, научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР), финансируемые из государственного бюджета. А чем занималась и занимается NRC?

Воображаемый монолог председателя этой комиссии мог бы звучать приблизительно так: «Уважаемые ученые, конструкторы и инженеры, мы вас очень любим и вот просто восхищаемся вот этим всем, что из ваших голов выскакивает. Реакторы кипящие, водно-водяные, работающие на жидких металлах и быстрых нейтронах, на газах при бешеных температурах, на тепловых нейтронах, реакторы мощностью 2 ГВт и 50 МВт — ну вот просто восторг и восхищение. Но любой ваш новый проект мы в нашей Комиссии проверим до последнего болтика-гаечки, пересчитаем все нейтроны с протонами при помощи компьютерного моделирования, перепроверим на испытательных стендах, и только убедившись, что радиация никого не покусает, а ваши реакторы с насосами не разлетятся на куски в случае ЧП, дадим вам право начать хоть что-то строить. И как только вы возьметесь за лопату, чтобы начать рыть котлован под фундамент, у вас за спиной появится наш инспектор, который вот этой лопатой и будет лупить вас по головам, если вы на миллиметр отойдете от инструкций. Только убедившись, что стройка и монтаж оборудования прошли по всем правилам, мы дадим вам право нажать кнопку «Пуск», но и после этого вы от нас никуда не денетесь. Пока будут работать ваши замечательные железяки, наши инспекторы будут все там же — за вашими спинами, чтобы видеть, куда пальчики шаловливые тянутся. И даже после того как будут окончательно остановлены все механизмы, мы не отойдем в сторону, а будем контролировать, как и куда вы прячете все ставшие радиоактивными элементы оборудования и конструкции, насколько все надежно будет укрыто. Нравится вам такая перспектива или нет — это ваши проблемы, других условий работы у вас не будет».

Атомные регуляторы — вне политики

Нам в этой статье нет никакого дела до того, как выглядят международные политические отношения, до того, у кого какое мнение о США и их месте в нашем лучшем из миров. В 70-е годы именно американцы выработали универсальный подход к развитию атомной энергетики — вот это важно. Весь последующий опыт показал, что от этого принципа нельзя отходить, в любой стране должны быть те, кто разрабатывает новые подходы, новые технологии, и те, кто контролирует каждый их шаг с точки зрения парадигмы безопасности. Не было такого жесткого разделения на контролеров и вендоров в середине 80-х в СССР — и последствия Чернобыльской катастрофы пришлось преодолевать более десяти лет. Не было такого жесткого разделения контролеров и вендоров в начале века в Японии — и последствия катастрофы на АЭС «Фукусима-1» стали трагедией для этой страны и огромным тормозящим фактором для всего мирового атомного проекта. Когда специалисты Всемирной ядерной ассоциации говорят о парадигме безопасности, они имеют в виду именно это: ни при каких обстоятельствах строительство новых атомных энергетических блоков не должны идти там, где нет государственного регулятора, органа контроля и надзора, способного на корню пресечь любые недочеты и ошибки, ведущие к нарушению заданных параметров безопасности. Появляется у очередной страны-новичка желание войти в «атомный клуб» — значит, первым шагом на этом пути должно стать формирование государственного регулятора. И самый острый вопрос — это, безусловно, люди, профессионалы, которым предстоит работать в составе регулятора. Они обязаны знать все: про то, как, на каких технологических и технических принципах работает все оборудование АЭС, где те «узкие места», которые требуют самого тщательного подхода, какие именно факторы могут привести к нарушениям безопасности. Инспекторы регуляторов должны иметь квалификацию, которая позволит им оценить новые предложения от компаний-разработчиков с точки зрения безопасности. Огромный объем знаний в комплекте с умением применять их при лицензировании новых проектов — это очень высокие требования, но ведь и уровень ответственности высотой с Эверест.

Поспешайте медленно. Но поспешайте!

