«Роуд-муви» по-ирански со специями

Только ленивый не говорит про то, что кино до сих пор сохраняет национальные особенности. Уж во всяком случае, иранское. Тут вам и цензура и политизация\исламизация, и особые образные ряды (нетипичные для европейцев), и особенности «актёрской школы». Конечно, мир уже давно глобализирован, а киномир постоянно состоит из «переливания крови», зачастую режиссеры восточных стран учатся заочно, а то и очно у европейских и американских братьев, выезжают на фестивали, но…

Всё-таки некоторые особенности можно заметить. В данном случае прежде всего мы видим малобюджетный фильм (по голливудским меркам), который начинается с почти десятиминутных монологов героев. Завязка в том, что молодая девушка якобы свела счёты с жизнью (поскольку журналистам нынче запрещено законом писать про орудия самоубийства, то стоит уточнить, что речь идёт не о бухгалтерских счётах, которые для этого использовались, а это просто такое выражение). Так вот, найденный телефон с «прощальным монологом» становится поводом для поездки… Собственно, это решение кино. Поиск пропавшей девушки, попытка понять, что это — «имитация» или «правда». Сама идея «роуд-муви» восходит чуть ли не к Одиссею и Гильгамешу, смысл в том, что герои (или герой) находятся в путешествии к какой-то цели, а по ходу этого путешествия они что-то узнают о себе и смысле жизни… Предположительно меняются. Этакое «путешествие героя».

Конечно, экзотика здесь не только в парандже и вычурных серебряных перстнях на мужских руках. Это можно найти и у нас. А вот внутреняя логика, манера себя вести, поэтика. Всё это отличается. Не говоря уже о том, что сама восточная культура иногда допускает странные жанры, вроде того как у друзов есть целый жанр литературы о воспоминаниях души, которая бродит по местам, где была раньше в предыдущих жизнях, и узнаёт пейзажи, людей, события, припоминает…

Тут такого экстрима нет. Вроде бы всё обходится жизнью этой, однако метафизика присутствует. И мысли о смерти. Старуха, которая сидит в могиле со светильником. Целая большая трагикомическая сценка по поводу бога и крайней плоти. Которая, уже отрезанная, хранится в мешочке с солью. Причём это не просто вымысел, а, вероятно, вполне себе возможная в тех краях история. Вообще юмор, при всей своей, казалось бы, межкультурной сущности, очень часто проявляет себя в нюансах конкретных народов. Достаточно почитать анекдоты и ругательства экзотической страны, чтобы представить себе, насколько она отличается от «понятных и правильных нас».

Культура страны задаёт многие правила игры. Например, даже сама изначальная драматическая ситуация в этом фильме, желание девушки «стать актрисой», разумеется, понятна в любой культуре. Но «стать актрисой» в исламской культуре — это куда как более драматичное желание. Стать актрисой в России довольно сложно? Возможно. Проще проституткой. Но что значит «стать актрисой» в Саудовской Аравии или даже том же Иране? Разве не интересно задуматься об этом? Фильм даёт такую возможность… Вечные семейные проблемы обретают местный колорит. «Поход в школу» превращается в трагикомедию. И тут стоить сказать, что ещё совсем недавно Тегеранские университеты блокировались, и вообще внутренние противоречия в иранском обществе живее всех живых… Разумеется, об этом нельзя «говорить прямо». Ибо получается дурная журналистика. В этом смысле фильмы стараются искать какие-то обходные пути. Деревня в горах становится метафорой общества вообще… Маленькие семейные драмы отражают драмы большие, национальные. В одном крупном плане можно увидеть «национальный характер». Кстати, крупных планов в фильме и правда достаточно много. И умение «делать лицо» в разных странах тоже отличается. Всегда интересно посмотреть на то, как люди выражают свои эмоции. Здесь, конечно, не «мексиканский сериал», но зачастую тоже ест вся палитра эмоций — от сдержанных мельчайших выражений чувств чуть заметных до грохота, топота и истерик. Это интересно. Особенно, когда некоторые актёры играют как бы «самих себя».

Как фильм сделан визуально? Бесконечные то берёзки, то пустыни, пыль, пыль, пыль, горы, от которых вполне может начать укачивать, ибо камера часто вполне себе ручная, автомобили, почти глинобитные дома, странная смесь «сотовых телефонов» и, казалось бы, средневекового уклада жизни. Культура Ирана оказывается крайне сложным явлением, и интересным. Здесь есть и ислам, и попытки «Европы» (в Тегеране, во всяком случае), и кажется даже следы доисламских традиций, сельского архаичного уклада… Сколько я ни встречался с иранцами (а мне приходилось пару раз: от журналистов до профессоров в университете), мне всегда это было крайне любопытно. Причём зачастую в каких-то мелочах это проявляется. Вроде странной нынешней повальной моды на пластические операции (на любопытных носах, которые допустимо показывать из-под покрывал на публике) или хотя бы имитации операции (sic!) наклеиванием бумажек и пластырей на нос… Разумеется, это только один яркий пример. Но он достаточно странный, чтобы задуматься об устройстве чужой культуры. Только самые наивные думают, что, постигая чужую культуру, мы не постигаем свою. На самом деле именно знакомство с тем, как у «других», даёт возможность подумать о том, как у «нас». Вряд ли лучше.

Иногда фильм кажется несколько вычурным в своих метафорах. Вроде необходимости переезжать через гору с двух сторон на автомобилях, предварительно бибикая сложным кодом… И уже не очень понятно, то ли это просто история про упрямство двух машин-баранов на горной тропе и ничего больше — обычная бытовуха, — то ли есть что-то большее, вплоть до метафоры столкновений «прогрессивных» и «реакционных» сил в иранском обществе. Такое любопытное ощущение возникает в фильме часто. Словно бы с нами чуть-чуть говорят многозначительными притчами в ответ на вопрос: «который час?» или «где у вас можно помыть руки?». Самые простые вещи внезапно обретают обьём и загадочность. Вероятно, это особенность восточного кино, до какой-то степени. Равно как и вообще тема «женщины» в Иране, очевидно, звучит чуть иначе, чем в России. Нельзя лишний раз не сказать тривиальную мысль, что «табу» и «цензура» в каком-то смысле идут на пользу в поисках киноязыка. Чтобы искать новый язык, хорошо бы с чем-то сталкиваться, через что-то пробиваться. Через какую-то гору.

Какие у меня лично возникают ощущения от того кино? Это скорее «скучно», чем «интересно», но всё-таки иногда любопытно, как создаются какие-то сцены или решения. Как правило, кинематографии стран, где кино не пошло совсем уж в коммерческую сторону, обладают каким-то своим внутренним строем, словно бы музыкальным ладом. Иранское кино, безусловно (как и корейское, китайское) кажется очередным бесконечным океаном для того, чтобы его смотреть и про него думать, если вам это интересно. Про это пишут целые книжки умные кинокритики. Этот фильм получил престижный приз за сценарий, а значит (во всяком случае, c точки зрения компетентного жюри), тут есть на что посмотреть. Это ведь не могло быть просто утешительным призом или политической конъюнктурой? Мне сценарные «повороты» и «изыски» как-то не слишком интересны. Куда интересней думать про это как про «антропологическое» кино. Про что оно? Что значит быть «матерью» и «женщиной-художником» (как личная свобода соотносится с правилами общества, в том числе религиозными, в котором живёшь), можно ли сострадать чужому ребёнку как своему… Например, про это. И про крайнюю плоть в мешочке с солью, и бога, и судьбу — тоже.