Энтеббе: Политическое насилие в Германии, Израиле и везде

Бразильский режиссер Жозе Падилья, любимые темы которого — героическая стрельба, самоотверженный спецназ, незаконные вооруженные формирования, интриги спецслужб и третий мир («Элитный отряд», «Нарко», ремейк «Робокопа»), снял воспитательный фильм о политическом насилии, сверяясь с новыми, рассекреченными в 2015-м данными израильской разведки об угоне немецкими и палестинскими боевиками самолета в Ливию, а потом в Уганду.

Основным требованием угонщиков было — выпустить из тюрем арабских («Народный фронт освобождения Палестины») и немецких («Фракция Красной Армии») заключенных.

Для пущего библейского символизма фильм разделен на семь дней.

Киногерилья

Счет фильмов о немецких «городских партизанах», как они сами себя называли, давно пошел на десятки. Это целый жанр. Вышло так потому, что этим опасным людям удалось в 1970-х поднять свою жизнь и смерть на уровень античной драмы, и теперь для европейской памяти они кто-то вроде героев Эсхила, разрываемых неразрешимыми вопросами. На пике их активности каждый четвертый молодой человек в Германии считал их лидера Баадера героем, а не преступником. Откуда эта аура?

Эпический пафос их общей судьбы до сих пор завораживает столь многих, потому что у «герильерос» не было очевидного и понятного мотива убивать и умирать. Почти все они были из вполне благополучных семей, учились в неплохих университетах, да, тусовались в левацких клубах, громко кричали на демонстрациях, читали «Маркса — Мао — Маркузе», но из этого ещё не следует вооруженного подполья, ограблений банков и демонстративной смерти в тюрьме. Их стиль соединял в себе дерзость тогдашних рок-звезд и юмор университетских гуманитариев с фанатизмом русских народовольцев. Как будто для них действительно было очевидно, что смерть («революционное самоубийство») в борьбе несравнимо лучше бессмысленной жизни при капитализме.

У нас есть «Баадер. Красный террор» (2002) с вызывающе недостоверной развязкой, где Баадера, по-ковбойски стреляющего в полицию с двух рук, расстреливают во время задержания. Намек на то, что в его тюремное самоубийство до сих пор мало кто верит. Есть «Комплекс Баадера — Майнхоф» (2008) по одноименной книге немецкого журналиста Стефана Ауста, в молодости близкого к радикалам, но впоследствии сделавшего карьеру и много лет бывшего редактором «Шпигеля». Есть документальный «Баадер. Враг государства» (2010) со свидетельствами очевидцев, жертв и участников.

Есть очень близкие по теме «Мюнхен» (2006) Спилберга и трёхсерийный «Карлос» (2010) Оливье Ассайаса. Там появляются оба немецких героя «Шаровой молнии» и ситуация с угоном самолета в Уганду и разделением заложников проговаривается.

Фолкер Шлендорф снял в 1999-м «Легенды Риты» —трогательный реквием вооруженному подполью, а его жена Маргарет фон Тротта отдала экстремистам должное ещё в «Свинцовых временах» (1981).

Из этих фильмов нам известен типаж — впечатлительные девочки из религиозных семей, разочарованные в религии, но не утратившие пафоса противостояния господствующему злу. Че Гевара заменил им Христа.

Было у них и собственное кино. Основательница вооруженной группы Гудрун Энслин снялась обнаженной в авангардном студенческом «Абонементе», а Ульрика Майнхоф до перехода на нелегальное положение снимала фильм «Сопротивление».

Из отечественных кинокритиков лучше всех разбирается в связях крайне левых с мировым кинематографом Михаил Трофименков, написавший об этом целую книгу — «Кинотеатр военных действий».

Но самый необычный фильм о самолете, угнанном в Африку левацкими бунтарями, это, конечно, советская «Хроника ночи» Алексея Спешнева — экспериментальная кинокартина, в которой много вычурной театральности, разговоров о судьбе и смысле человечества, отдельный экран с хроникой, демонстрирующей абсурд и обреченность западной цивилизации и т. п. Снято за три года до событий в Энтеббе.

Впрочем, и о конкретном угоне в Энтеббе снято не менее пяти фильмов.

Конфликты

Сюжет построен на двух ожидаемых конфликтах. Противоречие между высокими целями антикапиталистов и необходимостью захватывать борт, брать заложников и размахивать автоматом перед носом у всего мира и противоречие между антифашизмом немецких левых и антисемитизмом их палестинских братьев по оружию.

У израильтян (Ицхак Рабин и Шимон Перес) своя внутренняя проблема: вести переговоры с угонщиками или готовить масштабную военную операцию на недружественной территории за четыре тысячи километров от Иерусалима? Оптимальным решением оказывается уловка — согласиться на переговоры, усыпить бдительность и нанести военный удар.