Как у любой медали, две стороны есть и у любого регулятора. С одной стороны — без них ни о каком развитии атомной энергетики и думать не приходится. С другой стороны — время, которое регуляторы тратят на рассмотрение и лицензирование новых проектов. Случаев, когда процесс лицензирования проектов АЭС длится годами, в последнее время становится настолько много, что этот вопрос стал важным фактором для компаний-вендоров и их заказчиков. По каким причинам регуляторы так «тормозят» и как с этим бороться — вот вопросы, на которые придется найти ответы для реализации программы «Гармония». На прошедшей в рамках Российской энергетической недели —2018 «атомной сессии» этот вопрос поднимали министр внешнеэкономического развития Венгрии Петер Сийярто и руководитель финской компании Fortum Пекка Лундмарк, о необходимости стандартизации требований по безопасности говорил представитель МАГАТЭ.

Давайте и мы попробуем разобраться, по каким причинам рассмотрение регуляторами новых проектов АЭС занимает столько времени, почему от подачи заявки на строительство до момента выдачи лицензий уходят годы. Поняв, как выстроена работа регуляторов в ведущих странах, мы сможем увидеть, какие проблемы — общие, а какие — сугубо индивидуальные. Тогда станет ясно, что нужно делать, чтобы проблемы не «тиражировались» при выстраивании работы регуляторов в странах-новичках. Задержки, вызванные действиями регуляторов, имеют большое значение не только для программы «Гармония», но и для того чтобы атомная энергетика стала привлекательнее для потенциальных заказчиков и инвесторов. Одно дело — заниматься проектом, который можно реализовать за 5−6 лет, совсем другое — таким, который займет 10−15. Строительство атомных энергетических блоков, при котором необходимо соблюдать все требования по безопасности, само по себе дело не быстрое, но если столько же, если не больше, времени приходится тратить на получение разрешений и лицензий — это, согласитесь, становится малопривлекательно.

Три «секрета» медлительности Комиссии по ядерному регулированию

Начнем мы эту своеобразную «экскурсию» с США как с «законодателя моды системы регулирования». На территории этой страны строятся два атомных энергетических блока по технологии АР-1000, разработанной компанией Westinghouse. Напомним несколько дат, чтобы была понятна имеющаяся картина. Заявку на получение сертификата для своего проекта Westinghouse в КЯР впервые подала в 2002 году. Внести в проект все изменения, которые потребовали регуляторы, разработчикам удалось к лету 2011 года, голосование по выдаче сертификата в КЯР прошло в декабре того же месяца. Компания Toshiba получила у КЯР сертификат на свой проект ABWR-1350 в 1997 году, в сентябре 2007 отправила заявку на получение комбинированной лицензии (на строительство и эксплуатацию), лицензия была получена 11 февраля 2016 года. Компания Exelon 3 сентября 2008 года подала в КЯР заявку на получение комбинированной лицензии на строительство АЭС по проекту ESBWR, разработанному консорциумом GE/Hitachi, лицензия была получена 14 июля 2014 года. Итого — от шести до девяти лет на лицензирование нового проекта, для сравнения — на третий по счету энергоблок на китайской АЭС «Тяньвань» Росатом потратил 4 года и 8 месяцев. Трудно спорить с тем, что говорили венгерский министр и руководитель финского государственного энергетического концерна: государственные регуляторы требуют на процесс лицензирования столько же времени, сколько его нужно для строительства АЭС, а порой даже больше.