Израильтяне показаны как националисты, у которых есть власть, и они упрямо строят своё государство, постоянно балансируя на грани войны.

Арабы показаны как националисты, у которых своего государства нет, и потому они ведут войну, проявляя варварскую жестокость и исповедуя коллективную ответственность.

Немцы показаны как опасные мечтатели с комплексом вины за фашистское прошлое своих родителей, заигравшиеся с оружием и загнавшие себя в ловушку вооруженного подполья, из которой невозможно выйти живым. По сюжету именно они с их партизанским романтизмом и окажутся главными жертвами, которые так никого и не скормили своей революции, кроме самих себя. Политические идеалисты влезают в чужую для них войну двух национализмов (арабского и еврейского), будут использованы одной из сторон и бессмысленно погибнут.

— Ты здесь, потому что ты ненавидишь свою страну, а я здесь, потому что я люблю свою, — говорит палестинский боевик немецкому.

По-настоящему драматично выглядит финальный штурм, эффектно смонтированный с современным танцем известного театра Бат-Шева (названного так в честь его основательницы баронессы Ротшильд) под пасхальную еврейскую песню о религиозном символизме десяти цифр.

В реальности трое заложников были убиты и десять ранены израильскими пулями. Немецкие «герильерос» отказались стрелять в безоружных пассажиров. С израильской стороны погиб офицер, брат будущего премьера Нетяньяху.

В последних титрах подчеркивается, что палестинский конфликт не решен до сих пор.

Портреты

Два центральных персонажа — Бригитта и Вильфред. В реальности между ними были романтические отношения, но в фильме об этом можно только догадываться.

Она ассоциирует себя с харизматичной Ульрикой Майнхофф, одним из первых лиц городской партизанской войны, только что погибшей в тюрьме при не выясненных до конца обстоятельствах.

Розамунд Пайк выразительно играет немецкую террористку: отчаянная мимика, остановившийся стеклянный взгляд, необходимость в таблетках, которые помогают ей сутками без сна поддерживать себя в нужном режиме и подавлять сочувствие к заложникам.

Он — издатель и продавец радикальных книг, который решил войти в историю с автоматом Калашникова в руках. Даниэль Брюль с внешностью а-ля «Джим Моррисон в последние годы жизни» играет доброго внутри левацкого медвежонка, который хочет доказать себе и всем, что способен на нечто большее, чем издательская деятельность.

Летчик (Дени Меноше) озвучивает массовую мораль аполитичного обывателя, обычного человека, считающего, что от сантехников и инженеров есть польза, а революционеры бесполезно рискуют своими и чужими жизнями ради ненасытных химер.

Но немецкие угонщики исповедуют обратный принцип. Перечислив заложникам все грехи «Эйр Франс» перед миром, Вильфред заканчивает свою речь фразой, которая звучит как зловещая шутка: «Вы могли бы выбрать другую авиакомпанию, но вы этого не сделали!» Утопия крайне левых — предельная политическая ответственность каждого. Они мечтают убрать разрыв между частным и гражданским поведением. Им нужен мир без обывателей, в котором ты разделяешь все грехи партий, за которые голосуешь, компаний, услугами которых пользуешься, и отелей, в которых останавливаешься, а если ты не думаешь об этом и живешь, закрыв один глаз, то однажды ты очень больно столкнешься с реальностью.

Бригитта говорит: «Я не хочу прожить бессмысленную жизнь». Для неё «смысл жизни» — это способность брать ответственность за то, что сейчас происходит с миром.

Они всё время повторяют, что евреи, получив моральный кредит и собственное государство после Второй мировой, воспользовались этим так, что их методы и цели стали неотличимы от фашистских. Их объективные союзники — все, кто против мирового центра и капиталистической элиты. Отсюда этот культ третьего мира. «Нам нужны два, три, много Вьетнамов!» — говорил Че.

Насилие — их последний способ коммуникации с системой. Тот, у кого нет серьезного счета в банке, не будет услышан, пока не придет с оружием в банк или пока не захватит лайнер.

Но у капитализма вообще и у западной цивилизации в частности могут быть очень разные враги, и их «единый фронт» всегда выглядит предельно двусмысленно. Завышенные требования к миру неизбежно толкают левых мечтателей в объятия антисемитов и экзотических диктаторов-людоедов — вот главная мораль фильма.

Ты изучаешь критическую теорию марксизма («Никакое оружие критики не заменит нам критики оружием»), оклеиваешь стены яркими радикальными плакатами, ходишь на демонстрации, толкаешься с полицией, разочаровываешься в системе, объявляешь ей войну, ищешь союзников по всему миру, угоняешь самолет — и вот ты уже в гостях у африканского лидера, который держит дома большой холодильник с расчлененными трупами не понравившихся ему подданных. Он приветливо хлопает тебя по плечу.