«Фукусима» — это раз

По каким же причинам Штаты, некогда лидер атомного проекта, оказались вот в такой ситуации? КЯР, которая является пионером регуляторного процесса, тратит вот такое время на то, чтобы адаптировать новые проекты под все требования безопасности. Один из «секретов» лежит просто на поверхности — все заявки на лицензирование новых проектов были поданы до катастрофы на АЭС «Фукусима». После этого события МАГАТЭ потребовало от всех стран перепроверить состояние атомных энергоблоков, затем какое-то время потребовалось на то, чтобы учесть все уроки японской трагедии: что стало причиной аварии, какие меры требуются для того, чтобы такие причины не возникли нигде и никогда. После того как произошли взрывы и пожары — какими были последствия, достаточно ли было мер, предпринятых Японией для того, чтобы с ними своевременно справиться, чего именно не хватало на площадках АЭС, чтобы борьба с последствиями аварии началась в максимально сжатые сроки? Необходимо учесть всё и сделать это составной частью новых требований по безопасности. А теперь умножим все эти усилия на два, если не на три, поскольку проекты всех реакторов, работавших в составе АЭС «Фукусима-1», были разработаны американской General Electric, все они были сертифицированы КЯР. Мало того — реакторы «фукусимского» типа широко представлены на территории США, эксплуатируются давно и продолжают работать в настоящее время. Нагрузку, которая выпала в постфукусимские годы на КЯР, можно описать только одним прилагательным — «колоссальная». Но и это не все — именно США и КЯР взяли на себя заботу о том, чтобы привести в надлежащее состояние систему государственного регулирования атомной отрасли в Японии. Так что пару лет из процесса лицензирования новых проектов КЯР потеряла по причинам, которые от нее не зависели, но не разбираться с которыми она не имела никакого права.

Перерыв на пользу не пошел — это два

Но это только одна из причин неторопливости процесса лицензирования новых проектов со стороны КЯР. Вторая тоже понятна, если вспомнить, что в течение 30 с лишним лет, после крупнейшей аварии в истории атомного проекта США, в этой стране не строилось ни одного энергоблока — у КЯР элементарно не было возможности наработать компетенции для лицензирования новых проектов. Да, если кто-то думает, что все эти годы сотрудники КЯР бездельничали, то он очень сильно ошибается. Давайте-ка перечислим кое-какие факты. К середине 70-х годов прошлого века парк атомных энергетических блоков в Штатах состоял из 104 единиц — такой показатель пока не повторен ни одной страной в мире. Разумеется, все реакторы относятся к поколению II, поскольку других в те годы просто не существовало. Доля атомной генерации в энергетической системе США в середине 70-х составляла 20%. К нашему времени в Штатах окончательно остановлены 5 реакторов, все эти годы в Америке строили новые угольные и газовые электростанции, появились и размножаются электростанции на ветре и солнце. Доля атомной генерации в энергетической системе США составляет… все те же 20%. Повторимся — мы не занимаемся восхвалением США как государства, мы просто стараемся объективно оценивать их успехи и неудачи в атомной энергетике, потому просто констатируем факт: американские атомные энергетики добились просто феноменального результата. За минувшее время КИУМ, коэффициент использования установленной мощности (если оборудование электростанции работает 24 часа в сутки 365 дней в году, КИУМ равен 100%, любой простой уменьшает это значение) вот тех самых реакторов поколения был увеличен с 50−60% до 92%, КПД вырос на 3−5%.Для всех блоков были разработаны и реализованы проекты увеличения мощности — от 5 до 15%. Итог: количество блоков стало немного меньше, ни одного нового не построено, а объем генерации рос, рос и рос. Под каждым таким проектом «спрятана» большая работа сотрудников КЯР — напомним, что после 1979 года, когда произошла авария на АЭС «Три-МайлАйлэнд», в Штатах не произошло ни одного серьезного ядерного инцидента. Да, конечно, мы хорошо знаем, что Штаты не могут освоить технологии обогащения урана при помощи газовых центрифуг, не решается проблема с централизованным геологическим захоронением отработанного ядерного топлива и высокоактивных отходов, не удалось построить завод по переработке плутония и производству МОКС-топлива. Но попыток реализовать хоть что-то было предпринято немало — и снова ни одного значительного ядерного или радиационного инцидента, то есть и в этом случае мы просто «не видим» работу КЯР, которая и стала обеспечением такого уровня безопасности.

Одним словом, КЯР обвинить в сибаритстве и безделье не получается, вот только вся их работа была связана с чем угодно, только не с лицензированием новых проектов реакторов и энергоблоков. Среди 3700 его технических сотрудников не было тех, кого бы целенаправленно готовили к такой деятельности — ну не было вот такой необходимости, и КЯР за это никакой вины не несет. Не работают разработчики новых проектов — не работает в этом направлении и регулятор. Перестроиться, набрать в штат новых специалистов — все это требует усилий и времени, выйти из такой ситуации сухим, с медалью на шее «От благодарных за оперативность лицензиатов» было невозможно.

Приватизация атомной энергетики — это три

Есть и третья причина, которая обусловлена тем, что атомная энергетика в США находится в руках частных компаний, — приватизирована она, если коротко. Единой государственной программы развития атомной энергетики в этой стране не возникло, да и возникнуть не могло. В 2007 году Буш-младший объявил о начале «атомного ренессанса», заявив о готовности его правительства выдать государственные гарантии компаниям, которые готовы строить новые АЭС. Красиво? Угу. Только вот есть подозрение, что в КЯР в день вот этого заявления был объявлен траур.

Давайте сравним с тем, что происходит в России. Ростехнадзор, как и вся страна, точно знает, что Росатом разрабатывает проект реактора на быстрых нейтронах БН-1200, что идет строительство реакторов ВВЭР-1200, что разрабатывается усовершенствованный проект ПАТЭС, плавучей атомной тепловой электростанции. Предупрежден — значит, вооружен. Уже сейчас Ростехнадзор отлично понимает, какие именно новые специалисты ему потребуются в ближайшие годы, какую подготовку должны пройти имеющиеся в его штате специалисты. Больше того — при недостаточности информации, знаний Ростехнадзор отлично понимает, куда за ними обратиться, а Росатом готов очень чутко реагировать на любые его запросы подобного рода. «А расскажите-ка нам, в каком КБ работают над проектом БН-1200 и что в этом проекте уже «устаканилось» и не будет меняться в дальнейшем? Да-да, чертежи и описание тоже пришлите» — и чертежи пришлют аккуратной папочке, и возражать не будут: чем больше знаний у Ростехнадзора уже сейчас, тем меньше вопросов будет, когда начнется сертифицирование и лицензирование проекта. «Где реактор собираетесь строить через 3−4 года? Ага, прекрасно, пригоните сюда сейсмограммы и данные по грунтам». Площадку тоже придется лицензировать, так что чем раньше и подробнее о ее особенностях станет известно Ростехнадзору — тем лучше. Заранее известно, какие проекты на столах у разработчиков, более-менее понятно, где намечается строительство, заранее просчитывается и фронт работ.

В Штатах картина была максимально далека от этой идиллии. За год после объявления Буша-младшего в КЯР были поданы заявки на получение комбинированных лицензий (одновременное лицензирование и проекта, и будущей площадки строительства) на пять проектов энергоблоков. Еще через год этих заявок было 10, дальше счетчик работал, как в такси. Разные проекты от разных компаний на разные площадки шли потоком, в 2018 году заявок на лицензирование набралось 18 штук на 32 блока, при этом технологий, которые предполагали использовать заявители, было куда как больше одной. АР-1000 от Westinghouse, US EPR — измененный «под США» французский проект EPR-1600 от AREVA, ESBWR-1500 от альянса GE/Hitachi, ABWR-1350 от Toshiba, USAPWR-1700 от Mitsubishi. Ну, и так, по «мелочи» — четыре проекта АЭС малой мощности от четырех компаний. Никуда не исчезла и та нагрузка, которая у КЯР имелась и без этих новых проектов: в 2010 году КЯР рассматривала 11 заявок на увеличение мощности действующих блоков, в 2011 году владельцы АЭС намеревались подать еще 10, в 2012 — еще 15. Нужно было работать с очередной заявкой DoE на лицензирование проекта «Юкка Маунтин», следить-инспектировать попытки строительства завода по производству МОКС-топлива, еще не отказались от попыток раскрутить газовые центрифуги специалисты АОК (Американской обогатительной компании), но уже появились новые проекты сухих хранилищ ОЯТ. Вот это все — одновременно, да еще и под крики политиков, лоббировавших те или иные проекты новых АЭС: «Быстрее, клиент уходит, гипс снимают!» После 30 лет спокойной, размеренной, хирургически выверенной работы — вот это цунами. К чести профессионалов КЯР — они не запаниковали, несмотря на то, в каком виде приходили заявки. Как пример — официальное сообщение КЯР на их сайте в конце января 2008 года: «В письме, датированном 26 мая 2007 года и дополненном письмами от 26 октября 2007 года, 2 ноября 2007 года, 12 декабря 2007 года, 11 января 2008 года и 14 января 2008 года, компания Westinghouse Electric Company со штаб-квартирой в Питтсбург, штат Пенсильвания, представила дополнительный запрос в NRC на ревизию № 16 проекта AP-1000». Не очень понятно? 26 мая 2007 года Westinghouse отправила в КЯР шестнадцатый по счету запрос на лицензирование, КЯР готова была приступить к его рассмотрению, однако через полгода Westinghouse известила о внесении изменений, через две недели — об еще одной порции изменений, через месяц — про следующую, сразу после новогодних каникул — еще про одну. И это — творчество только одного лицензиата.

«Атомный ренессанс» по американски

На обработку каждой такой заявки КЯР выделяла специалистов, которым нужно было не только документацию анализировать, в офисе сидя, но еще и предполагаемые площадки изучать на местах. Не исключено, что КЯР смогла бы, тем не менее, выстроить алгоритмы предстоящей работы, как-то перераспределить свои ресурсы — если бы не март 2011 года и не катастрофа «Фукусимы-1». У аварии были и еще одни последствия: компании, подававшие заявки на лицензирование, друг за другом начали их отзывать. Вся работа, которая уже была проделана персоналом КЯР, оказывалась никому не нужной — тоже, знаете ли, не улучшает настроения. Каков итог на день сегодняшний? У американских компаний в настоящее время на руках восемь комбинированных лицензий на 14 атомных энергетических блоков. Это десять лицензированных блоков проекта АР-1000, по два на АЭС Leavy County, на АЭС V.C. Summer, на АЭС Vogtle, на АЭС Turkey Point и на АЭС William States Lee III. Лицензированы два блока проекта ESBWR-1500 для АЭС Fermi и North Anna и два блока проекта ABWR-1350 для АЭС South Texas. Строительство идет только на двух блоках АЭС V.C. Summer, все остальные комбинированные лицензии пока лежат без движения.

Выводы — впереди

Какие выводы можно сделать на основании всего того, что происходило и происходит в трудовой биографии американского атомного регулятора? Мы увидели проблемы, с которыми КЯР столкнулась не по собственной вине. Возникшая в атомном проекте пауза в строительстве новых блоков имела массу самых разных причин, но ни одна из них не была связана с деятельностью КЯР. Проблема, которая нарастала все эти годы, — отсутствие возможности наработать навыки, опыт, компетенции в лицензировании новых проектов. Авария на «Фукусиме-1» заставила разрабатывать новые требования по безопасности, и это коснулось всех регуляторов во всех странах, не только в США. И третья проблема — сугубо американская, проблема приватизированной атомной энергетики. Нет единой государственной политики ее развития — нет и возможности вести продуманную подготовку к предстоящему лицензированию заранее известных проектов, нет и возможности подготовиться к очередной частной инициативе. Частная инициатива — дело хорошее и нужное, но в атомной энергетике она может стать причиной перегруженности регулятора, что неизбежно приведет к потере времени.

А вот делать выводы о том, может ли быть полезен американский опыт для реализации программы «Гармония», в этот раз мы даже не будем пытаться — рано. Мы уверены, что стоит сначала изучить то, что происходило и происходит в области регулирования атомной энергетики в других странах, и только после этого пробовать анализировать, что можно предпринять для того, чтобы действительно стандартизировать требования по безопасности. Да, и еще один момент: чем больше мы будем знать о том, как именно работают атомные регуляторы, тем меньше будет поводов для возникновения радиофобии, настороженности к современным атомным энергетическим технологиям.